К 120-летию поэтессы. Звёздный кров Анны Ахматовой Искусство История Ташкентцы

65 лет назад в Ташкенте вышел в свет сборник «Избранных стихотворений» Анны Ахматовой, великого русского поэта.

Автор Марина Чернова-Жеховская.

Я буду помнить звездный кров
В сиянье вечных слав
И маленьких баранчуков
У чернокосых матерей
На молодых руках.

Война — всегда разлом, делящий жизнь каждого на «до» и «после». Исподволь меняется сама ткань бытия. 22 июня 1941 года советская страна стала перемещаться во времени и пространстве: на Запад шли эшелоны с войсками, на Восток уезжали в эвакуацию.

Ташкент, как и все тыловые города, в это лихолетье принимал под свой кров сотни тысяч тех, кто уже успел ощутить значимость двух простых величин: жизнь и смерть. Город простер своё тепло, свой «звездный кров», как напишет позже Анна Ахматова, для жизни, днем и ночью он принимал бесконечные поезда с людьми, гонимыми войной.

Весть о войне застала Ахматову в Ленинграде. Вместе с соседями она рыла щели в Шереметьевском саду, дежурила у ворот Фонтанного дома, красила огнеупорной известью балки на чердаке дворца. Ее первые впечатления отразились в стихотворениях «Первый дальнобойный в Ленинграде», «Птицы смерти в зените стоят». Но город быстро оказался в плотном кольце врагов — отборных немецких и финских войск, сил «Голубой дивизии» испанцев.

В конце сентября 1941 года, по приказу Сталина, за Ахматовой был послан спецрейс, на борту которого она была эвакуирована из Ленинграда. Такого «пассажа» Анна Андреевна не ожидала, но приняла его хладнокровно, как должное. Но «покровитель» понимал, что ахматовское слово, духовное, патриотическое, вонзающееся в душу, еще пригодится народу в страшной схватке с фашизмом.

Самолет доставил Анну Ахматову в Москву, а потом, на Казанском вокзале, вместе с коллегами по цеху, она села в поезд, отправляющийся в Ташкент. Дорога в среднеазиатскую эвакуацию растянулась на долгие недели. Сначала добрались до Казани, оттуда пароходом шли до Чистополя, а дальше… снова вернулись в Казань, где пришлось пробыть некоторое время. Ночи проводили в Доме печати, на полу, со всех сторон зажатые такими же беженцами, как они.

Из Казани переселенцы добирались до Ташкента окружным путем, через Сибирь, на что ушло три недели. Спутницей Анны Андреевны была Лидия Корнеевна Чуковская, отец которой, Корней Иванович Чуковский, уже находился в Ташкенте. В вагоне вместе с ними ехал Самуил Маршак. В дороге — за окном вагона, на полустанках — им открывались самые разные картины жизни, взбудораженной войной. Как вспоминала Чуковская, Ахматова впитывала впечатления, отринув физические тяготы путешествия.

Но вот, наконец, Ташкентский вокзал. Поздняя осень. С деревьев все еще слетали жухлые листья, серый азиатский лёсс под ногами дожди превратили в маслянистую грязь. На площади жгли огромные костры, тепло которых обогревало людей, еще не получивших пристанища.

Я не была здесь лет семьсот,
Но ничего не изменилось...
Все также льется Божья милость
С непререкаемых высот...

Такие строки написала Ахматова, ступив на узбекскую землю. В этом метафорическом узнавании «некогда знакомого» поэт выражает чувство родства, возникшего в душе: «На этой древней, сухой земле — я снова дома…».

Первые несколько дней ленинградцы провели в «Общежитии для московских писателей», до войны это была гостиница. Затем Чуковская отправилась жить к отцу, а Ахматовой отвели маленькую комнату на верхнем этаже дома ?7 по улице Карла Маркса. Вместе с ней там поселилась и Надежда Мандельштам, вдова Осипа Мандельштама, расстрелянного в 1938 году.

В комнате было только одно окно под самой крышей. Летом, в жару, кровельное железо умножало зной. Лидия Чуковская и Анна Ахматова встречались почти ежедневно. Их не оставляла мысль о любимом Ленинграде, истерзанном войной. 23 февраля 1942 года родилось великое стихотворение «Мужество», ставшее самым известным из всего, что написала Ахматова о войне.

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет...

8 марта 1943 года этот шедевр военной лирики, созданный в Ташкенте, был опубликован в «Правде», и о нем узнала вся страна.

Стихи Ахматовой военного периода наполнены высоким патетическим звучанием. Они лишены картин фронтового героизма, написаны от лица женщины оставшейся в тылу. Сострадание, великая скорбь сочетались в них с призывом к мужеству: боль должна переплавляться в силу. ?Было бы странно назвать Ахматову военным поэтом, — писал Борис Пастернак, — но преобладание грозовых начал в атмосфере века сообщило ее творчеству налет гражданской значительности?. Но и в военных стихах Ахматова остается сама собой: в них — не воспевание монументального героического начала, а, как всегда, щемящая человечность.

А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там имена! - захлопываем святцы:
И на колени все!...

Летом 43-го года жилищные условия Анны Андреевны были улучшены. Это был результат хлопот Алексея Толстого и секретаря Союза писателей Узбекистана Хамида Алимджана. Из небольшой чердачной комнаты ее переселили в новый дом на улице Жуковского, где жили Абдулла Каххар, Тимур Фаттах, Владимир Луговской, Ксения Некрасова, Лидия Чуковская.

Крутая деревянная лестница вела в просторную мансарду, разделенную на две комнаты. Меблировку составлял большой досчатый стол на козлах и такие же грубые скамейки. Привыкшая к аскезе, Анна Андреевна пышно называла эту комнату «трапезной», хотя трапезы здесь были редки. Этот свой ташкентский интерьер Анна Ахматова запечатлела нежными, трогательными красками поэтического слова:

Как в трапезной - скамейки, стол, окно
С огромною серебряной луною,
Мы кофе пьем и черное вино,
Мы музыкою бредим... Всё равно...
И зацветает ветка над стеною.
И в этом сладость острая была,
Неповторимая, пожалуй, сладость.
Бессмертных роз, сухого винограда
Нам родина пристанище дала.

«Кофе» и «черное вино» — конечно, из воспоминаний о далекой мирной жизни. Но розы, этот неизменный атрибут Ташкента, как и другой его символ, «сухой виноград» (кишмиш) — живые образы, почерпнутые из ташкентского бытия.

В 1943 году Ташкент стал родиной нового сборника Анны Ахматовой — «Избранные стихотворения». Его выход в свет был настоящим праздником, поскольку поэт Ахматова не была «баловнем» советской власти (ни ранее, ни после). Она радовалась тому, что ее слово допущено к людям, стихи услышаны ими после вынужденного молчания, забвения.

Книга вышла с предисловием Корнелия Зелинского, написавшего, что «сборник раскрывает мотивы жизни Ахматовой», и главнейший из них — «Россия, природа, искусство, любовь, человеческий портрет».

Рецензией на новую книгу осенью 43-го отозвался и Борис Пастернак: «Вышла избранная Ахматова. Сборник убеждает в том, что писательница никогда не умолкала и с небольшими перерывами всегда отзывалась на требования времени».

В Ташкенте Ахматова, строчку за строчкой, создавала «Поэму без героя». Своим певучим голосом она читала законченные фрагменты этого своего главного произведения — то в среде писателей, то офицерам, уходящим на фронт, то раненым — в госпиталях. В целом Поэме было отдано 20 лет, Ахматова «полировала» ее до конца жизни.

В ташкентский период в лирику Ахматовой вторгается «азийский миф». Азия видится ей как обретенная прародина, поэт благословляет «звук воды в тени древесной». Ахматова испытывала странное чувство узнавания Азии, которая открывает в ее душе что-то новое:

Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный термезский зной.
Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила.

Ахматова любила Ташкент, она не чувствовала себя здесь «пришлой», «чужой» («Кто мне посмеет сказать, что здесь я на чужбине…»). Ей нравилось бродить по ташкентским улицам, особенно — по закоулкам Старого города. В ее отношении к городу, к принявшей ее узбекской земле было что-то романтическое, чистое и благодарное. В трудное для всех время одинокой женщине-поэту помогали не только соседи, но и чужие люди. Светлана Сомова, оставившая воспоминания об Ахматовой, рассказала случай, когда в дом писателей вошел продавец кислого молока и стал громко созывать покупателей. Одна за другой хлопали двери, стоял шум маленького базара. Но тут открылась еще одна дверь, и появилась Ахматова. «Джим…Мулла!», — произнес молочник, т.е. «Тише… Мулла» (священнослужитель, почитаемый человек). Столь сильное впечатление произвела на простого кишлачного старика величественная, царственная Анна Ахматова. Современники утверждают, что у нее был внутренний огонь необыкновенной силы.

В Ташкенте Анна Ахматова дружила с семьей Козловских — Алексеем Федоровичем, композитором, и его женой Галиной Лонгиновной, либреттистом. Это были известные культурные деятели Узбекистана, связь с которыми Ахматова поддерживала всю жизнь. Когда она скончалась, Галина Козловская привезла и бросила на могилу в Комарове горсть ташкентской земли.

Источник