Воспоминания отца. Алтай — Ташкент История Ташкентцы

Прислала Мария Коровина в ответ на мою просьбу (ко всем обращенную) рассказать о своем отце. Спасибо за воспоминания! ЕС.

За минувший день я успела порядком устать, но больше всего на свете мне хотелось завершить «плановую операцию» и  потому я устремилась к верному своему ноуту — нажимать на его блестящие кнопочки — писать о своём отце. Жизнь у него не простая.
Ну что ж, начнем с биографии. Где родился, из какой семьи, бедный или богатый, счастливый или не очень и самое главное как оказался в Ташкенте, под его смугло-синим небом.
Итак, история моего  отца, Михаила  Коровина, которому суждено было приехать в Ташкент, записанная мною с его слов и в которой оставлено всё как есть…

Родился  я на Алтае. К осени 1933 года, не достигнув семилетнего возраста попал в детский дом города Прокопьевска. Отец, Федор Евдокимович, был сослан в ссылку  пополнив  своим числом  армию разорённых кулаков. Стране нужен был металлургический завод. Так, в дальнейшем, из человека со стальным характером он превратился в человека отливающего сталь. Мать, Федосья Яковлевна, умерла от голода в Нарымской ссылке. Мой дядя Иван, окончивший Бийскую семинарию и являвшийся священником епархии приморской области, был арестован и расстрелян.

После прибытия  в детдом, я был замечен добрейшей женщиной-директором сего учреждения Анастасией Захаровной Кожариновой, которая, соблюдая строжайшее инкогнито ликвидировала в документах моё «кулацкое» прошлое. Тем более я проявлял незаурядное рвение к перекладыванию мыслей из учебников в голову. Анастасию Захаровну привлекала моя неподдельность, стремление к языкам и я был не раз премирован отдыхом в санатории Горного Алтая, а так же экскурсионными поездками в Москву и Ленинград. В этих городах я сам себя не узнавал — любовался и во мне ясно проступало желание учиться в их университетах.

Подошли дни Войны. Из Ленинграда в Мундыбаш была эвакуирована 9-я специальная артиллеристская школа,в которую я самостоятельно определился будучи токарем-фрезеровщиком на электромеханическом заводе в Прокопьевске. Случилось также, что в нашей школе возникли представители 2-го Ленинградского артиллерийского училища, эвакуированного на Урал, для отбора  лучших и бесстрастных, не чувствующих себя чужаками в военном деле. В боевом расположении духа я перевёлся в училище и, попав в разведдивизион, имел все основания полагать это удачей. Теперь моё увлечение немецким было тесно связано с Войной.

Год спустя, по достижению совершеннолетия, я был командирован с дивизией в Чехословакию, в Вышков. Следующей весною нас ждала Венгрия, очнувшаяся после денежной реформы, как после похмелья. Польша, Украина и через пару лет, отмеряя глухие расстояния российской равнины кружением колёс вагона, я ехал из Европы на Камчатку.

Я был азартен. Прикосновение к оружию дарило мне восторг и на момент демобилизации я носил звании капитана.

Дружеский шарж от Союза архитекторов Узбекистана

Мой путь лежал в Омск. Работая на заводе синтетического каучука я поступил в институт на геодезический факультет  и заочно учился во  Львовском  автодорожном на инженера –строителя. Окончил с отличием. Впрочем, на достигнутом я не остановился и поступил в аспирантуру ЦНИИП Градостроительства  в Москве. Впереди была перспектива  собственной московской крыши над головой и хорошей должности, но где то на Востоке уже обрушился в пыль город, окруженный горами.Получив приглашение председателя Госстроя Узбекистана Алексея Тимофеевича Шахова, я выехал в  Ташкент.

Это был 1966 год. Я, только приехав, ходил по улицам в туфлях с сизыми налётами пыли и путался в ажурности узбекской речи. Времени было в обрез и я  осматривал город, в котором лёгкий ветерок спутывал отражения  разрушенных глинобитных мазанок  в арыках  и водных каналах  с золотыми штрихами  солнца ,город  пёстрый, как подстилающийся под ноги восточный ковёр…

Передо мною стояли серьёзные задачи и задача номер один-решение транспортной проблемы.Узкие улицы были завалены мусором и обломками, а плотность магистральной уличной сети Ташкента была в два раза ниже нормативной. Задача номер два запроектировать инженерные сети. Чтобы не парализовать движение строительной техники было принято решение освободить магистральные улицы от уже существующих сетей (водопровод, канализация, теплосеть и газ) и перенести их на второстепенные улицы внутри кварталов.В первые в СССР была запроектирована общегородская система общих коллекторов.

Что ж, мы решали проблему за проблемой.Тысячи мелких деталей из которых складывался новый облик Ташкента. Архитекторы преодолевали барьер несовместимости между теплотой  саманных мазанок и бездушьем бетона.

В конце 1966 года главный архитектор города Якушев дал мне рекомендации на вступление в членство Союза архитекторов Узбекистана. На моём счету уже были архитектурные сооружения, план застройки города Ташкента, проект города Джизака, инженерные расчёты объектов в Самарканде и Бухаре.

Интересно, что восстановление Ташкента изначально не подразумевало строительство метрополитена. Будучи начальником управления инженерного оборудования главного архитектурного управления Таш.гор.исполкома, я предложил сразу наметить трассу возможного метро и запретил прокладку сетей в предполагаемых районах, поскольку перенос инженерных сетевых магистралей в других городах мира достигала половины стоимости строительства самого подземного пути. Уже через два года был утверждён проект единственной в Средней Азии ветки метрополитена.

Помню нашу первую встречу с моим будущим другом, архитектором Савелием Розенблюмом. Я был на работе в Главапу, когда в дверь робко постучали и в кабинет вошёл худощавый, аристократического вида гражданин. Обьяснил суть дела. Оказывается, он автор проэкта Музея Искусств (тот самый «стеклянный куб») и надо бы вопрос решить о подземной части здания, коммуникации которого не вмещались в габариты и занимали часть улицы. Я посмотрел чертежи и увидев, что это интересно, тут же ответил: «Искусство требует жертв!» и подписал разрешение. Розенблюм скосил недоуменные плечи: он был удивлён, что никаких проблем не возникло, хотя его предупреждали, что «этот Коровин — зануда». Мы подружились и поддерживали тёплые отношения вплоть до смерти Розенблюма в Израиле, куда он уехал несколько лет назад…»