Нахлынувшие воспоминания, или неностальгические заметки Разное
Вокруг Кирьят-Аты, где мы живем, хлопковые поля. И в какую сторону ни поедешь — невольно натыкаешься на них. Ты видишь, как они зеленеют, затем, набрав цвет, желтеют, затем белеют раскрывшимися коробочками. А через некоторое время аккуратные буртики, упакованные в полиэтилен, по краям поля свидетельствуют о том, что урожай собран, и по свежевспаханным бороздам важно вышагивают белоснежные цапли, выбирая червяков. И за весь этот период редко встретишь кого-нибудь из людей. Разве только комбайнера, собирающего урожай.
Казалось бы, что тут особенного? Чему, собственно говоря, умиляться? Согласна, не чему. Ничего особенного, из ряда вон выходящего. Только оценить это может лишь тот, кто жил в среднеазиатских республиках, прежде всего в Узбекистане. Ибо там хлопковая страда превращалась в Великую Трагедию Народа, и мало кто не чувствовал своими лопатками чем оборачивается «белое золото» — символ республики вплетенный в её герб, украшающий орнаментом вазы, тарелки и даже фонтан, поставленный в центре города у оперного театра в 50-х, где хлопковая коробочка увеличилась до гигантских размеров.
Уже с весны мы слушали сводки новостей о посевных работах, прикидывая, какой будет осень, и искренне огорчались, если в результате дождливой весны или слишком засушливого лета происходили какие-то накладки.
Нет, мы не были патриотами. Нами руководили совершенно иные чувства. Ведь хлопковый ажиотаж, выливающийся в длительную уборку, тянущуюся порой до Нового года, касался буквально каждой семьи.
Я не говорю о колхозниках, которым самим Господом завещано собирать плоды своего труда. И многие из них, действительно, работали в поле. Впрочем, это касалось в основном женщин и ребятишек, приучаемых к такой жизни с детсадовского возраста. Мужчины же больше занимали «руководящие» посты бригадиров, учетчиков, на худой конец комбайнеров, а кое-кто, не утруждая себя и этим, коротал дни в чайхане, попивая чай или нечто горячительное из тех же чайников и пиалушек, дабы Аллах, запрещающий употребление спиртного, поддался на обман и не заметил маскировку.
Что же касается городского населения, то, начиная с сентября-октября, оно, словно переходя на военное положение, жило сводками о сборе хлопка. Если дело шло неплохо, можно было надеяться на быстрый сбор без их участия. Только такое случалось крайне редко. Обычно шла тотальная мобилизация. Каждое предприятие, учебное заведение, или контора должны были выделить, соответственно разнарядке, определенное количество людей и еженедельно отчитываться в райкоме по поводу отправленных на сельхозработу человеко-душах.
Отвертеться от этого было непросто. Официально освобождались лишь пожилые, матери, имеющие малолетних детей, да те, чьи болячки входили в специальный реестр, утвержденный Министерством здравоохранения. Естественно, не обходилось и без «липы». Кто мог — доставал себе соответствующий документ. Если же такой возможности не было, приходилось отрабатывать повинность. Особенно доставалось бездетным, молодым cпециалистам и студентам.
В этом плане особо выделялся ТашМИ, где жесточайшая норма была залогом дальнейшего продолжения учебы, ношения комсомольского значка, получения стипендии. Наиболее жестоко обращались с первокурсниками, что, едва поступив, успели проучиться месяц, а то и меньше. Тех, кто не выполнял нормы, заставляли работать по ночам при свете прожекторов или с фонариками на груди под надзором определенных лиц. И сердце сжималось от боли при виде несчастных, бредущих по полям словно лунатики. Жестко фиксированные нормы было трудно выполнить ещё потому, что городским, как правило, доставались плохие поля: или подбор после трактора, или второй сбор. Ну, сколько можно на этом набрать? Вот и «партизанили» ребята, тайком уходя на хорошие поля, охраняемые для машин или запланированных рекордсменов. Если это обнаруживалось, их, естественно, по головке не гладили.
А условия! Если работников предприятий селили в школах, клубах, спортивных залах, на худой конец, частных квартирах, то студентам приходилось намного хуже. Настолько хуже, что и придумать невозможно. Щелястые бараки, стоящие посреди поля за много километров от жилья, продуваемые со всех сторон ветром, дощатые нары в два ряда…
То, то было поставлено временно, наверно, в период войны, так и осталось в неизменном виде на долгие годы, ибо, прошу прощения за трюизм, нет ничего более постоянного, нежели временное.
Внутри бараков с земляным полом — грязь, мыши, шастающие по ночам в поисках пропитания. Одна из таких норушек настолько хорошо прижилась, что даже устроила себе родильный дом в сапоге нашей студентки. Та стала утром обуваться, да наткнулась на что-то мягкое. Глянула -и заорала нечеловеческим голосом. В сапоге находился целый выводок мышат.
А сколько людей там заболевало! Сколько погибало в результате несчастных случаев! После каждой хлопковой кампании, как правило, вспыхивала эпидемия гепатита, попросту говоря желтухи, и инфекционные больницы пополнялись целыми партиями пациентов.
А иначе и быть не могло. Вода — привозная в ограниченном количестве. Даже напиться, как следует, было невозможно. Где уж там умыться, а тем более искупаться! Да и вообще, о какой гигиене могла идти речь!
Кормили так же отвратительно. Настоящей баландой, на которой, непременно кто-то грел руки. А стоимость этого пойла потом вычиталась из заработка, который составлял по 8 копеек за собранный килограмм. Не удивительно, что после подведения итогов некоторые из студентов ещё и оказывались должниками.
Понимая, что на государственном пайке недолго было протянуть ноги, к хлопку готовились загодя, доставая, кто что где мог: копченую колбасу, печенье, тушенку, сгущенку, консервы, которые через специальные штабы родители потом отправляли посылки, словно на фронт.
Однако и те, кому удавалось официально избежать такого ужаса, все равно должен был отдавать свою дань республике, выезжая в субботу или воскресенье на один день. И было бы это смешно, коль не столь печально выглядели бы тучные тети и дяди в извлеченных неизвестно откуда старых пальто, с повязанными поверх фартуками, которые, согнувшись в три погибели с налившимся кровью лицом от перенапряжения и неимоверных усилий прилагаемых для того, чтобы собрать хоть несколько килограмм.
Правда, подобные мероприятия порой превращались в настоящие пикники. Тогда, когда учетчик за определенную мзду соглашался выдать соответствующую справку. Но, все равно, выходной был потерян, скопившиеся за неделю дела — не реализованы. Впрочем, кому какое было до этого дело? Личные проблемы мало кого интересовали. А государственные? Думаю, то же. Ибо как в таком случае оценить ущерб в миллионы, наносимый государству не только зарплатой, выданной за не сделанную работу, простаивающими станками, истраченным бензином, амортизацией автобусов?
Таких расчетов, вероятно, в верхах никто не делал. Единственное, что было нужно — это план. План любой ценой. Для того, чтобы можно было в конце года победно отрапортовать Москве и повесить себе на грудь да на Знамя республики очередной орден Ленина.
Невольно возникают вопросы: «Зачем я об этом пишу? Кому интересно то, что было в далеком, невозвратном прошлом. Стоит ли его ворошить?» Думаю, что стоит. Ведь это существенная часть нашей прошлой жизни, которую не вычеркнуть, не забыть. И грустно осознавать, какими глупцами мы были, даже не допуская мысли о том, что, оказывается, по другую сторону железного занавеса все иначе, все по-другому. Так, как нам и не снилось.
http://world.lib.ru/t/tatxjana_j/history-11.shtml
© 1997, Яровинская Татьяна
Ага, «по другую сторону железного занавеса все иначе, все по-другому», там клубнику с шести утра продают, а в Узбекистане — «Великая Трагедия Народа». Авторша ничего не попутала? Мне кажется, так Холокост называют… Да и в другом рассказе «Гойка» стройотряды тоже, походя так, грязью обливаются: «…неизвестность с антисанитарными условиями, нерегулярным питанием, потенциальной заразой да и, кто знает, какими еще напастями!..» Сдаётся мне, что автор ни на сборе хлопка, ни в стройотрядах не была. У Пахмутовой песня есть про «яростный стройотряд», в нашем новгородском стройотряде — он, кстати, тоже «Яростным» прозывался — было именно так, как в песне у Пахмутовой, а не как в «неностальгических» воспоминаниях Яровинской… И ещё хочется спросить у автора, почему, когда декан в аудитории объявлял о выезде на хлопок, студенты чуть ли не «ура» кричали? Авторитетно заявляю, что за пять лет на нашем курсе никто гепатитом не заболел и не погиб в результате несчастного случае на осенних сельхозработах в Джизакской области, впрочем, тоже самое могу сказать и про весь факультет…
Ольга[Цитировать]
Ольга, я с Вами согласен а с Яровинской нет. Хлопок — самое счастливое воспоминание юности: было весело, все время приключения, пели песни под гитару, передружились, вели ночами задушевные и философские беседы — больше такого уже не было. Без этого жизнь была бы скучнее и блеклой. Ну подумаешь, вода привозная и барак с щелями — это такая мелочь в молодости.
Скляревский Е.[Цитировать]
Я за 42 года жизни в Ташкенте ни одного хлопка, начиная с первого курса, не пропустила. Ну, перерыв был, когда ребёнок у меня был маленький.
Да, условия антисанитарные, жили не только в коровниках, но однажды даже в недостроенных коттеджах без окон , дверей и пола ( мы как-то с Тамарой Санаевой вспоминали именно тот самых долгий хлопок, почти до Нового года).
Вобщем, есть что вспомнить. Но и у меня эти долгие месяцы остались в памяти как самое счастливое время. Пели, пили, хохотали. Работали, конечно, но это как-то между делом было. Даже хочется когда-нибудь об этом подробней написать.
А про болезни… Я тощая была, каждый месяц ангины, а на хлопке даже паршивого насморка не было ни разу. Приезжала домой мордастая, с румянцем во всю щёку. И никто не болел ничем. О гепатите и не говорю. Если очень уж в поле не хотелось или родня должна была приехать, симулировали простуду.
А вот потом я ездила с учениками как учительница. И условия были лучше (старшеклассников селили в школе ), и питание, но дети болели очень сильно, и мы их отправляли домой. Каждую ночь уложим их спать и слушаем, кто кашляет. Температуру мерили, горчичники ставили. Под конец почти половину отправляли в город. В чём дело, сказать трудно. Наверное, тогда больше вирусов появилось , да и дети более изнеженные.
НаталиМ[Цитировать]
Опять «высокий» стиль в отношениях… почему авторша? опять этот хамский тон…А на нашем востфаке были и гепатиты, и девочки, которые в обморок падали на поле, а домой их никто не отправлял, сидели в бараках пару деньков и опять на поле. Наш первый курс пришелся на год, когда товарищ Усманходжаев поклялся у гроба Рашидова, что обязательства выполнит и обещанные миллионы сдаст, домой нас привезли 26 декабря….месяц сидели в бараке при вспаханных уже полях. А песни и беседы были…но для этого и 3х недель было бы достаточно, а не 3х месяцев. В общем, было все, и плохое, и хорошее, главное, сразу было видно, кто есть кто и как себя ведет в экстремальных обстоятельствах.
Ирина[Цитировать]
Да, хочется добавить.
Права Ирина — можно и без грубостей. И ещё один момент — Яровинская пишет о том, как было в ТашМи. А там действительно порядки были совсем иные, чем в других вузах. У нас про это такие страшилки рассказывали… У них действительно, насколько я помню, были так называемые «лунные бригады».
И ещё очень точно сказала Ирина, что хлопок ставил всё на свои места . Это было, как увеличительное стекло. За красивыми словами скрыться нельзя было…
И ещё мне запомнился приезд Рашидова. Мы норму собрали, с поля брели пешком по дождичку, ждали попутный грузовик ( одни девчонки, среди полей, где ни души, и не боялись, в любой грузовик лезли — вот времена были!), и вдруг кортеж… Сам Рашидов из машины выглянул, хорошие слова сказал, обещал, что скоро вывезут ( мы потом ещё месяц проторчали) и спросил, что мы хотим. Не сговариваясь, загалдели, что хотим бисквитные пирожные с кремом. Обещал, что завтра же привезут. Мы так ждали… Нет! Или забыл, или кто-то не довёз. Но мы тогда посчитали, что забыл. А ведь помощник наши координаты записывал.
НаталиМ[Цитировать]
Я училась в Питере,поэтому студенческие воспоминания связаны не с хлопком ,а с картошкой.Тяжело было-сами понимаете,питерская осень-грязь слякоть,но студенты есть студенты,во всех ситуациях смех,песни,танцы,веселье…На хлопок попала уже совсем не девочкой,уже и сын подрастал.Ездили с удовольствием,работали насовесть,собирали норму,а вечерами… пели ,танцевали,анекдоты рассказывали.Именно на хлопке выяснялось, кто есть кто,тут уж не скроешь недостатков,всё на виду.Никогда не вспоминаем,
когда собираемся с бывшим коллегами,трудностей,
только хорошее.Хлопок нас всех сдружил,объединил,
а сколько супружеских пар создавалось именно там,
условия были очень подходящими.Даже очень взрослые серьёзные люди поддавлись нашему моло-
дому задору и становились весёлыми и бесшабаш-
ными!
Инесса Кимовна[Цитировать]
Этим «добровольно-принудительный порядок» в СССР и отличался от остального мира — кто-то ехал на хлопок с радостью, а кто-то с несчастным видом. Радость одних не может оправдать принуждение других.
AK[Цитировать]
В конце концов,кому не приятно,могут не вспоминать. Зачем ворошить неприятные моменты жизни?
Это были издержки социализма. Но назовите
идеальный государственный строй на земле!
Нет и,думаю,не будет.
Но почему же большинство из нас вспоминает
те годы с теплом и щемящей тоской?
Как учились носить хлопковые фартуки,как всячески увеличивали вес собранного хлопка.
И с каким аппетитом поедалась не очень аппетитная еда! Это мы,изнеженные городские девочки! И,действительно,приезжали румяные
и поправившиеся.
Думаю,что та закалка пригодилась в жизни многим.
Gulya[Цитировать]
Мы хлопок собирали на грядочке одной
И ночи проводили под одной луной
И ты мне прошептала: «без тебя не проживу»
А х это ж было было — было наяву.
И вот последний фартук сдал я на хирман
И адресок любимой положил в карман
Команда по машинам и прощай моя любовь
Ведь никогда с тобою не встретимся мы вновь.
Юра Осокин[Цитировать]
Я учился в ТашМИ и то, что написано уважаемой Татьяной Яровинской — это ещё не вся правда. Вспомнить можно многое: и плохое и хорошее. Но плохого было в РАЗЫ больше, поэтому действительно не стоит это ворошить. Потом, уже будучи врачом, в 70-е годы был командирован врачом одного из факультетов ТашПИ и месяц жил в таком же бараке, как и во времена моего студенчества. Так вот, хлопок для студентов политеха и студентов ТашМИ сравнить просто НЕВОЗМОЖНО. Это не просто «земля и небо», а гулаговский лагерь (ТашМИ) и обычная жизнь в полевых условиях(политех). Впрочем самолёты, производившие дефолиацию хлопчатника, летали над всеми одинаково и несколько раз «опылили» нас в 1969году, и это ЧИСТАЯ ПРАВДА.
Родом из Ташкента[Цитировать]
Я ездила на хлопок с 8-го класса по 4-й курс института. На 5-м просто не поехала, и меня чуть не отчислили. Полностью согласна с тем, что написал и автор, и некоторые форумяне. Все правда — и грязь, и антисанитария, и плохое питание, особенно для тех, кто ездил на.хлопок из общежития. К нам, иногородним, родители не приезжали, и мы были на общественном питании. Гепатит тоже был. У нас из барака вывезли девочку прямо в больницу. Песни под гитару, танцы, ночные прогулки в соседнюю бригаду — тоже было.
Но самое ужасное для меня в хлопке — это его полная бессмысленность: студентов привозили на пустые поля и держали до самых морозов только для того, чтобы выпендриться перед начальством — типа, мы мобилизовали народ на битву с урожаем. Я так понимаю, что мы, дети и студенты, нужны были начальству как объект списания огромных денег. Как пишет Яровинская, многие студенты оставались должны за питание, ввиду отсутствия хлопка для сбора, и у многих удерживали эти долги со стипендии. Не знаю в какие годы Яровинская ездила на хлопок, что ей платили 8 коп/кг. Нам в 70-е-80-е гг платили 4 коп/кг (первый сбор), 3 коп/кг — 2-й сбор, и 2 коп/кг за курак.
Ольга , я согласна , что это Великая трагедия народа. Народы ведь разные и трагедии тоже разные.
В любом случае, ни один из романтически вспоминающих хлопок, не отпустит своих детей на такое развеселое времяпровождение.
Фарида[Цитировать]
Учился в ТашМИ-на хлопке было и хорошее и плохое.Сразу было понятно кто есть что.С годами в памяти остается только хорошее и много много историй.
Геннадий[Цитировать]
Ну, значит, будем считать, что нам с хлопком повезло, а госпоже Яровинской совсем наоборот…
Кстати, хочется добавить пару слов про «другую сторону железного занавеса» — только что прочитала роман Анны Гавальда «Просто вместе», очень понравлось, рекомендую всем. Там не про хлопок, действие происходит в Париже, очень хорошо все описано, так что не все так однозначно «по ту сторону», как считает госпожа Яровинская…
п.с. надеюсь, слово «госпожа» за грубость не посчитают…
Ольга[Цитировать]
Помню как 2-3 недели нас кормили одним супом на хлопке. Если кусочек мяса попадётся-удача! Один раз даже студенты из за еды почти подрались. А потом выяснилось: ребята-повара готовили густую похлёбку и …. весь смак к преподам в казан выливали (типа они сами готовили!), а нам только воду и несколько макарон оставляли. После скандала еда получше стала.
Alik[Цитировать]
А мы еще каждое лето ездили в стройотряд, в Тюмень. Там тоже было нелегко — жили в палатках или вагончиках, съедаемые сибирскими комарами; работали на стройке — штукатурка, малярка и т.д. НО: это было сугубо добровольное дело, без угроз и насилия. Платили тоже хорошо. Опять-таки работа была со смыслом — мне приятно думать, что в домах, которые я тогда штукатурила, живут люди. Плюс те же песни под гитару, танцы до утра, философские беседы, анекдоты и т.д.
Фарида[Цитировать]
Насколько разнятся воспоминания об одном и том же событии. В 59 году после окончания 7-го класса мама сдала мои документы в Политехникум легкой промышленности. куда я благополучно поступила. Группа 45 студентов. возраст от 14 до 19. Во второй половине сентября начался наш первый хлопковый период. Нас поселили в освобожденных конюшнях. предварительно все вычистив и выветрив. Бетонные полы застлали толстым слоем соломы. т.к. спали на матрацах на ней. Разделили занавесками на две половины-мальчики налево. девочки направо. вместе шагом марш. Большинство из нас проживало в Ташкенте без удобствий в избе (все на улице). кроме общежитейских. так что для нас отсутствие оных не представляло затруднений. Раз в неделю привозили баню. Днем на сборе. пили из арыков. в которых была удивительно чистая и вкусная вода. Правда. однажды нашу подругу напугала лягушка. после чего мы решили. что ее поцеловал лягуш. Желтухой я переболела в 10 лет. а из ангин не вылезала. но там все обошлось. При моем весе 40-45 кг норма для меня была не выполнима. но работала честно. К еде привередлива никогда не была. как большинство из моего поколения. Даже не помню чем кормили. но вернулись домой не исхудавшими. На 3-м курсе были в Мирзачульской степи. жили в домиках. далеко от отделений совхоза. И тоже привозили баню. Ночами лазили по бахчам. таскали (ворюги несчастные) арбузы и дыни. Причем у кого то только дыни. а у других наоборот. Потом менялись баш на баш. Уже появились магнитофоны на батарейках (жили при лампах) и пацаны вечером выдавали рок-н-рол. В воспоминаниях остались те счастливые юные дни. когда не надо было сдавать сопромат. теормех и детали машин. А работа. ну что. на то и работа. И волынили. и сыпали в канар землицу. зная. что все равно вес скинут. Молодо-зелено-счастливо. И взбучки. получаемые нами за недосбор. все было. А дружба. рожденная там. оставалась и память о ней иногда поддерживает сильней медицины. И выросли то мы сильными. даром что городские.
Ludmila[Цитировать]
Честно говоря не пойму я автора.. У меня полно друзей было из ТашМИ всякое на хопке было.. но больше хорошего… А у этой один негатив.
Дядя Вася из РК[Цитировать]