“Мне снился папа…” Искусство Ташкентцы

© Мастура Исхакова

Мой отец умер в сорок один год. Я мало что помню о нем. Сегодня день памяти. 5 декабря 1953 года его не стало… Некоторые моменты из жизни…

Мунисе снился папа — молодой, красивый, с улыбающимся лицом. Они шли из детского сада по узкой пыльной улочке. Ноги проваливались в мягкую, теплую, пушистую пыль, клубы которой поднимались, образуя круглые, тающие облака из крохотных пылинок. Сверкая на солнце, они медленно опускались на раскалённую землю. Девочка своей маленькой ладошкой сжимала висящую как плеть правую руку отца. Здоровой рукой он опирался на костыль.  Девочка что-то весело рассказывала, а он, периодически останавливаясь, с восхищением повторял: «Д-доченька, ну бо-олтушка ты у м-меня, оставь не-емного и для мамы!»
Была жара, и хотелось скорее дойти до дома. Муниса потянула отца за руку… Вдруг шатаясь, он начал терять равновесие, она испугалась, крепко обхватила его ноги своими ручками и застыла, боясь пошевельнуться. Папа с трудом удержал равновесие. Потом медленно покачал головой и ласково произнес: «А ты, о-оказывается, с-сильная девочка, м-молодец!..»

…Муниса очнулась и поняла, что это был сон. Женщина даже обрадовалась тому, что здесь, в чужом городе, в незнакомом месте ей посчастливилось встретиться на миг, хотя бы во сне, с отцом. Услышать давно забытый голос. Долгих сорок лет она не видела отца, и почти не помнила его… В памяти Мунисы отец остался в двух или трех эпизодах. Это был первый.

…Уже третий год Муниса была инвалидом второй группы. Лечащий врач-невропатолог успокаивала ее, сказав, что ничего в этом страшного нет. Потому что теперь, не думая о работе, Муниса могла заняться полностью своим здоровьем. Потянулись долгие дни, похожие один на другой. Консультации многочисленных  врачей, медицинские обследования. В скольких стационарах и больницах ей пришлось лечиться! Всё было бесполезно. Боль подкралась незаметно, но однажды вонзилась в тело… Сначала это были дни и ночи, затем недели и месяцы. Но потом Боль полностью завладела телом и душой Мунисы!.. Началась борьба за выживание. Правда, один московский врач в институте нейрохирургии имени  Бурденко как-то, похлопав Мунису по плечу, улыбнувшись, сказал, что от этой болезни еще никто не умирал, но некоторые больные, не выдерживая боли, кончали жизнь  самоубийством. Женщина часто ловила себя на этой ужасной мысли.
В 1991 году распался Советский Союз. Республики стали независимыми. Экономические отношения вышли на новый уровень. Связи между людьми остались еще прежние, так как у многих родственники, друзья жили в разных городах бывшего Союза. Но по новым законам люди, проживающие в них, приезжая в Россию на лечение, должны были сами оплачивать все медицинские услуги, чего не было официально в советское время. А это были не малые деньги. До нужной суммы оплаты операции и поездки в Санкт-Петербург у Джавада не хватало денег. Встал вопрос: где найти эти деньги? Совершенно неожиданно, Джаваду повезло! Появился добрый человек, его друг, который согласился помочь. Он перечислил деньги за операцию, проживание в больнице и выплатил стоимость билетов авиарейса Ташкент – Санкт-Петербург…
Три недели шло обследование. В палате всем сделали операции. Осталась только Муниса. Казалось, что про нее забыли. Боль не отступала, словно соревнуясь с женщиной в терпении и выдержке. После долгих споров врачи, наконец, на консилиуме пришли к единому решению – оперировать! Но они не гарантировали сто процентный результат и откровенно сказали об этом Джаваду. Муниса не раздумывая, написала расписку, этим она подтвердила согласие на операцию.
Операция была назначена на 1июня… На ночь медсестра дала таблетку снотворного, но, несмотря на это, Муниса всю ночь не сомкнула глаз…
«Когда настанет  завтра? Неужели завтра это все кончится?..» – задавала не раз себе эти вопросы Муниса… Она закрыла глаза и отчетливо представила себя на операционном столе… Ей вдруг стало страшно… Вокруг врачи напряженно склонившись над ней, сосредоточенно смотрели в одну точку… Внезапно погас свет и в темноте таинственный голос сказал: «Мы ее теряем…»  
Муниса резко открыла глаза и поняла, что задремала. Она облегченно вздохнула, открыла тумбочку, вынула фотографии и разложила их на постели. Вот они всей семьей на пляже «Пресного озера» в пансионате озера Иссык-куль. Здесь в Москве на Арбате… Как давно это было… Как они были счастливы…
Сегодня предстояла операция, к которой они с мужем шли мучительных два года…
…Наверное, всегда перед важным событием, память возвращает человека в прошлое…
…Когда Муниса повзрослела, мама рассказала ей еще об одном событии. Буквально за два месяца до своей смерти, отец обратился к ней с необычной просьбой:
— Ха-атира, я долго не-е протяну. Послушай… Т-только ты-ы сможешь м-мне по-омочь.
— Что случилось?
— Если м-меня не-е станет, то д-дети не будут но-осить моей ф-фамилии?
— Мы же муж и жена и дали обещание перед Аллахом любить друг друга до конца дней своих…
— Я-я все помню, — разволновался отец. — Но п-пойми меня правильно. П-по госуда-арственным законам у тебя н-нет мужа, и ты – м-мать-одиночка. А главное, мой род прекратится… Я п-по-стоянно думаю об этом…   
— Абдурашид-ака, вам нельзя волноваться.
Хатира налила в стакан холодной воды, капнула несколько капель лекарства и протянула мужу.
— Выпейте, пожалуйста, я вас очень прошу!..
Прошло несколько дней. Хатира оббегала все нужные инстанции, пока собирала бумаги.
Утром первого октября 1953 года Хатира с молодой женщиной поднялись по широкой лестнице больницы. Они о чём-то поговорили и вместе зашли в палату.
…В палате стояла торжественная тишина. Больные лежали на своих местах и внимательно наблюдали. У кровати Абдурашида собрались врач, медсестра, представитель ЗАГСа и Хатира. Абдурашид сегодня был особенно красив. Белая рубашка – яхтак, оттеняла его смуглое лицо. Редкие с проседью волосы, гладко зачёсанные назад, открывали большой лоб. Тонкие ноздри с горбинкой носа слегка подрагивали, выдавая волнение. Лицо Абдурашида было тщательно выбрито больничным парикмахером. Из-под отекших век счастливыми искорками сверкали глаза. А пухлые губы с синевой от болезни расплылись в улыбке. Женщина, представитель ЗАГСа обратилась к отцу:
— Сагдиев Абдурашид, согласны ли вы, взять в жены гражданку Умарову Хатиру и жить с ней по закону Узбекской Советской Социалистической Республики?  
Не дожидаясь следующих слов, папа, как бы боясь, что не успеет, быстро ответил:
— Д-да-да!
Женщина улыбнулась и продолжила:
— Теперь я обращаюсь с этим же вопросом к вам, Умарова Хатира.        
Мама, глядя прямо в глаза мужа, чётко сказала одно слово:
— Да!
— Поставьте, пожалуйста, свои подписи вот здесь! – Женщина наклонилась над отцом и вложила в правую ладонь ручку. Но его рука осталась неподвижной. Абдурашид не растерялся, он подхватил здоровой левой ладонью ручку и долго старательно выводил свою подпись. Стоявшие вокруг люди захлопали, поздравляя новобрачных. У многих на лицах блеснули слёзы…. 
Наверное, Абдурашид, предчувствуя близкую смерть, решил  по всем правилам узаконить свой брак с Хатирой…       
…Муниса лежала и пристально  вглядывалась в качающиеся зеленые ветви огромного клена. От ветра ветки касались стекол окна, позвякивая, словно манили ее во двор, который она еще не видела. За окном было светло как при ранних сумерках. Сейчас в Ташкенте глубокая ночь. Дети спят, как полагается в их возрасте, крепким, сладким сном…
«Больная, откройте руку, я сделаю вам укол!» — услышала сквозь дрему Муниса… 
Каталка была застелена белой простыней. Как ни странно, осмелев, Муниса послала своим подругам по палате воздушный поцелуй, и ее выкатили в коридор. Вдали показался Джавад. Он подбежал к каталке и обнял жену. Она улыбнулась, уткнувшись в родную грудь мужа.
  «Всё будет хорошо, Муниса. Я тебя провожу…» — тихо сказал Джавад.
  Каталка въехала в операционную. Здесь шли приготовления. Операционная медсестра сделала внутривенный укол. Хирург поместил несколько снимков на светящийся экран и стал внимательно их рассматривать. Потом подошел к Мунисе, пожал ей руку и спросил: «Как настроение? Не боишься?»
Муниса медленно покачала головой и увидела перед собой огромный белый шар, внутри которого сидел хирург и что-то бормотал. Ее слух уловил непонятное сочетание звуков:
«И-и-шься-а-а!!! И-и-шься-а-а!!!» 
Эхо уносило звуки все дальше и дальше. Постепенно шар, поднимаясь вверх, медленно удалялся, потом полностью растворился… 
…Муниса с мамой шли по длинному коридору, разыскивая  кабинет какого-то начальника. Он должен был поставить последнюю решающую подпись на документе. Мама уже несколько раз приходила к нему на приём, но каждый раз получала отказ. В этот раз ей пришлось отпроситься с работы раньше и взять из детского сада  Мунису. Они подошли к кабинету, откуда слышался мужской голос, говоривший по телефону. Женщина с облегчением вздохнула и постучала в дверь. Мужской голос крикнул: «Войдите!» 
Хатира, взяв за руку дочь, зашла в большой кабинет. Она поздоровалась и остановилась у длинного стола. Муниса как воспитанная девочка тоже поздоровалась и стала разглядывать комнату. На огромных окнах висели тяжелые шелковые портьеры. В вазах стояли цветы. А стены украшали портреты вождей. Пока она всё это разглядывала, мама о чём-то говорила с начальником. Рассмотрев все портреты, Муниса перевела взгляд в сторону стены, у которой стоял мужчина. В центре над его головой висела картина большого размера, написанная маслом. На ней был изображен Иосиф Виссарионович Сталин. Он стоял в профиль на фоне географической карты с красным карандашом в руке и что-то показывал на ней. Увидев любимого Сталина, Муниса обрадовалась, потянула за руку маму и продекламировала с пафосом, как учили в детском саду строчки из стихотворения: «Хорошая родина есть у ребят, и лучше той родины нет!» — а потом прибавила, показывая на портрет.- «Видишь, мама, Сталин думает о нас!»
Начальник опешил. Он вдруг стал кашлять, налил в стакан воды, глотнул, но, поперхнувшись, еще больше закашлялся. Продолжая кашлять, он схватил бумажку со стола, которую до этого никак не хотел подписывать, вынул из канцелярского стаканчика толстый красный карандаш и размашисто поставил свою жирную подпись. На прощание, последний раз кашлянув, он улыбнулся и сказал: «А ваша дочь хорошо говорит по-русски. Молодец!» 
Когда Хатира с дочкой вышли на улицу, было уже темно.
…Кто-то грубо тащил Мунису за руки. Тело волочили по булыжной мостовой. Было очень больно. Муниса умоляла, чтобы ее оставили в покое. Но эта пытка не кончалась. Перед ней мелькали черные расплывчатые тени. Женщина открыла глаза. Ее ослепили яркие лучи света. Но потом, появилась темная голова, и свет исчез. Голова спросила: «Муниса-а-а, ты-ы  меня-а  узнае-ёшь?» 
Она отвернулась и закрыла глаза. Кто-то бил ее по щекам, протирал лицо мокрой марлей. Мужской голос сказал: «Всё хватит, кажется, она пришла в себя!» 
   Перед Мунисой стоял Джавад: «Как ты себя чувствуешь? Спина не болит?»
Она слышала его голос, но не могла ответить. Язык прилип к нёбу, и совершенно не было сил что-то сказать. Муниса лежала на животе. Джавад опустился на корточки и заглянул в ее глаза. Лицо мужа расплылось в улыбке. Она моргнула в знак того, что узнала Джавада. Он поцеловал жену в шею, осторожно встал, и, обращаясь к кому-то, тихо произнес: «Мне нужно поговорить с врачом, я скоро приду!»
Она хотела сказать Джаваду, чтобы он не уходил, и дал ей пить, но тяжелый распухший язык не позволял ей издать, хоть какой-нибудь звук… Мунису одолевал сон…
Перед ней стоял папа… Позади него вдоль глиняного забора свисали ветки фруктовых деревьев. Одна из них от тяжести низко опустилась до середины забора. Эта была ветка урючины. «Папа, смотрите, урюк. Какой красивый!» Отец с трудом подтянулся на здоровой ноге, наклонил ветку с урюком. «Муниса, я по-одержу, а ты с-сорви урюк!» — крикнул папа, с трудом удерживая тяжелую ветку. Муниса два раза подпрыгнула и сорвала несколько спелых урючин. «Все, папа отпускайте!» — радостно объявила дочь. Оранжевые ягоды были теплые и ароматные. Муниса разделила плод на две половинки. Одну протянула отцу, другую отправила в свой рот.
— Спа-асибо, д-доченька! Та-ак вкусно! — проглотив урюк, сказал папа.
— Да, урюк такой сладкий… А то, что осталось, отнесем маме… А если мы посадим косточку в нашем дворе, из нее вырастит дерево, правда, папа?
— К-конечно выра-астит!
Все косточки от этого урюка Муниса сохранила, они долго лежали в заветной коробочке…
…Кто-то опять истязал Мунису. Теперь пытка была более жестокой. Некто пилил ее спину и ноги. Женщина плакала и просила мужа спасти ее. Издалека послышался голос избавителя:
«Муниса, я здесь. Открой глаза, посмотри на меня!» – Перед ней стоял Джавад. — «Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало!» — Он продекламировал начальные строки   знакомого стиха. – «Посмотри, что я принёс тебе!» – В его руках был огромный букет бордовых пионов. – «С днем рождения тебя!» – Он наклонился и поцеловал жену в щеку.  
По комнате распространился аромат цветов…
…Об отце Муниса знала только по рассказам мамы…
…Сагдиев Абдурашид, родился в Ташкенте, окончил Среднеазиатский институт железнодорожного транспорта. Однокурсники называли его «профессором» за острый ум и энциклопедические знания. Абдурашид был среднего роста, смуглый, с красивыми чертами лица, густой шевелюрой. Единственная девушка на курсе Лариса ответила согласием на предложение выйти за него замуж. Свадьбу решили сыграть после окончания института.
Июльским вечером 1937 года в банкетном зале ресторана «Регина» дипломники собрались торжественно отпраздновать окончание института. После официальной части сели за столы. Начались поздравления, тосты, танцы. Абдурашид сидел рядом со своей невестой, они о чём-то весело болтали. Только сокурсник Тахир сидел с опущенной головой и изредка наблюдал за счастливой парой. Абдурашид и Лариса встали, захватив из вазы несколько спелых вишен, пошли танцевать. Тахир проводил взглядом своих друзей и вышел в фойе. Он попросил у швейцара разрешения позвонить по телефону…
В самый разгар веселья в банкетный зал ворвались вооруженные люди и приказали всем оставаться на местах. Музыка стихла. Наступила гнетущая тишина. Старший по званию  офицер спросил:
— Кто здесь Сагдиев Абдурашид? 
Из глубины зала вышел счастливый жених.
— Ваши документы. Так, Сагдиев Абдурашид… Значит, это вы? Что такой радостный? 
— У нас сегодня большой праздник – отмечаем окончание института! А это моя невеста Лариса! – он обнял за плечи подошедшую девушку.
— Значит, вы в честь праздника рассказывали здесь политические анекдоты? – хмыкнул офицер.
— Что вы сказали, анекдоты? – рассмеялся Абдурашид.
— Теперь послушайте, что я вам скажу. Сагдиев Абдурашид, вы обвиняетесь по статье 131, часть вторая уголовного кодекса Узбекской Советской Социалистической республики, и поэтому как враг народа должны быть изолированы от общества!
– Это какое-то недоразумение!              
— С этим «недоразумением» мы разберёмся в другом месте. Всем быстро собраться! Во дворе ждёт машина, — теряя терпение,  закричал офицер. – Только без разговоров!
…Около двух лет родственники арестованных хлопотали об освобождении невиновных  сыновей. Некоторые из них сошли с ума и всю оставшуюся жизнь провели в психушке. А сам негодяй, по мерзкому доносу которого Абдурашид со своими друзьями просидел в Таштюрьме, скончался в камере от туберкулёза легких. Перед смертью Тахир признался товарищам в содеянном. Чудом удалось спасти некоторых. В их числе повезло и Абдурашиду. Два года, проведенных в тюрьме, не прошли  для него бесследно. Теперь это был совершенно другой человек. Абдурашид вернулся домой на костылях, левая сторона была парализована, а тяжелейший порок сердца выматывал душу. От густой черной шевелюры не осталось и следа. Он с трудом говорил и постарел на пятнадцать лет. И всё-таки Абдурашиду повезло. Он был жив и на свободе!
Так, в прошлом молодой специалист Сагдиев Абдурашид, выйдя в 1939 году из заключения, оказался не у дел. Оставшаяся жизнь его практически была связана с больницей. Иногда, ненадолго наступало облегчение, врачи отпускали пациента домой до следующего приступа…
…Где-то вдали запели петухи. К большому широкому окну подлетели голуби и, воркуя, стали дружно стучать по железному подоконнику. Муниса оглядела палату. Все спали… До рассвета было еще далеко. Она повернула голову к стене и погрузилась в глубокий сон…
…Муниса сидела в сторожке вахтера детского сада. Уже стемнело. Глядя в окно на дорогу, где густо валил снег, Муниса плакала. Вахтер тетя Валя положила перед ней пряник и стакан горячего чая. «Успокойся деточка, мама сейчас придет!» На пороге появилась женщина. Снег полностью покрыл ее фигуру. В руках она держала сетку-авоську с банкой яблочного сока и пакет. «Мама, ты как снегурочка!» Муниса вскочила с табуретки, и быстро стала одеваться. Хатира ждала, когда дочь завяжет шнурки ботинок, наденет пальто и шапку. Они вышли на улицу. Было холодно и скользко. «Держись за меня!» — сказала мама, и показала глазами, на карман своего пальто… Засунув руку в карман маминого пальто, Муниса бежала, старалась не отставать от нее. Они торопились к папе.
Поднявшись по широкой лестнице больницы, они вдруг обнаружили, что дверь  кардиологического отделения была уже заперта. Пришлось постучать. Дверь открылась и на пороге появилась худая женщина-санитарка с недовольным вытянутым лицом. Увидев посетителей, она закричала:
— Вы что стучите? Посмотрите на часы!
Часы показывали половину девятого. Мама умоляла пропустить их, но санитарка и слушать не хотела. «Я позову сейчас дежурного врача, и пусть она с вами разбирается!» – взяв ведро со шваброй, она ушла. Немного подождав, мама дала дочери в руки авоську с банкой, карандашом написала большую цифру 5 на пакете и показала в глубину коридора: «Муниса, дойдёшь до середины коридора, увидишь палату с этим номером, там наш папа. Иди скорее!», — она подтолкнула девочку и села на стул.
Муниса побежала по коридору, нашла нужную дверь, открыла её и заглянула в палату, где громко смеялись. Видно у всех было хорошее настроение. Среди мужчин она не сразу узнала отца. Смех стих и знакомый голос позвал: «Ой, д-доченька, ты? Что т-а-ак поздно? Иди к-ко мне!» Посмотрев в сторону, откуда донесся родной голос, она увидела отца. Муниса бросилась к нему. Они обнялись. Сердце бешено стучало, казалось, что вся палата слышала биение сердец – Мунисы и отца. Папа прислонил заросшую густой щетиной щеку к лицу дочери и поцеловал ее в лоб. Муниса отстранилась.
— Ой, колется! — ей не понравилась его колючая борода.
— А где м-мама? – спросил отец.
Не успела девочка открыть рот, как в палату влетела санитарка с врачом. «Ты посмотри, вот она где!» — Санитарка схватила девочку за шиворот, выталкивая ее за дверь, женщина кричала: «Уходи, отсюда!»
«Отпустите девочку! Она не виновата!» – стараясь хоть как-то защитить дочь, крикнул Абдурашид. – «Будьте же людьми!..» – слабеющим голосом прошептал он. Его лицо побелело. Он попытался встать, но вдруг схватился за сердце и медленно опустился на кровать…
Муниса бежала по коридору к маме. Увидев плачущую дочь, она поняла, в чем дело… Этот холодный декабрьский вечер был, последним днем, когда Муниса видела отца живым… Утром Хатире в больнице выдали свидетельство о смерти мужа, где было написано, что «5 декабря 1953 года, в 23часа 20 минут, вследствие острой сердечной недостаточности, обширного инфаркта Сагдиев Абдурашид, скончался…»
Мунисе снова снился папа… Он сидел на кровати, прижав нежно к себе дочь. Небритый подбородок больно кольнул щеку Мунисы…
 
Ташкент. 10.03.2012 год.