Обретение. Мемуары Рафаэля Кислюка. Часть пятнадцатая История

Чтобы написать “Интердевочку”, Кунин три месяца жил в гостинице “Пулково”, там была группа ментов, которая вылавливала “интердевочек”. Володя с ними общался, говорил, что он хочет написать книгу о их жизни. Девочки с ним делились, и все, что в этом фильме – это лишь небольшая часть его записей, встреч с ними. После выхода фильма к нему шли от этих девочек благодарственные письма.

Личная жизнь Володи складывалась непросто. Он в своих произведениях описывает некоторые моменты ее. В двадцать лет он впервые женился. Скоро родился сын, назвали его Владимир. Через два года они с первой женой разошлись. С бывшей женой произошло несчастье, она со своим приятелем утонула. В то время Кунин вторично женился и его жена Ирина взяла маленького Володю, вырастила его. Учиться сын не хотел, болтался в разных компаниях. Начал работать водителем. С отцом отношения совершенно не сложились. Вероятно, в основном в этом повинен отец, но чужая семья – потемки. Ира жалела приемного сына, отношения у них были очень хорошие. Младший Владимир женился, отец купил ему квартиру, обставил ее и очень хотел наладить отношения, но ничего из этого не получилось. Они не виделись годами. С Ирой же он встречался, звонил, когда не было отца.

Сейчас, уже более десяти лет, Кунин живет в Германии, в Мюнхене, и я утерял с ним связь. Хотя отношения у нас были отличные. Встретился с ним в Польше, совершенно случайно. Я прилетел в командировку рассмотреть вопрос закупки трехсот станций техобслуживания с полным комплектом оборудования. В Варшаве уже были представители Министерства внешней торговли, они меня встречали вместе с польским заместителем министра. Привезли меня в гостиницу, я начал оформляться. И вдруг вижу: по лестнице спускается Кунин. Мы оба обрадовались, и он выразил желание поучаствовать в моем турне по польским заводам. В первый же вечер познакомил меня с Янушем Пшимановским, автором фильма “Четыре танкиста и собака”. В свое время этот фильм пользовался большим успехом, это был первый сериал в СССР.

Пшимановский пригласил нас к себе домой, познакомил со своей женой – пани Марией. Она очень серьезная женщина – майор Госбезопасности. Во время войны она застрелила наместника Гитлера Гейдриха. Пшимановский был большой любитель женщин, и конечно, пользовался у них успехом. Но все его похождения были глубоко законспирированы.

Когда мы на двух машинах подъехали к чешской границе, чехи из фирмы “Мотоков” ждали нас и пригласили на обед. Визы в Чехословакию у нас ни у кого не было, но они договорились с пограничниками, и мы вместе с начальником польской погранзаставы поехали на обед. Обед продолжался, мягко переходя в ужин. Мы остались ночевать в Чехии. На другой день снова в путь. Чехи, зная меня по Тольятти (они были у нас, и я их принимал), подарили мне два десятка коробок с изделиями из чешского стекла. Зачем об этом пишу? Потому что так и не увидел, что же это за стекло. Дело в том, что на обратном пути мы были на заводе в Кракове и пошли ужинать в стриптиз-ресторан. Когда после ужина вернулись к машинам, то увидели, что нас ограбили. Наши личные вещи остались целы, но все коробки с подарками исчезли.

Была у нас еще одна встреча в Питере, на юбилее Кунина в в июне 1987 года – ему исполнилось шестьдесят лет. Сам юбилей прошел хорошо, было много народа. Известные актеры, режиссеры, писатели. У Володи утром так тряслись руки, что он не мог себе налить и опохмелиться. В это время он закончил сценарий или повесть “Интердевочка”, и мы с Сонечкой прочли это произведение. Впечатления у нас были противоположные. Скоро Кунины уехали в Германию, и наши пути больше не пересекались. Он нам не звонит, а где он – мы не знаем. По его последней книге “Мика и Альфред” у меня сложилось впечатление, что остался один. Ему семьдесят четыре года. Вот такая грустная история о Володе Кунине.

Я бы хотел рассказать о своих семейных делах. Ирина кончила школу, поступила в институт, наш Тольяттинский политехнический. В школе получила права на вождение автомобиля, но почему-то дело не пошло, хотя она уверенно рулила. Лев кончил институт. Неплохо играл на гитаре, писал песни. После окончания института по собственной инициативе пошел служить в армию. В Прикарпатском военном округе в городке Перечин, рядом с Ужгородом, стоял полк самоходной артиллерии, куда и направили служить Льва. Он был назначен начальником связи полка, одновременно организовал учебную группу по рукопашному бою, где и преподавал. В этот период я организовывал станцию в Ужгороде и пару раз приезжал к нему.

В это время я должен был в Киеве встретиться с секретарем ЦК Украины по целому ряду вопросов. Я сразу лечу в Киев и там, сходя с трапа самолета, мне стало плохо. Меня отвезли в институт кардиологии им. Стражеско. Осмотрели, послушали и сказали, что обязательно нужно лечь в больницу. Я там и остался — правда, на другой день все-таки съездил в ЦК на встречу с секретарем. В больнице сделали все анализы и провели лечение в течение месяца. Профессор, которая меня лечила, сказала, что мои родители оставили мне очень мощный и хороший организм, но я сознательно его разрушаю. Интересен такой факт, когда у меня брали кровь из вены на анализ, то вена лопнула, и образовался большой синяк. Медсестра мне говорит:
– Бросьте курить, Вам это очень вредно, вены – как бумага, они не эластичны.
Я бросил курить и через год снова приехал в институт на проверку. Та же медсестра брала у меня кровь и сказала, что я молодец, вены стали эластичней, и за год намного улучшилось кровообращение. Я понял, что курить действительно вредно.

….Есть принцип — добро нужно делать избирательно и без излишеств. Вот маленький примерчик. В Ленинабаде, ныне Ходженте – это Таджикистан, существует хороший ковровый комбинат. Пользуясь тем, что двенадцать лет отработал в Ленинабадской области, на атомном комбинате, я попросил секретаря обкома продать нам в службу АвтоВАЗтехобслуживания одну тысячу ковров разных размеров. В то время это был большой дефицит. Нам все это продали, и директор Ленинабадского центра привез ковры в Тольятти. Практически уже были проданы все ковры. Неожиданно меня встречает в коридоре одна наша сотрудница – заместитель начальника отдела — закатывает сцену. Ей нужен, видите ли, ковер размером два на три метра, а ей продали – два с половиной на три метра.
Для отдыха сотрудников Управления мы купили списанный большой пароход, бывший флагман на Волге “Ульянов-Ленин”. Сделали хороший ремонт. Земснарядом намыли вокруг песок, и все было в лучшем виде. Профсоюз нанял директора и других работников. Задействовали общий дом отдыха. Я все время просил профсоюзных деятелей, а у нас было два освобожденных работника, контролировать работу на пароходе. Меня заверяли, что все отлично. Как-то раз, в середине недели, я решил проверить положение. И что же увидел! Десяток кают занято посторонними людьми, которые напрямую платили директору, а он делился с профсоюзными деятелями. На палубе несколько браконьеров разделывали белугу. Беспредел был полный. Мы немедленно продали этот пароход, а большой дебаркадер отдали детям под морской клуб “Моряна”

Когда у кого-то были серьезные проблемы со здоровьем, мы принимали самые радикальные меры. Подключали московские медицинские учреждения, санитарную авиацию. Такую помощь оказывали не только своим сотрудникам, но и многим работникам завода. В случаях гибели кормильца мы на себя брали определенные обязанности по оказанию помощи. И как пройти мимо?
Все это шло параллельно с развитием сети как вширь, так и вглубь. У себя в кабинете в новом здании я повесил огромную авиационную карту Советского Союза размером метров пять на три. Командир авиаотряда аэропорта Курумоч генерал-майор Михаил Дубровский, мой приятель. На ней карте я лично ставил флажки на завоеванных нами территориях. На городах и поселках, где мы организовали наши предприятия. Каждый флажок – это огромная работа по отчуждению территории, проектные работы, создание коллектива, работа с местными органами. Нужно было обеспечить их оборудованием, специальным инструментом и кучей разного рода документации. О последнем скажу особо.

Во-первых, все, что мы делали, было в новинку. Соответствующей документации в стране не существовало. Нужно было разработать десятки процедур на все случаи жизни. Эти операции проводились постоянно. И сегодня станции и центры работают по процедурам, разработанным нами и мною утвержденным. В принципе, все, что сегодня делает автосервис по всей стране, развивалось, осваивалось и разрабатывалось при нас!. Единственное, что в то время не делалось, так это тюнинг. Хотя начало и этому было положено в наше время.
При создании проектов автоцентров мы учитывали продажу автомобилей. Причем эта операция у нас была организована по всем правилам науки. Обязательно проводилась предпродажная подготовка автомобилей. Сейчас этого почти никто не делает, а завод с этим соглашается, так как автомобили продают во всяких “шалманах”, где даже забыли такой термин предпродажная подготовка, да и многое другое. Очень обидно, что служба автосервиса существует чисто формально. Сотни людей на глазах у руководства завода, по сути, выведены из сферы автосервиса.

Все вроде бы налаживалось. Был создан прекрасно работающий коллектив, способный четко выполнять свои разносторонние функции. Решать оперативно аварийные вазовские проблемы по вопросам качества. В этот период становления “АВТОВАЗа”, то и дело возникало уйма вопросов по поводу неожиданно возникающих серьезных дефектов автомобилей. Которые дефекты могли свести “на нет” труд многотысячного ВАЗовского коллектива, и сотен предприятий-смежников, обеспечивающих “АВТОВАЗ” комплектующими. Приведу лишь несколько случаев, когда наша служба буквально спасла завод от огромных неприятностей.

В автомобилях есть система вакуум-усилителя тормозов. В нее входит конструкция наподобие кастрюли, с герметично закрытой крышкой. Крышка штамповалась из листа определенного качества и толщины на Димитровградском автоагрегатном заводе, который являлся дочерним предприятием “АВТОВАЗа”. Как-то там не оказалось листа нужной толщины, и директор дал разрешение делать эту крышку из более тонкого металла. Эти изделия установили более, чем на тридцати тысячах автомобилей, и только после этого обнаружили страшнейший дефект. Автомобили были проданы, и жизнь владельцев оказалась в смертельной опасности. При резком торможении герметизация нарушалась, и тормозная система отключалась. Мы за две недели нашли эти десятки тысяч автомобилей и заменили бракованные вакуум-усилители тормозов. Как все происходило. Сотни наших специалистов на автомобилях, самолетах разъезжали по стране, развозили эти изделия и помогали их менять. Сложность была еще в том, что на заводе в наличии этих изделий не имелось. Изготовить такое количество, да еще сверх плана, было практически невозможно. Приходилось нашим специалистам ездить по станциям и забирать вакуум-усилители из запчастей. Это был кошмар, но мы сумели все преодолеть и главное, избежать жертв.
Много нервов стоила эпопея с загораниями автомобилей. Произошло вот что. Есть в автомобиле переключатель отопления, он крепится к кронштейну болтиком длиной шесть миллиметров. У исполнителей этого болтика не оказалось, и они заменили его на аналогичный, но длиной десять миллиметров. Болтик стал выступать, и об него терлись два проводка, которые затем перетирались, замыкали, и начинался пожар. Сгорело полтора десятка “Жигулей”, прежде чем разобрались, в чем дело. И опять по всей стране тысячи автомобилей потребовали замены этого болтика, и только наша система смогла с этим справиться.

Или вот на машинах стали отваливаться колеса, причем это происходило на ходу, и произошло много несчастных случаев. Дело в том, что при проектировании конструкции автомобиля шаровые опоры по конструкции и по материалам рассчитывались итальянцами на европейские дороги. А ведь есть у России особенность – дураки и дороги, вернее, отсутствие дорог. На шаровой опоре был тоненький резиновый чехол, а смазка опоры была слабенькой. И вот десятки тысяч машин стали выходить из строя потому, что чехольчик рвался, а смазка от песка, грязи и пыли не работала. Опора выходила из строя, и колесо отваливалось. Срочно была переработана конструкция опоры. Вместо смазки – тефлоновое заполнение. И также менялись шаровые опоры на тысячах автомобилей. Я сам ездил в Грозный с двумя чемоданами опор.

Очень характерна проблема с распредвалами. Началось с того, что нефтехимики перестали закупать в Англии присадку в моторное масло, которая предотвращала коксование его. В распредвале существуют отверстия для прохода масла, но эти отверстия очень маленького диаметра. Как только стало заливаться масло без этой присадки, отверстия закоксовывались, масло не поступало, и распредвал выходил из строя. Явление это стало настолько массовым, что здесь уже требовались не штуки, не тысячи, а сотни тысяч распредвалов. Надо сказать, что за рубежом этого не произошло в связи с тем, что они не внедряли таких умных предложений. Началась огромная работа по замене валов, но главное, что и завод нам их не давал. В.Н.Поляков ушел с завода в министерство, а новый генеральный директор, не понимая или не желая понимать, нам давал крохи в запчасти.

План по производству распредвалов в запчасти по заводу составлял шестьсот тысяч штук в год, на все наши запросы отдали всего шестьдесят тысяч, а на продажу пустили двести тысяч. Остальное – за рубеж, хотя там потребности практически были мизерные. Мы у себя начали создавать мощности по восстановлению распредвалов. Это было очень серьезное производство. И надо отдать должное Владимиру Обломцу – директору завода ГАРО и В.Я.Лушпаеву – директору симферопольского автоцентра, которые отлично справились с этой задачей. Это лишь несколько ярких примеров важности фирменной сети автосервиса.

В жизни часто бывает так — после широкой светлой полосы начинается еще более широкая полоса плохого, темного.

Осенью, точнее, в начале зимы 1980 года Соня шла в институт на работу. На тротуаре был ледок, припорошенный снегом. Она наступает на такое место и падает на спину. Этот трагический случай перевернул всю нашу жизнь. С одной стороны, в феврале родилась внучка, в июле внук, и все было нормально. Вдруг – резкий поворот. При падении произошел компрессионный перелом позвоночника. Поместили жену в медгородок автозавода в реанимацию. Боли ужасные. Я звоню в Москву своему самому близкому другу Дурсуну Черкес-Заде. Он крупный ученый, профессор травматологии ЦИТО (Центрального института травматологии СССР). На второй день, Дурсун прилетает в Тольятти. Оказалось, что уложили Сонечку неправильно, даже матрац был положен обратной стороной. Но Дурсун все исправил, повесил груз для вытяжки и прожил две недели, ежедневно дежуря в реанимации, и заодно сделал несколько операций другим больным. Дурсун Исмаилович Черкес-Заде мой самый близкий друг. С годами, кажется, становится все красивее настоящей мужской красотой. Густые седые волосы, крепкое телосложение, неторопливая речь. Вся его семья была в то время мысленно с нами: сыновья – Тариэль и Дмитрий, жена – Наташа.

Три с половиной месяца – жизнь в реанимации. У детей свои заботы, я вставал в пять утра, варил бульон, ехал в больницу, кормил. Днем опять в больницу, вечером то же. Через три с половиной месяца Дурсун снова прилетает к нам. Поднимает Соню с кровати и учит ходить. Десять дней на учебу – и перевод в палату, в отделение терапии. Мы столкнулись с кошмаром. Вроде есть семья, дети, а на поверку мы вдвоем. После реанимации еще два месяца в больнице и год – в строгом корсете, в котором нельзя сидеть. Только стоять или лежать. После этого всего – еще корсет, посвободнее, мягкий, но тоже удовольствия никакого.

И вот в это время, полное для меня трагизма, начинается травля. Скорее я бы назвал это на охотничьем языке загоном. Все было продумано заранее, у каждого участника своя роль. В роли главного загонщика выступал мой заместитель Г.Кипорук, видевший себя уже на месте начальника АвтоВАЗтехобслуживания. Нет, недаром же сказал великий Шота Руставели: “ Недруга опасней близкий, оказавшийся врагом”.

Вместе с папашей, поднаторевшим в таких делах партийным функционером, он начал рассылать “сигналы” во все возможные инстанции — КГБ, МВД, ЦК КПСС, комитеты партийного и народного контроля, во все центральные газеты. Что Кислюк , де, взяточник, накопил уже несколько десятков килограммов золота и бесчетное количество антиквариата, создает преступные группы в регионах с целью мздоимства. Отец Кипорука пошел в партком завода и начал требовать, чтобы меня сняли с должности, основания он приводил самые нелепые. В то время секретарем парткома был у нас Карнаухов. Часто партийными функционерами становились хорошие и умные люди, но Карнаухов был исключением, к тому же страстно желал нажить политический капитал в качестве “борца за правое дело”.

Мне совершенно не хотелось вспоминать схватке с “черным пиаром” бывших советских журналистов. Но без рассказа об этом книга была бы неполной. Сразу оговорюсь — у меня есть много друзей в журналистской среде, которые чистоплотны как в человеческих отношениях, так и в своем творчестве. Итак.