Письмо от Владимира Николаевича Соколова Разное
Добрый день, дорогой Евгений, большое спасибо за «Письма ташкентцев». Получите еще одно, пожалуйста.
Я родился и прожил сорок лет в Ташкенте.
Работал в ФТИ, семь лет жизни вложил в Большую солнечную печь, построенную в Паркенте. Как она, все еще греет? Кого, интересно?
В Ташкенте же начал писать. Изумительный редактор Вадим Новопрудский, издательство «Ёш гвардия», альманах «Молодость» — Вам это что-то говорит? Был дружен с Сашей Файнбергом, и очень — с Диной Рубиной, а со светлой памяти Мариком Вайлем жил дверь в дверь на проспекте Космонавтов.
Последнее, правда, лишь в последний мой ташкентский год, когда уже был довольно известным в Союзе собкором «Литературки» по Узбекистану. Тогда статьи об Адылове, бутифосе, Арале и т.п. перестроечных кошмарах принесли некоторую славу, но вместе с ней и такие наезды «бандократии», что «ЛГ» сочла за благо переместить меня в редакцию, в Москву.
Так я попрощался с Ташкентом. О чем мечтал лет с двадцати и о чем никогда, ни разу не пожалел.
Конечно, я любил этот город, который знал во всех закоулках, в котором не просто вырос, но сложился и образовался во всех составляющих своего существа, в котором прошла вся странная и чудесная молодость, в котором жило и умерло множество воспитавших меня людей, прежде всех мама и дед. Нельзя было не любить город, пропитавший тебя насквозь своим сухим и пыльным воздухом, горной водой Анхора, лепешками и виноградом, мягкой безматерной речью, деликатностью и достоинством узбеков, легким серебром Тянь-Шаня на горизонте, за которым дышит вся древняя Азия, и она куда ближе, чем на северо-западе далекая, почти невероятная Россия… Безусловно, я любил Ташкент, покидая его. Но, уезжая насовсем, был счастлив, хотя не знал и представить не мог, что ждет нас с семьей в Москве.
А дело было в том, что все сорок лет, срок весьма серьезный, я прожил в Ташкенте, что называется, на одной ноге. Поставить вторую мне все как-то не давали — то обстоятельства, то уважительные причины, то конкретные люди. Со временем начал понимать, что за этим стоит не личное мое невезение, а национальная политика советского государства, согласно которой везде и всюду «первое лицо» в Узбекистане должно было быть «титульной» национальности, а вот вторым при нем может быть кто угодно, хоть татарин, хоть армянин, хоть, извините за выражение, русский еврей. И это само по себе не составляет проблемы, ибо на всех уровнях Узбекской ССР полно было «вторых лиц», которые на самом деле заправляли всеми делами за «первых» и прекрасно были при этом устроены во всех отношениях, в том числе по части самоуважения и общественного признания. Проблему составлял мой характер, или, если хотите, мировоззрение.
Когда в ФТИ я написал первую в жизни научную статью и показал ее завлабу (был такой — Юабов), тот сказал — ну, неплохо. Поправь вот здесь, вот здесь и поставь подписи. Какие подписи? Ну, много для молодого не надо, давай по минимуму — академик такой-то, доктор наук такой-то, мою фамилию, ладно, можешь поставить, и еще двух узбеков. Каких узбеков? Таких же как ты, молодых, сказал Юабов. Сам выбери. Лаборатория у нас большая.
Так и пошло. Эта и последующие мои статьи были подписаны коллективом авторов, фамилии которых соответствовали неписанным, но почти сакральным правилам, незыблемым как в части должностей, так и по части ленинской национальной политики. Когда же статей накопилось на диссертацию, то уже не бухарский еврей Юабов, а сам академик Азимов, директор Физико-технического института и потому узбек, сказал мне — диссертацию? Можно. Голова хорошая, ученый совет пропустит. Но сначала почетное задание, Соколов. Участие в подготовке национальных кадров. Поможешь написать диссертацию такому-то и такому-то (назвал двух инженеров-узбеков из нашей лаборатории), потом показывай свою. Оба инженера были мне симпатичны, но едва тянули на техников. Об этом я сказал Азимову. Он даже не замутился подобной мелочью: а твоя голова на что?
Для меня это оказалось слишком, диссертации в ФТИ так и не написал. Хотя некоторые не только соглашались участвовать в «подготовке», но сделали это своим бизнесом, Весь Ташкент знал, сколько можно заработать на кандидатской и сколько на докторской. При каждом ученом совете свой прейскурант.
Бог с ней, с диссертацией. Но с детства и всю свою жизнь в Ташкенте я чувствовал (вернее, мне не давали забыть), что это не моя земля. По-доброму, с улыбкой, порой с сочувствием (мы понимаем, вы не сами приехали, родители, эвакуация и все такое…), но непреклонно — здесь вам, извините, не Россия. Но ведь и Россия же не была моей! Коли прописан в Ташкенте!
В общем, на эту тему многое можно рассказать и сказать. Конечно, если это Вам интересно, как устроителю сайта. Поэтому подожду ответа.
В приложении — очень давний мой рассказ на ташкентскую тему. Ваши читатели наверняка его не знают. Если Вам понравится — разместите у себя. Может, понравится кому-то еще. (Речь идет о недавно опубликованном рассказе «Вараки». Е. С.)
Живу я уже 13 лет в Германии, совсем не пишу, однако недавно решил завести себе блог — http://rudoj-diasporant.blogspot.com/. Милости прошу.
В Германии много выходцев из Узбекистана. Буду искренне рекомендовать тем, кого встречу, Ваш замечательный сайт.
С уважением и в ожидании ответа,
Владимир Николаевич Соколов.
Большая солнечная печь живет и здравствует. По крайней мере на вчерашний вечер :) вроде там какие то сплавы получают или чтото в этом роде..
Timur Uzakov[Цитировать]
В какоь годе кончал ташгу?
потомок[Цитировать]
Академик Азимов поставил на поток написание диссертаций таким образом, Сейчас его именем названа улица, бывшая Первомайская.
Арслан[Цитировать]
До сих пор горжусь — штук десять авторских на изобретения по этой штуке. Дай бог ей долгой жизни.
Vladimir Sokolov[Цитировать]
Доброго времени суток, Евгений! Наташа Скляревская — не Ваша родственница, часом? Ссылку на Ваш ресурс мне прислал Игорь Бяльский, мой хороший друг и поэт из Иерусалима. Как и Владимир Соколов, я 40 лет прожила в Ташкенте, сейчас — питерский журналист. Владимира Соколова — не просто хорошо знаю, а считаю его одним из главных людей в своей жизни. Именно он разглядел во мне — начинающем литераторе — в лохматых 80-х журналиста и научил меня работать, задав высочайшую по тем временам планку «Литературной газеты». Благодаря его школе жизни до сих пор придерживаюсь святого принципа: если уж что-то делать, то лучше всех, иначе и начинать не стоит. С радостью почитала его письма и убедилась, что он жив-здоров.
Ольга Крупенье[Цитировать]
Ольга Крупенье, у меня есть племянница Наташа, но у нее другая фамилия
Скляревский Е.[Цитировать]
Видимо, это не она. Та Наталья Скляревская, о которой говорю я, закончила 145-ю школу (угол Жуковского и Куйбышева), в одном классе с моим бывшим супругом, а потом мы с ней учились на энергофаке политехнического института. Скляревская — ее девичья фамилия. Спасибо за ответ. И за Ваш блог, с удовольствием теперь по нему путешествую. Огромное впечатление производит сайт Файнберга, на нем он у Вас по-прежнему живой. Когда-то я хорошо знала его. Мир праху великого поэта!
Ольга Крупенье[Цитировать]
А Лена Крупенье — Ваша родственница?
Акулина[Цитировать]
Владимир Николаевич, Вы писали в «Литературке» замечательные статьи. А здесь написали свою наихудшую. Впрочем, возможно, Вы и не потомственный ташкенец, и этим Ваша «одноногость» и объясняется. Для потомственных это как раз СВОЯ земля — для русских, «русскоязычных», узбеков и пр. Я вот уже почти 30 лет живу в России (никто меня не выживал — по сугубо личным обстоятельствам), а всё равно Узбекистан — родина, а тут — чужбина, хоть и русский я вполне (а мама даже ленинградка, привезённая отцом в Ташкент в 51-м), да и жизнь складывалась тут без катастрофических проблем. У меня стоек восточный менталитет — никак не выветрится, отчего все российские русские мне и по сию пору не свои: малопонятны и странны.
Александр Жабский[Цитировать]
Акулине: Лена Крупенье — старшая сестра моего бывшего супруга. Много лет назад она уехала с семьей из Ташкента в Германию. А вскоре и я перебралась с детьми в Санкт-Петербург. После этого наша связь с Леной прервалась.
Ольга Крупенье[Цитировать]