Воспоминания о школе Разное Ташкентцы

Пишет НаталиМ

В этом году моя старшая внучка пошла в первый класс, потому и думается о школе. Ох, тяжёлое это время для ребёнка, особенно первый класс.
Вспоминаются мне ташкентские годы. С 7 лет, как попала в  систему образования, так и пробыла в ней до последнего дня тамошней жизни.
А ведь начиналось всё очень плохо. В детский сад я не ходила — сама не хотела, да и необходимости не было.
Папа как-то незаметно научил меня читать по газетным заголовкам, складывать и вычитать тоже как-то невзначай выучилась. А тут и бабушка всё причитала о том, что «Лорка у нас красивая, а  тебе, Наташка, надо хорошо учиться». Как ни странно, я эти завуалированные намёки хорошо понимала, и потому  чтение запоем не мешало мне пытаться быть «как Лорка». Встану перед зеркалом, накрашу красным губы, чёрным ресницы, завернусь в занавески, все мамины бусы на себя навешаю  — глаз не оторвёшь, такая красота… И чего им всем не нравилось?

Когда пришло время записывать меня в  первый класс, в семье подошли к этому серьёзно. Нельзя было отдавать в обычную школу, где училась красавица-Лорка — мне ж надо было ХОРОШО учиться. Вот и решено было запихнуть меня в престижную пятидесятую , Сталинскую, как её тогда ещё называли. В ней и мама моя когда-то училась.  По закону меня туда записывать не должны были — нашей была школа, где училась Лорка,  от пятидесятой её отделяли какие-нибудь 300 метров, но район это был уже другой, не наш. На семейном совете постановили, что записывать меня поедет бабушка. Кто такая мама? Простой врач, молодая. А бабушка — профессорская жена, человек в городе известный. Ей должны пойти навстречу.
И вот в  один прекрасный день отловили меня на улице, долго отмывали, стригли ногти, пытались пригладить непослушные волосы, даже руки глицерином намазали, чтоб никто не понял, какая я  «подзаборница», как часто говорила обо мне бабушка. Она и сама принарядилась — надела неизменную белую блузку с кружевным воротничком, заколотым брошкой, тронула губы помадой , и мы поехали с дедовым шофёром.  Личные машины были тогда такой редкостью, что бабушка из скромности попросила Ивана Антоновича остановиться на углу, чтоб не видели, что мы не пешком притопали. Тогда высоким положением и достатком не принято было кичиться.
Заходим в кабинет директора. Показался он мне тогда дремучим стариком. А ему и 50 не было.  Василий Феофилович принял нас любезно, усадил меня на своё место и начал экзаменовать. Сначала ерунду спрашивал типа фамилии, имени и адреса, потом велел написать, что умею. Я что-то писала печатными буквами , решала простые задачки. До сих пор помню, как боролись во мне противоречивые чувства — идти в школу, которая положит конец моей вольной жизни, мне совсем не светило, но и неучем показать себя было неприятно. Потому отвечала я бойко и правильно — вопросы были для меня очень лёгкими. Видимо, мои познания на директора произвели должное впечатление, и он задал стандартный вопрос о том,  какие оценки я буду  получать.  Не привыкшая к тому, что  вопросы могут задаваться формально, я впала в ступор. Мгновенно вспомнилась легенда о том, как дед в первом классе получал одни колы и когда учительница ему наконец поставила двойку, он бежал домой , радостно вопя на всю улицу и размахивая тетрадкой с долгожданной   оценкой. Потом отца вспомнила, который к трём годам читал свободно, а от соски отучиться не мог. Времена тяжёлые были, отец подрабатывал в свои три -четыре года тем,  что читал неграмотным старикам газеты. Вынет соску изо рта , прочитает статью, получит заработанную копейку и обратно соску в рот засовывает.  Какую из этих историй рассказать директору, я не знала, ответить однозначно я не могла, посоветоваться тихонько с бабушкой тоже — мне к тому времени уже успели объяснить, что шептаться в обществе неприлично. Потому и спросила вслух с идиотской прямотой, которая меня подводит и сегодня: «Баба, он дурак? Откуда же я знаю, какие отметки мне будут ставить». Я не помню, чем закончилась эта сцена, но в школу меня записали, а дома примерно выдрали.
А потом было  Первое сентября, необыкновенно приятно пахнущие типографской краской учебники, огромный букет, который больно колол пальцы. Мы стояли перед школьным крыльцом, на ступеньках стояли учителя. Директор называл фамилии, и учителя разбирали детей по классам.  Я сразу же выбрала себе учительницу — самую молодую и красивую, в яркой блузке , совсем не похожую на других учительниц в унылых серых платьях. Каково было моё счастья, когда именно она взяла меня за руку и тихо сказала:» Пойдём детка!» С первой же секунды она обезоружила меня, и я готова было идти за ней на край света. Грицишина Людмила Осиповна. На всю жизнь остались самые тёплые воспоминания об этой чудесной женщине, умершей очень рано. Светлая память Вам, дорогая вы моя! Сколько раз потом в трудных ситуациях, в которых я оказывалась уже в качестве учительницы, я вспоминала её тепло, простоту и человечность.
И вот теперь внучерь   первоклассница. Как быстро пролетела жизнь. Как я переживаю за неё и молю Бога, чтобы в школе ей было  легко и интересно, чтобы училась хорошо.