Пройдёмся по Бродвею. Часть четвёртая История

Автор Татьяна Перцева.

(Часть 1, часть 2, часть 3)

— С добрым утром, прогульщики и прогульщицы! — весело восклицает Элвета. — Подозреваю, что бродить по ТЕАТРУ вам уже надоело. Потерпите немного… Смотрите! В задней стене сцены открываются огромные створки дверей. Во всех российских театрах их называют «царскими воротами». Но цари здесь ни при чём. Через них выносят и вносят декорации. Но нам туда не надо. Нам вот сюда, вверх по ступенькам в узкий коридорчик, в котором запрещено курить по-русски и по-узбекски (на латинице). И вот тут предлагаю разделиться по интересам. Мальчишки пойдут к реквизиторам в ближайшую дверь, а девчонки на второй этаж, в костюмерный цех. В реквизите много всякой бытовой хурды-мурды (посуда, всякие предметы быта, веера, сделанные бутафорами, стопки книг из папье-маше) и оружие (!). Вот от него вас, пацанов, не оторвёшь. В годы революции много чего поднакопилось, так много, что излишки свезли в театр. Винтовки, пистолеты, револьверы, кинжалы, шашки, сабли, рапиры и т.д. Да ещё в красивых ножнах и с дарственными надписями. Где же были тогда этнографы и краеведы? Девчонки, за мной! На второй этаж по узкой лестнице, мимо каморки сапожника! За дверью костюмерного склада полутьма и запах театральных костюмов. Длинные платья подвешены к высоким палкам. Можно выбрать себе любое, поднырнуть под подол, залезть в него, как в палатку, и мечтать. Здесь тоже много интересных вещей, отобранных у буржуев. Шляпы, перчатки, накидки, сюртуки и фраки. А вот это цилиндр-шапокляк.

Жёсткий чёрный диск на вид, а если хватит сил встряхнуть его или щёлкнуть по нему как следует, откроется блестящий шёлковый цилиндр. Парчи довольно много, как и в других театрах. Церковные облачения достались Мельпомене. Ну пошли дальше? От дверей костюмеров поворот влево и мы… в аду! Короткий узкий коридор. По обе стороны двери в довольно тесные гримёрки. В них очень всё по-спартански. Вдоль стены общий прилавок с выдвижными ящиками, маленькие зеркала, в углу чудом притулилось трюмо. Актёры мчатся во весь опор на сцену и со сцены, костюмеры машут огромными утюгами… На сегодняшний взгляд, условия чудовищные, но тогда всё казалось в порядке вещей. Если дышать нечем, можно выбраться на маленькую балахону в конце коридора. Кстати, за последней дверью справа — владения инспектора сцены Мирского. На нем — организация творческого процесса, а также тащить и не пущать, пресекать всякое баловство и вольности в рабочее время. Все это это его служебные обязанности. Он блестяще их исполнял. Как же его все боялись, даже дети! А вот на первом этаже в углу, в двух закутках, побольше и поменьше, сидели почтенные дамы, ведущие актрисы, служащие в театре с момента основания или около того. Кто они? Жрицы, властительницы дум или рабыни ТЕАТРА? Всё в их судьбах давно и без сожаления брошено на алтарь искусства… Сильные характеры, большие страсти и одиночество… Возле самой лестницы комнатка гримёров: парики на деревянных болванах, плойки, килограммы гуммоза для фальшивых носов. Здесь могли всё! Но это совсем другая история… А нам пора на солнышко. Через небольшой актёрский дворик за зелёным забором попадаем в типично восточный внутренний двор с фонтаном. Сюда мы уже заглядывали. Вот по этой дурацкой лестнице карабкаются на крышу довольно пожилые портные. Невероятно, но именно там расположен большой скворечник-пошивочный цех. По правую руку остаются двери фойе, а нам налево. Мы снова в здании театра, но теперь в его правом крыле. Там поначалу и находился буфет, продавали мороженое в стаканчиках и газированную воду. Напротив столба с четырьмя зеркалами -две двери. За правой — большой, светлый зал, угловое помещение. Окна смотрят на Карла Маркса. Здесь театр кончается. Изначально это репетиционный зал, но его оккупировали художники. Растянули на полу большой кусок холста и пишут вполне реалистический пейзаж. Природа в натуральную величину. Мода тогда была на «писаные задники». За левой дверью, через коридорчик-кабинеты главного режиссёра и директора и второй репетиционный зал, холодный и неудобный. Но народу там сегодня полно. В ТЯТРЕГОРЬКАВА затеяли ставить трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта». Вот пригласили профессора Абрама Эфроса, театроведа, переводчика, преподавателя театрального института. Беседа на тему «Шекспир и его время». /Кстати, к нам на факультет его тоже приглашали. Это он высказывал мнение, что беда Отелло — в излишней доверчивости и благородстве, ага, как же! Командующий войсками на Кипре, да еще и ставленник такой интриганской республики , как Венеция — и сплошная доверчивость! Ну-гу….Т. П. / Тссс! Пока все на лекции, заглянем в кабинет директора. Кошмар в духе Стивена Кинга! В красный небольшой кабинет каким-то образом затолкали гарнитур в стиле ампир. Тяжеленные кресла, стол и диван с бронзовыми скульптурными нашлёпками. Двуглавые орлы, львиные морды, когтистые лапы вместо ножек! Просто можно сойти с ума! Откуда это богатство? Не иначе из резиденции генерал-губернатора. А какая здесь библиотека!!! Брокгауз и Ефрон, Метерлинк, Кнут Гамсун … Пытливое око борцов с крамолой никогда не заглядывало в эти шкафы. Ну всё, прогульщики и прогульщицы, пора по домам! Выходим на Карла Маркса через тот же тёмный вестибюль. Что это за задрипанный грузовичок стоит перед входом? Какие-то люди во всём сереньком, в кепочках и платочках, залезают через борт в кузов… Да это же актёры и актрисы театра им. Максима Горького на выездной спектакль в Чирчик отправляются. А автобуса у театра ещё нет, на грузовике колесят по пыльным дорогам.
P.S. Портик с колоннами и боковое фойе со стороны двора пристроили в 1955г.

В который раз восхищаюсь невероятной памятью Элветы. Но я сегодня немного о другом. Всячески мною уважаемый Фаим Ильясов немного неправ насчет названия «Бродвей». Оно появилось в середине пятидесятых, одновременно со стилягами. Стиляги хиляли по Бродвею, помните?! Бродвеем называли улицу Горького в Москве, которая служила тем же самым целям, что и улица Карла Маркса в Ташкенте. Честно говоря, ташкентцы просто собезъянничали. Вечерами местные стиляги и просто молодежь выходила гулять на Бродвей. Там знакомились, там завязывались романы, там рушилась казавшаяся вечной любовь, и наоборот рождалась новая вечная… там мирились, ссорились и расходились навсегда. Недаром же я писала когда-то: выходишь на Бродвей идешь, киваешь налево и направо. Конечно, мои прогулки начались где-то в конце пятидесятых и закончились в середине шестидесятых…

Человек я нетерпеливый, поэтому хиляю мимо театра, магазина культтоваров, быстренько перехватываю салатик в «Москве, снова перехожу улицу, и мимо гастронома, вперед, к магазину «Динамо» ни тогда, ни сейчас меня он не интересует, а что это за огромное официального вида здание рядом с Динамо»? Кто-нибудь помнит?
Похоже, не помнит, но зато Константин Ташкентский помнит старый-престарый анекдот:
— Слово «хилять» навеяло анекдот, гулявший по Ташкенту в середине 60-х годов:
«Идет бабулька по улице, навстречу ей стиляга:
— Скажи, сынок, как пройти на улицу Горького? Стиляга отвечает:
— Во-первых не сынок, а чувак. Во-вторых не пройти, а прохилять. И в-третьих не улица Горького, а Пешков-Стрит.
— Спасибо, сынок.
Идет она дальше, видит милиционера:
— Эй, чувак, как прохилять на Пешков-Стрит? В ответ:
— Хиппуешь, плесень?»
В молодости всем хочется выделиться, это нормально.
Еще как нормально! И анекдот был очень-очень известен. И даже без анекдота тогда был такой жаргон, и говорили именно так: чувак, чувиха, хилять, сбацать рок, склеить…не фонтан….

Вот и Акулина его помнит.

— Очень знакомый анекдот, прямо детство вспомнилось. А еще по поводу географии: Чувак берет такси :»Шеф, вези до бороды, оттуда до лысины, а потом к клюшке поедем». То есть, объехав гуляемые сейчас места, выбрался на «Светлану.»

А меня пока-что разбирает безумная зависть: — Да, забыла добавить: меня на эту директорскую библиотеку не было! Тогда имена Гамсуна и Метерлинка звучали для меня чем-то, вроде молитвы. А Гамсун был вообще запрещен, по причине сочувствия гитлеровской Германии и профашистских взглядов, что мне лично непонятно и странно: человек такого таланта не мог не видеть, что представляет собой  философия фашизма!

Вот Элвета понимает мои страдания и сочувствует:
— Tanita, я знала, что тайны директорских шкафов пронзят вас в самое сердце!!! Да, книги там покоились с 1934 г., наверное. Но ведь, если бы все знали про те сокровища, шаловливые ручонки изъяли бы Гамсуна. Мебель куда-то «ушла» перед землетрясением. Где сейчас всё это?
— Мебель украшает кабинет «нового узбека». Книги, скорее всего, просто выбросили. Кстати, Метерлинк и сейчас остается для меня одним из самых завораживающих писателей. Не знаю, почему на меня так действует тема смерти в его пьесах. Впечатление. что его герои постоянно идут с ней рука об руку, не ропщут, а только предчувствуют и смиренно ждут….
Элвета, а забежим на секунду в «Минутку», а потом в «Детский мир» ? Помните, какие там были елочные игрушки? И расписные потолки… как быстро все проходит… хоть и поперек времени и пространства…

— Те игрушки я вынесла во двор в Свердловске, когда маму перевозила. На лавочке стоял открытый старорежимный чемодан, под белым тюлем мерцали (или сверкали?) игрушки. А вообще, TANITA, не надо грустить! В наших прогулках я не досчиталась двух художественных салонов. В одном (возле Детского Мира) продавали кисти, краски; в другом (за «Динамо») — произведения прикладного искусства Узбекистана.
— А вот не поверишь, Элвета, те игрушки до сих пор у меня есть!! При всех переездах уцелели. Большая коробка. Такие игрушки сейчас считаются антиквариатом. Очень жаль. что я так и не смогла вывезти из Ташкента игрушки сороковых-пятидесятых. Только начала-середины шестидесятых. Да, насчет салонов, кисти и краски мне были ни к чему. а во втором я покупала очень забавные игрушки, деревянные и глиняные. но вот они не сохранились, к сожалению.
А вот про «Детский мир» так никто и не вспомнил. Снесли и забыли… а и там были потолки расписные, голубой фон, хороводы детей в венках, с игрушками. Вот уже не помню… по-моему, там пол располагался в двух уровнях, внутри были какие-то ступеньки, или я ошибаюсь?
 
Ну, вот, потихоньку добрались и до главного здания. Дворца Великого князя.  Сколько о нем сказано, написано, сколько раз его фотографировали и рисовали! К сожалению , интерьеров теперь не увидать. А еще в конце восьмидесятых можно было. Там было нечто, вроде музея истории Ташкента. Ключи от города. Документы. Вещи из раскопок…. И отреставрированные залы. И замечательная резьба по ганчу, и, кажется, алебастру. Прогульщики и прогульщицы, как говорит Элвета, кто ходил в кружки при Дворце пионеров? Я играла в оркестре. В первых скрипках. Моя знакомая пела в хоре. А какие там лекции читали… И каждый раз, приезжая в Ташкент, я шла к своему любимому крокодилу с лягушками. У меня еще любимые животные были — львы у Главпочтамта и этот крокодил. Так хотелось присесть на лягушку, но я уже взрослая была, неприлично. Не помню, чтобы фонтан когда-нибудь работал, и крокодил с лягушками скучали… Но я их люблю и сейчас…независимо от того, сохранились ли…

А дальше, за трамвайной линией, потом построили потрясающие каскады, куда по вечерам стекались люди, Никаких точек общепита. Просто много-много воды,  прохлада и веселые мальчишки-озорники, которые вволю плещутся в воде, а взрослые их не останавливают. И мельчайшие брызги, колющие лицо и плечи. И таааааааак хорошо! И любимая библиотека Навои на площади: полутемные залы номерки с местами, где некоторые прогульщицы в полном смысле этого слова торчали часами и днями, вместо того, чтобы сидеть за партой.
Как же изуродовали Бродвей, установив там после землетрясения невероятно бездарную статую Дзержинского!!! Гранитную, кажется. Слава богу, убрали!

А в конце восьмидесятых Бродвей сделали пешеходным. Там, как на Арбате, стояли художники. Рисовали портреты, Людей по-прежнему было много. Шашлыки жарили. Можно было на тележке, запряженной лошадкой покататься.  Только в воздухе чувствовалось напряжение разгара перестройки….

А в моей молодости это была какая-то легкая, радостная  атмосфера. Вечный праздник, особенно по вечерам. Гуляли не по магазинам. Гуляли, чтобы встретить знакомых, перекинуться словом, состроить глазки, пофлиртовать….. и казалось, что все-все будет в жизни так же легко, празднично, прекрасно….  И стук каблучков, и асфальт весь в ямках от шпилек, и узкие брюки, и юбки-кринолины, и прически со зверским начесом, и «я у мамы дурочка», и галстуки «пожар в джунглях»… все это было, куда-то ушло, разве что в нашей памяти осталось…
Но ведь мы живы? И это уже счастье!