Снежинкой памяти в летний день. Часть I История

Лица ташкентского черты не сразу уловимы – мелькнет порой знакомый смутно силуэт в толпе алжирских лиц Парижа иль в однообразие испанское Чикаго вдруг втиснется родной до боли лик и часто кажутся родными: и бангладешский рикшапуллер, и лондонский кэбмен…

БЕШАГАЧ*

На озеро! Конец шестидесятых — начало семидесятых прошлого столетия. Горячий асфальт обжигает босые ноги, и я бегу к Комсомолькому озеру¹, прохладные зеленые воды которого c мая по сентябрь неудержимым магнитом тянут к себе всю окрестную голопузую, короткоштанную шпану. На озере мы учимся плавать, нырять с окрестных деревьев, порой разбивая макушки и рассекая пятки, раскачиваемся на “тарзанке”* и прыгаем “солдатиком” со всех трех мостов, ловим “на банку” тьму мелкой рыбешки, которую потом старшие сестры до хруста прожарят нам на сковородке. На озере можно полакомиться тутовником и незрелым виноградом, абрикосами и мелкими сладкими яблоками, выклянчить сквозь железные решетки обжигающе горячую буханку или лепешку из цехов хлебзавода, который одной стеной выходит к полотну детской железной дороги.

Можно понырять с маской и найти оброненный кем-то пятак, а то и двугривенный. На двугривенный можно купить пять пирожков “ухо-горло-нос”, или выпить шесть стаканов газировки с сиропом и два без сиропа, или взять два фруктовых мороженных, или три кружки кваса… Но лучше всего пойти в тир, а там за «двадцарик» дадут пострелять из пневматического ружья и целый десяток маленьких свинцовых пулек! Ещё можно наняться на спасательной станции собирать водоросли, получить бесплатно лодку и весла, а затем целый день провести на воде! На “Камсике” можно, подражая старшим пацанам, подглядывать сквозь многочисленные мини-амбразуры в женской раздевалке, не находя, правда, ничего интересного в этом зрелище. Вот то ли дело наблюдать за водолазом, ныряющим за утопленником или просеивать квадратом ржавой сетки песок на пляже в поисках утерянных золотых колец, а то и просто кидаться в волны, которые поднимает спасательный катер или настоящий (пусть и не очень большой), теплоход “Дружба”, покрываясь день ото дня даже не бронзовым, а каким-то цвета вороненой стали загаром.

Летний кинотеатр на озере – это отдельная история. На вечерние сеансы детей без взрослых не пускают, но Кирком Дугласом в роли Спартака мы любуемся с ветвей дубов, что растут прямо у невысокого забора кинотеатра. Ну и завидуем же мы тем счастливцам, у которых на подбородке есть мужественная ямочка, как у Спартака! Рядом с летним кинотеатром небольшой амфитеатр, где часто под грохот барабанов выступают канатаходцы. А еще все окрестные мальчишки делятся на боксеров и борцов – каждый первый в махалле ходит в одну из спортивных секций на озере “Мехнат” и “Спартак” и до ожесточения спорит: кто сильнее боксер или “борьбист”. Скажу вам по секрету как бывший “борьбист” – сильнее всех наш тренер Вячеслав Николаевич Токмаков – плечистый борец вольного стиля с ушами свернутыми в ребристые пельмешки по типу логотипа “Shell”.

Базар. Он через дорогу от озера – буйный, шумный, дымный, ароматный, пряный, острый и хлебный бешагачский базар. Там и молочный ряд с дивного вкуса каймаком, и искусно разрубленные мясные туши, и зеленые горки насвая, и чайхана в самом конце базара, где горы снежного рафинада, золотистые сахарные кристаллы наввата и обсыпанные сладкой мукой подушечки конфет парварда. В чайхане можно купить «Ice Tea», только он пока не разлит в пластиковые бутылки и называется «Sovuq Choi» ².

Самое простое – пройтись по рядам и попробовать черешни и персика, абрикосов и клубники, но это скучно и не так интересно и весело, как поздним вечером подрядиться втроем на разгрузку грузовика с огромными авиабомбовой длины мирзачульскими дынями или звонкими бело-зелеными мраморными арбузами. За разгрузку машины каждый получает по рублю. Это вам уже не гривенник какой или пятиалтынный. В книжке слишком мало места, чтобы перечислить весь тот мир, который рухнет к вашим ногам за рубль. А еще разрешается забрать домой один арбуз или дыню на выбор и, конечно же, во время разгрузки (совершенно случайно – честно-честно) роняется парочка-другая арбузов, у которых выедаются только бескосточные сердцевины.

И любой бывший бешагачский мальчишка сможет умело вылепить лепешку – память тех лет, когда плетеная корзинка полная жарких ароматных лепешек ставится на руль велосипеда, и ты снуешь от пекарни на базар и обратно, в перерывах пробуя свое пекарское умение и хрустя только вынутыми из раскаленного тандыра горячими лепешками, в которые, по технологии тех лет, добавляется, для достижения румяного цвета, гороховая мука. Выпекают обычно мешка полтора-два муки в день и вы получаете по три рубля с мешка. Тут и Бил Гейтс покажется бедняком по сравнению с вами.

Наши улицы и тупички. Улицы Фуркат, Алмазар, Арпапая, Бешагач, «девятка» ³ и тупик Аллея. Целый мир. По улице Фуркат, окаймленной арыками полными прозрачной воды, снуют троллейбусы и самый шик летом зацепиться сзади за лесенку и, повиснув, доехать от магазина «каганович»⁴ до Хадры, искупаться в фонтане у цирка и так же с ветерком и риском приехать обратно.

На Алмазаре – театр Мукими, родная девяностая школа с бомбоубежищем во дворе (я и сейчас его пройду из одного выхода до другого без спичек и фонарика) и излюбленное место цепляться за машины зимой, обутым в скользкие кирзовые сапоги. Арпапая – улица, где жил Гафур Гулям. Он умер месяцем позже землетрясения, в мае 66-го года и детская память хранит картину моря людей в день похорон и странный вид женщин в паранджах. Позже мы станем доставать долготерпеливую семью Гулямовых, выписывавших толстенную пачку ежедневных газет, тем, что вечно футбольные мячи будут залетать в их тенистый двор с нашего школьного футбольного поля.

По мощенной улице Бешагач ходит трамвай – он дребезжит и постукивает от Чорсу и выше, выше, мимо кузнечных рядов, где пылают горны и стучат молотки, мимо аптеки, школы, мимо Чакара, где под мостом керосиновая лавка и мимо домика, где жил Чулы-коробейник.

Его имя загадка для меня по сей день, но такой знаток Бешагача как Аман Ахмурзаев выдвигает простую версию: «Чулы – от слова «Chuloq», что на узбекском означает «хромой». Чулы был мастером игры в ашички** (это такие надкопытные кости бараньей ноги), но более знаменит как поставщик, продавец и разносчик тысячи и одного мальчишечьего сокровища. В обмен на совершенно ненужные нам пустые бутылки из-под масла, вина или минеральной воды он достает из необъятного размеров мешка: резинки для рогаток, глиняные свистульки, жестяные трещотки и дудочки, мячики «уйди-уйди»***, калейдоскопы, разноцветные воздушные шарики и, конечно же, арсенал для самой динамичной, сложной, ритуальной и прыжковой дворовой игры в «лянгу»****.

Если вы не играли в лянгу, то в сердце вашем ничто не шевельнется при словах «простые», «пары», «виси», «люры», «джанджи», «казачки»… К заветному кусочку (не больше серебряного полудоллара) козлиной или бараньей шкуры с пушистым шерстяным ореолом крепился медной проволокой плоский квадратик свинца с двумя дырочками и… где там современным футбэгам до этой игры. (* см. примечание внизу страницы). Я и сейчас пару «люр» сделаю, пожалуй, но вот «джанджу» одну, да и то вряд ли.

Рассказывают, что в комнату Чулы, к этому странному, нелепо одетому и никогда не встречавшемуся взглядом с людьми чудаку, никому не было хода до самой его смерти. А потом оказалось, что матрац, на котором он спал, был плотно набит бумажными советскими деньгами. Тысячами рублей. Получается, что Чулы мог позволить себе купить самый дорогой тогда автомобиль «Волга», шить костюмы-тройки на заказ и ежевечерне ужинать в ресторане «Октябрь», где ансамбль играл и блатной шансон и настоящий биг-бит – битлов и роллингов, но тихо угас в маленькой неопрятной комнате…

Потом трамвай бежит мимо кинотеатра Навои, в районе которого снимался фильм «Двадцать дней без войны» с Юрием Никулиным, потом через мостик, мимо озера, по «девятке», мимо Ташкентской крепости, от которой остались лишь красивой кирпичной кладки ворота, и на вокзал, мимо стадиона «Пахтакор», откуда дружный рев трибун после забитого гола слышен в округе на несколько километров.

А чудный, странный, волшебный, причудливо изогнутый, разветвленный и запутанный тупик Аллея⁵ за базаром, который почти не изменился и сейчас, сорок лет спустя? Он замечательно заканчивается воротами пивзавода (который, похоже, все такой же последние лет сто двадцать пять) и тропой к Буржарской ГЭС. По мере взросления акцент интересов переносится от труб и водопадов электростанции к танкам пивоваренного завода, во двор которого летом непрестанно заезжают машины с цистернами и бочками. Заполняются эти бочки и цистерны из толстенного гофрированного шланга, идущего из ледяных подвалов. Машина подъезжает, емкость наполняется, а шланг снова ставится на подставку на высоте грузовика. Тут появляемся шустрые мы, в черных сатиновых семейных трусах, заменяющих плавки, пара ловких движений и оставшийся в отрезке ледяной пенящийся напиток ровнехонько наполняет ведро. Пиво мы пили ведрами, получается.

1. Ныне Национальный парк Узбекистана.
2. Sovuq Choi – охлажденный чай (узб.).
3. Улица Укчи.
4. Магазинчик в начале ул. Фуркат.
5. Ныне тупик Алмазар
6. Ныне парк Бабура

ПРИМЕЧАНИЕ:

Стараться разъяснить принцип игры в лянгу в одном абзаце это все равно что толковать о правилах игры в шахматы, но попробую. Итак, взметающуюся ввысь и плавно спускающуюся лянгу нужно поддерживать в воздухе то простыми ударами внешней стороны стопы («простые»), то не опуская стопы набивать «висячей» в воздухе ногой («виси»), то в прыжке подбивать лянгу ввысь внешней стороной левой (я левша) стопы из-под бедра правой ноги (этот прыжок первой категории сложности – «люры»), а потом и прыжок второй категории сложности «джанджи», который редко кто мог делать более пяти раз – в прыжке внешней стороной левой стопы из-под голени плотно согнутой в колене правой ноги.

Автор Бахтиер Насимов. Источник. Спасибо за разрешение на копирование.

Кстати, предлагаю посмотреть комментарии в источнике, они стоят того!