Отзыв о книге Николая Бондаренко «Стихотворения в дереве» Искусство

Отзыв от  Салима Фатыхова, ташкентца, доктора культорологических наук, который живёт в Челябинске. Напомню, что публикация о книге здесь.

Жизнь, ограничивая в нас степень волнения, приучает смотреть на явления бытия с точки зрения их утилитарности и даже профанности. Но она бессильна подавить эмоции, если они враз, могучей волной охватывают тебя и заставляют открывать новые смыслы, или же вспоминать прежние откровения твоего сердца. Именно такие эмоции я испытал, когда бережно взял, ошеломленно просмотрел и прочитал, дорогой Николай Алексеевич, твою восхитительную книгу  «Стихотворения в дереве». Может ли природа и ее объекты включаться в бытописание и в историографию человека? Да, если этот человек – творец, если он по закону партиципации (сопереживания) сможет увидеть в самой этой природе тот безграничный символический и знаковый код, которым она обладает.

Ты, дорогой Николай Алексеевич, увидел, расшифровал этот код и предоставил нам возможность с помощью него взволновать, вырвать из обыденности данное человеку интенциональное сознание. На это способна только неординарная личность, каковой ты и являешься. На это способен творец, сумевший заставить остывшую плоть древес отражать человеческие смыслы, человеческий взгляд на сущее и сущность. Я своим студентам говорю, что высшая степень эстетической объективации мира – это палеолитическая пещерная живопись, возникшая 40-45 тысяч лет назад. Что это и есть начало эстетического восприятия бытия, осознания и выражения собственного Я. Увы, я все больше и больше убеждаюсь, что живопись и коропластика палеолита – это лишь финал пробуждения художественного гения человека, который далее развивался по другим, цивилизованным  мотивационным толчкам. С недавних пор я стал думать, что художественное творчество человека столь же протяженно по времени вглубь, сколь протяженно в нем слово как знак и символ, способный выразить  твои чувства и донести их до другого.

Я стал задавать себе вопросы: почему же нельзя считать первыми художественными   формами татуировку на теле наших далеких предков, живших и 200 и 300 тысяч лет назад? Да, время не пощадило художественные рефлексии гомо сапиенса на высушенном пальмовом листе, на вычищенной и высушенной коже убитого зверя, наконец, — в дереве.  Но разве можно на этом основании считать, что таких рефлексий у него вовсе не было? Твоя книга доказала мне, что так полагать нельзя. Поэтической любовью к природе ты вывернул тот архетипический пласт творческого сознания, который нам и только нам подарила эволюция. Твой эксперимент, твоя книга «Стихотворения в дереве» – это художественная медитация в глубину, в начало начал, куда ты перемещаешь планетарность («Шар земно»), помещаешь реальные исторические лица («Княгиня Соломония, XVI в.», «Анна Ахматова», «Сальвадор Дали»), куда вмещаешь мифологию («Русалка», «Превращение», «Руслан и Черномор»),  вкладываешь вдохновение («Рождение замысла», «Поэт и муза»), дуализм духа и плоти («Раздвоенност»), единство природы и человеческой телесности («Ветер»), предательство и трагедию творца («Моцарт и Сальери» и замечательный цикл о Пушкине «Мой Александр Сергеевич»).

Дорогой Николай! В моем отзыве — искренние и совсем не надуманные рефлексии. Может, они и неожиданные для Вас (то выкаю, то тыкаю — старею, однако), но книга-альбом, плюс стихи передают то, что побудило меня так высокопарно и кручено отозваться на это издание. Я увидел то, что увидел, что могу увидеть. Другой, возможно, через свой угол зрения усмотрит другое. Но в любом случае книга-альбом не оставляет место для равнодушия. Особенно у тех, кто и сам пробовал побрататься с деревом. В 1965 году в Арктике, когда наш геофизический отряд полтора месяца с побережья Карского моря не мог выбраться на материк из-за черной пурги, и голодал, в один из октябрьских дней на точку подъехал на нартах долган — он привез на буровую полумертвого рыбака и спас ему таким образом жизнь. Я только мельком увидел его лицо, а спустя сутки подобрал березовое полено и перочинным ножиком, лежа на нарах в балке, вырезал его из этого полена. Как оберег и фетиш — этот мифологизированный мной житель Таймырского полуострова до сих пор у меня на книжной полке! Он меня связывает с ушедшим. То же самое, на мой взгляд, вытворяют Ваши работы.