Избранные места из медицинской карты полковника Ядыкова, часть 2 Искусство

– Представьтесь, – произнес Ядыков, обращаясь к Павлу.
– Барило. Павел.
Павел полковнику понравился.
– Назначаю вас командиром отделения.
– Слушаюсь! – отчеканил Павел.
– И моя фамилия кончается на «о»! – звонко прозвучало в тишине.
Взгляд Ядыкова напоролся на лицо студента, явно семитского происхождения.
– Вы кто? – оторопел Ядыков.
– Мы с Барило почти однофамильцы, – сообщил студент. – Моя фамилия – Шапиро. Но в отличие от Павла я не русский.

Ядыков криво усмехнулся.
– Украинец?
– Почти, – сказал Шапиро. – Украинский еврей.
Ядыков крякнул. Помолчал. Прищурился.
– Ну, что ж… Шапиро, так Шапиро. В жизни всякое случается. Уверен, что из вас тоже может получиться настоящий офицер. И в этом я вам помогу. Обещаю заниматься с вами персонально. Во внеурочные часы.
Шапиро скис. И его вполне можно понять.
Мы не успели посочувствовать товарищу, как вдруг услышали за окнами гулкий шум дождя.
Ядыков замер. Затем, точно борзая на охоте, в три прыжка достиг окна. Настежь распахнул его. Грудью лег на подоконник.
Не веря самому себе, громко крикнул:
– Товарищи студенты, это дождь!
Так может радоваться первому дождю после долгой засухи только пахарь-землепашец или секретарь райкома по сельскому хозяйству.
– Дождь! – ликовал полковник.
Он был похож сейчас на горьковского буревестника.
Но вдруг полковник неожиданно скомандовал:
-Встать! Немедленно покинуть помещение! Занятия продолжим в обстановке, приближенной к боевой.
Ядыков вывел нас во двор, на баскетбольную площадку. На языке полковника баскетбольная площадка именовалась плацем.
Мы построились в шеренгу, подняли воротники.
– Отставить! – приказал полковник. – Вы еще зонты раскройте!
В дальнейшем выяснилось, что любая непогода являлась для Ядыкова самым светлым состоянием души. Дождь, а лучше с ветром, глинистая жижа, мокрый снег, мороз, гололед, сугробы приводили Ядыкова в трепетный восторг. Чем ненастнее погода, считал Ядыков, тем выше качество военной подготовки. Учебный класс как место проведения занятий он не признавал. В нормальных человеческих условиях, утверждал Ядыков, солдаты не рождаются.
– Всех гнать на плац! – утверждал полковник. – Только на плацу студент превращается в бойца.
На военной кафедре его считали экстремистом.
– Ты – ястреб! – кричал ему майор Зверко.
Хотя и сам не считался либералом.
Начальник кафедры Хушбеков грозился пожаловаться в округ. Но Ядыков был неумолим.
Доходило до нелепости. Были случаи, когда в хорошую погоду Ядыков отменял занятия.
Сейчас мы покорно стояли на плацу.
Ядыков, набухший от дождя павлин, с наслаждением расхаживал вдоль строя и рисовал нам на ближайшие пять лет радужные перспективы.
– Зашел в библиотеку, посмотрел, чему вас собираются учить. Стыд, доложу я вам, позор! Баловство одно! Стишки, куплеты, сказочки, сонеты. Полубаба-полурыба на дерево взобралась, рядом хахаль ходит, то ли леший, то ли кот! Что за чушь?!
С козырька полковничьей фуражки сорвалась очередная увесистая капля и плюхнулась на гимнастерку.
– Значит так, – сказал Ядыков, – всякие там аньки-еньки, суффиксы-ебеньки оставляем девушкам. Мужики займутся делом. Военному искусству учиться должным образом. Кто сказал?
– Маршал Жуков? – предположил все тот же Вадик Новопрудский.
– Фи-ло-лу-хи! Шуты го-ро-хо-вые! Люди высоко-о-о интеллектуальные! – У Ядыкова на горле забился мокрый от дождя кадык – Военному искусству учиться должным образом завещал нам Ленин! Прошу зарубить себе на лбу!
– На носу, – компетентно поправил Новопрудский.
Полковник уперся взглядом в нос золотого медалиста.
– На таком носу что хочешь можно зарубить. Учтите, – кричал полковник, – времени у нас в обрез! Обстановка в мире сложная. Международный враг не дремлет. Страна надеется на вас. Вам могут позавидовать миллионы молодых людей. Через пять лет вы окончите университет и станете офицерами запаса. На ваших кителях будут сверкать университетские значки. Оправдайте доверие народа! За пять лет учебы в университете мы, ваши педагоги, откроем перед вами сокровищницу знаний. Вам предстоит усвоить всё, что накопила советская военная наука. Самая передовая в мире. Строевая подготовка, уставы, владение всеми видами оружия, топография и химзащита, баллистика, стратегия и тактика. И, наконец, мы откроем перед вами секреты агрессивных блоков НАТО и СЕАТО.
Было сыро и промозгло. Зябли руки. Я их запустил в карманы брюк. Прикрыл глаза. Ровный шелест осеннего дождя, перемешанный с НАТО и СЕАТО, действовал снотворно.
Последнее, что я услышал из уст полковника:
– Я вылеплю из вас гвардейцев!
На процессе лепки я окончательно отрубился. Никогда не думал, что смогу уснуть, как лошадь, в вертикальном положении. С той лишь разницей, что лошадь засыпает в стойле, а я уснул в строю.
Непонятно было только одно: когда полковник успел переодеться. Сейчас на нем все было стерильно-белое: и гимнастерка, и галифе, и даже сапоги.
Ядыков хлопотал над огромным разделочным столом, оббитым жестью. Руки, оголенные по локоть, энергично месили то ли тесто, то ли гипс.
– Я вылеплю из вас гвардейцев! – слышал я сквозь дрему.
Руки полковника творили чудеса: гипсовое тесто шмякали об стол, катали, мяли, шлепали, вертели.
Я пригляделся и увидел: из гипсового теста возникаю я. Собственной персоной. Совершенно голый, но почему-то в портупее, при ремне и в сапогах.
Сейчас Ядыков увлеченно колдовал над моим причинным местом. Он то удлинял его, то укорачивал, то прибавлял в диаметре, то плющил. Что-то прикидывал в уме, производил расчеты.
Наконец заботливо спросил меня:
– Нигде не жмет, не давит? Размерами доволен?
Я смутился, пах прикрыл рукой.
– Ну-ну, – сказал Ядыков. – Тут стесняться нечего. Патрубок для мужика – первейший инструмент. Вон какой свисток! От полковника Ядыкова на память! Пользуйся, еще не раз спасибо скажешь.
В шеренге глухо зароптали:
– А мы чем хуже?..
Ядыков рассмеялся:
– Ладно, ладно, дети. Дайте только срок. Будет вам и дудка, будет и свисток.
Он снял мою ладонь с лобка, залюбовался результатом проделанной работы:
– Гвардеец! Такого и министру обороны показать не стыдно! А сейчас, – Ядыков загадочно прищурился. – Сюрприз!
Он ухватил меня за плечи и развернул на сто восемьдесят градусов. Точно по клавишам, пробежался пальцами по ребрам. Нащупав пятое ребро, придавил его, вывернул наружу. Что примечательно, боли я не ощутил. Только стало чуть щекотно.
– А теперь можешь повернуться, – разрешил Ядыков.
Я повернулся и – увидел девушку. Совершенно обнаженную. Прикрытую лишь фиговым листком, похожим на первомайский праздничный флажок – с серпом и молотом и красной звездочкой.
Незнакомка улыбалась. Как Джоконда из журнала «Огонек». Дождевые струи омывали ее стройный стан.
Девушка как две капли воды была похожа на Людочку Юдицкую. Похожая лицом. Про тело не скажу. Потому что голой Людочку Юдицкую я никогда не видел.
Оказалось, что родинка у Людочки имеется не только на щеке, но и под пупком. Но это к слову. Пикантная подробность.
– Твоя подружка. Прошу любить и жаловать. – Ядыков легонько подтолкнул девушку ко мне. – Береги ее, как зеницу ока. Сам знаешь, международная обстановка сложная. НАТО и СЕАТО вынашивают планы.
Ядыков вручил мне карабин.
– Экзамен по стрельбе ты сдал. Баллистику освоил. Уставы изучил. Защитить девушку сумеешь. Ты теперь гвардеец!
Ядыков отступил еще на шаг. Отвинтил с фуражки звездочку и ею нас перекрестил.
– Плодитесь и размножайтесь!
Переполненные счастьем, мы с Людочкой ответили:
– Служим Советскому Союзу!
Я бережно взял Людочкину руку. Ощутил тепло девичьей ладони.
И вдруг почувствовал, как девичья ладонь стремительно грубеет, становится жесткой, как наждак. Я дернулся, попытался вырваться. Но не тут-то было.
Мужская цепкая рука, точно клещи, сдавила мне запястье.
Я вскрикнул и открыл глаза. Передо мной стоял Ядыков.
– Дрочишь?! Руки из карманов! – заорал полковник. – Если невтерпеж, дрочить уходят за угол! Интеллигенты поступают так!
Его мокрое от дождя лицо исказила злоба.
Шеренга замерла.
– Два шага из строя!
Я послушно вышел.
– Вот к чему приводит человеческая похоть! – кричал Ядыков. – А еще филолог, интеллектуал!
Он заметался вдоль шеренги.
– Приказываю немедленно явиться к начальнику кафедры полковнику Хушбекову и по уставу доложить: «Уличен при исполнении развратных действий в особо извращенной форме!». И не забудьте подчеркнуть, что сексуальный эпизод произошел в строю!
Мой путаный доклад привел Хушбекова сначала в ярость, потом в оцепенение.
– Сам курсантом был. Могу понять, – сказал Хушбеков. – Молодой, зеленый был. Застенчивый. Девушек боялся. Одного не понимаю – почему в строю и под дождем?!
Я пытался объяснить, что все это неправда, что все было совсем не так, что Ядыкову просто показалось.
Хушбеков резко оборвал:
– Ядыкову показаться не могло! Он фронтовик-орденоносец. Командовал полком и жеребцов в погонах всяких повидал. Ошибиться он не мог. Но почему в строю и под дождем? – пытал меня Хушбеков.
Дался ему этот строй и этот дождь!
Я понял – спорить с начальником военной кафедры бесполезно и рискованно. И я признался:
– Да, онанировал. Да, в строю. Да, под дождем.
Хотел еще добавить, что под дождем да с холодным ветерком – занятие особенно приятное. Но передумал.
Хушбеков на поверку оказался нормальным мужиком. Он моментально успокоился. Проявил педагогическую мудрость и понимание молодого организма.
– В следующий раз надо быть воздержанней, – по-отечески пожурил Хушбеков. – Заниматься этим можно и даже нужно, но во внеурочные часы. А сейчас в порядке наказания – три наряда самоподготовки!
Самоподготовка на военной кафедре практиковалась часто. В полном одиночестве на полтора часа студента запирали в классе, выдавали учебную литературу и насильно принуждали к самостоятельным занятиям. Такая самоподготовка напоминала процедуру, в которой обвинил меня Ядыков.
Хушбеков вызвал в кабинет Зверко. Велел снабдить меня уставом гарнизонной службы и препроводить в учебный класс.
– Глаз не спускать, одного не оставлять! – приказал Хушбеков и что-то зашептал Зверко на ухо.
Майор с опаской покосился на мою ширинку.
– Надо же!.. В строю… И дождя не испугался…
– Если что, зови Мацу, – сказал Хушбеков. – Только проследи, чтобы капитан не перестарался. А то оставит парня без наследства…
Мне сделалось не по себе. Настолько, что заболел живот. Я попросил Зверко:
– Разрешите отлучиться в туалет.
– Снова за свое?! – заорал Зверко и вновь покосился на мою ширинку. – Ишь, какой ты ненасытный!
Автор Александр Бизяк. часть 2

От греха подальше Зверко позвал Мацу.
Прибежал Маца. Выслушав коллегу, заливчато заржал:
– Знаем мы эти туалеты! Сами проходили.
Не кафедра, а скопище военных онанистов, подумал я.
– Станешь снова аморальничать, – предупредил Маца, – помидорчики пообрываю. И редиску выдерну. С вредными привычками, студент, пора кончать.
Минуя туалет, меня повели в класс самоподготовки. Зверко шел впереди, Маца – за мной.
В классе усадили на самом обозримом месте, у доски. Чтобы виден был со всех сторон. Выдали устав.

– Читай, студент. Вслух и с выражением, – сказал Зверко.
Делать было нечего. Я раскрыл устав. Тяжело вздохнул. Сгорбился, руки уперев в колени. И вдруг услышал:
– Руки!
Это кричал капитан Маца.
– Руки вытащить из-под стола! Обе!
Мне хотелось плакать, хохотать и материться.
Так закончился мой первый университетский день. Впереди их было много. Очень много. Но я особенно запомнил те из них, в которых фигурировал Ядыков.

Комментариев пока нет, вы можете стать первым комментатором.

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.