Про Ташкент: 50-ые годы История Ташкентцы
… из детства помню и странных нищих, стариков, и инвалидов на утюжках на базарах …
они валялись в тени навесов, часто нетрезвые, грязные, большие больные птицы.
Мы ходили с бабушкой на базар кормить этих инвалидов пирогами, один мне пуговицу подарил. я не любила этих походов, мне было страшно, отвратительно.невыносимо встречаться взглядом с их постыдной беспомощной тайной и казалось, что никогда от этой отвратительности жизни не уйти. этот детский ужас убивал все то доброе, чему моя бабушка пыталась меня научить. до сих пор стыдно.
было это в детстве, сейчас и осознать, перевести в слова — не с кем.
Ташкент собрал столько судеб, просящих рассказать.
Вот у нас в доме была соседка, полька, католическая была женщина, суровая, большая, одевалась европейски, имела в доме пианино — я иногда играла с ней в четыре руки “Молитву девы”, или что-нибудь такое чувствительное, что в музыкальной школе не проходили.
Было у нее в квартире темно и даже прохладно, большая статуя мадонны стояла в углу. Такая, как в детстве сказала бы “настоящая” статуя, пугающая реальностью, со слезами на печальном лице. пугающая неизбежным взрослением и необходимостью понимать “смертности”.
Дружила она, пожалуй, только с моей бабушкой, тайной полькой, записанной русской в процессе выживания перед войной. Обмен пирогами, редкие вечерние посиделки, мне всегда хотелось пойти к ней в гости, хотя мне доставалось от нее — не получалось из меня достойной барышни.
Так вот у нее был муж — старый худой еврей, подобранный где-то на полустанке в конце войны. Она звала его по фамилии — Миллер, во дворе ее звали, естественно, Миллерша, что ее бесило: “не жидовска фамилия у меня”.
Она поносила несчастного Миллера на чем свет стоит, открыто, во дворе, орала на него так громко, что мы, дети, сначала приседали в страхе, а потом разбегались, заливаясь смехом. Почему?За что? При встречах с моей бабушкой аспид Миллер был главной темой ее страстных монологов.
И вдруг он умер. Миллерша перестала есть, умываться, выходить из дому. она лежала в темной комнате, моя бабушка пыталась кормить ее с ложки. через некоторое время Миллершу забрали в больницу, где она повесилась через пару дней.
Когда бабушка восклицала:”ах, как она его любила”, мне было смешно. сейчас уже не очень.
Найдено в ЖЖ
Спасибо!
Ой и я помню таких инвалидов. Мама мне давала монетку для одного из них. Обычно у Гастронома на Шейхантауре он сидел, правда всегда один……
Guzal_i[Цитировать]
И я знала одного такого — его звали Савельич, ходил с костылём у магазина на углу Пушкинской и Якуба Коласа в начале 60-х годов, щетина , грязный и вонючий. Казался бессмертным.
Pank[Цитировать]
яего тоже помню сам с переулка льва толстого
юрий[Цитировать]
В нашем 3-х этажном доме на последнем этаже жил одноногий участник войны.В конце 40-х ему было лет 30.Он работал сапожником на ул.Малясова.Попивал.Помню его мама жаловалась,что никак не могут добиться квартиры пониже .Где-то в 54-55 г.он повесился.Устал.А был молодой и красивый.Еще один участник войны безногий дядя Костя,по совпадению, тоже сапожник особой любовью соседей не пользовался.Временами он становился неукротимым дебоширом,гонял жену и сына и всех ,кто попадал под горячую руку. А всё из-за войны.Вечная им память и покой.
Лиля[Цитировать]
Лиля: Сапожник дядя Костя не на Урицкой около 43 школы жил и работал? А сына его Николаем звали? Если тот, то я на днях его вспоминала, ездила туда, в родные места.
VTA[Цитировать]
Да,конечно он.Но было такое время ,когда не уделяли заслуженного внимания настоящим участникам войны.Вот я о чем.
Лиля[Цитировать]
Да, было, к сожалению, помню.
VTA[Цитировать]
Спасибо Вам, Люди добрые за такую память! Ведь один из них — Луговской, написавший замечательную поэму «Алайский рынок
гаврош[Цитировать]