Поэт в отпуске: как Есенин съездил в Ташкент и что отсюда увёз История Ташкентцы

Автор: Амир Абдиров

Сергей Есенин прибыл в Ташкент в начале мая 1921 года и провел там около трех недель. По воспоминаниям современников, поэта манил не столько «Ташкент — город хлебный», сколько Ташкент как ворота на Восток. Его поездка в Туркестан и была своего рода бегством на восток: во-первых, он давно мечтал увидеть эти края, а во-вторых, в то время он скрывался от скандала, связанного с нелегальным изданием своих «хулиганских» стихов.

Друг Есенина, поэт Валентин Вольпин, вспоминал, что тот приехал «радостный, взволнованный, жадно на все глядел, впитывая пышную туркестанскую природу, необычайно синее небо и весь тот необычный для европейца вид туземного города с узкими улочками и безглазыми домами, с пестрой толпой и пряными запахами». В Ташкенте как раз праздновали Уразу-байрам — улицы наполнились тысячами людей в ярких халатах, в воздухе витали ароматы плова и шашлыка, громыхали трубы и барабаны, чайханы сияли светом ламп.
Интересно, что Есенин поселился не в гостинице. Вместо этого он квартировал прямо на железнодорожной станции — в специальном служебном вагоне на запасных путях. Большую часть времени поэт проводил в культурных кругах ташкентской интеллигенции. Его московский приятель, поэт Александр Ширяевец, ввел Есенина в местное литературно-художественное общество.
Есенин выступал с чтением стихов на вечерах «Студии искусств» в Публичной библиотеке, в клубе Красной Армии и даже перед сеансами фильмов в кинотеатрах «Туран» и «Хива». В Ташкенте его популярность оказалась огромной — восторженные слушатели устроили поэту несколько оваций. Вокруг «русского гостя» постоянно находились местные поэты и художники.

Реконструкция квартиры Вольпина, в которой Есенин впервые прочел поэму «Пугачев». Фото: Музей Есенина в Ташкенте

Маршрут и география

Основным пунктом пребывания Есенина был Ташкент, но он стремился увидеть и древний Самарканд. Там он пробыл несколько дней, посетив основные архитектурные достопримечательности. Самарканд произвел на певца крестьянской Руси сильнейшее впечатление. Художник Кузьма Петров-Водкин писал жене летом 1921 года:

«Несколько дней тому назад я видел Есенина… Он вернулся в полном восторге от Самарканда и очень посвежел».

Но вот до Бухары Есенин, судя по всему, так и не добрался. Александр Волков утверждал: поэт «написал о Бухаре, которую никогда не видел». Тем не менее, даже мимолетного погружения в атмосферу Туркестана и путешествия в Самарканд хватило, чтобы воображение Есенина обогатилось «восточными» образами.

Следы Туркестана в поэзии Есенина

Короткая поездка в Среднюю Азию не прошла для Есенина бесследно. Но насколько глубоко она повлияла на его творчество? Сразу по возвращении в 1921 году поэт не опубликовал ни стихов, ни поэм о Туркестане. Его главные «восточные» произведения появились позже — цикл «Персидские мотивы» был написан в 1924 году.
Тем не менее впечатления 1921 года прочно отложились в его памяти и творческом сознании. Они всплывали затем в лирике в виде отдельных образов и метафор. Например, в стихотворении 1923 года «Эта улица мне знакома…» Есенин вспоминает далекие странствия:

«Золотые пески Афганистана
И стеклянную хмарь Бухары.
Ах, и я эти страны знаю —
Сам немалый прошел там путь…».

Здесь появляется знаменитый образ «стеклянной хмари Бухары», то есть знойного марева над Бухарой.

Знойная Бухара в наши дни. Фото: Ильдар Садыков

Помимо прямых упоминаний туркестанских топонимов, поездка пробудила у Есенина более глубокий интерес к восточной культуре. Он искренне увлекся местной поэзией, музыкой, обычаями. Друзья вспоминали, что Сергей с большим интересом слушал узбекские народные песни и стихи, часами пил зеленый чай в чайханах старого города — особенно любил чайханы Шейхантаура и Урды. Он пробовал сидеть по-восточному на топчане (что у него плохо получалось — ноги все равно спускал вниз и болтал ими, как мальчишка), щеголял по Ташкенту в костюме с галстуком и начищенных туфлях, несмотря на жару.
Любопытная подробность: известный любитель выпить, Есенин в Ташкенте почти не употреблял спиртное. Очевидцы отмечали, что поэт, очарованный Туркестаном, трезво впитывал краски и ароматы Востока, обретая вдохновение безо всякой «подпитки». Можно сказать, что Средняя Азия подарила ему новое творческое дыхание и свежий взгляд.

В известном стихотворении «Шаганэ ты моя, Шаганэ» звучат характерные строки:

«Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий».

Есенин здесь словно говорит: да, Восток прекрасен, но сердцу милее родная Рязань. В этом — ключ к пониманию его «восточной» лирики. Она не про конкретный Туркестан или конкретную Персию, а про встречу русской души с восточной экзотикой. Восточные образы для него стали средством выразить свои собственные чувства — тревоги, разочарования, надежды — в новом, символическом ключе. Недаром в одном стихотворении цикла герой лечит душевные раны «синими цветами Тегерана» в ташкентской чайхане, сочетая географическую конкретику (Тегеран, чайхана) с внутренним переживанием исцеления.

«Ловцы мифов»: современные искажения и спекуляции

История трехнедельного пребывания Есенина в Средней Азии обросла со временем множеством мифов — порой невинных, а порой и намеренно преувеличенных. Разберем некоторые из них.

Миф 1: Восточное путешествие коренным образом повлияло на творчество Есенина.

В популярной литературе и СМИ нередко встречается утверждение, будто поездка в Туркестан стала для Есенина едва ли не переломным моментом, вдохновив его на создание шедевров. Например, современные издания пишут, что впечатления от Ташкента оказали большое влияние на творчество Есенина: именно там он завершил поэму «Пугачёв» и задумал цикл «Персидские мотивы». Доля правды в этом есть — поэму «Пугачёв» он действительно дописал в черновом виде в Ташкенте и даже читал местной публике.
Да и без туркестанского опыта, вероятно, не было бы такого яркого восточного колорита в «Персидских мотивах». Но все же нельзя преувеличивать: основная творческая работа над циклом «Персидские мотивы» велась  спустя несколько лет — осенью 1924 года, когда Есенин жил в Баку и Грузии. Туркестан дал толчок, но не стал мгновенной музой, продиктовавшей стихи. Поэтому корректнее сказать, что восточное путешествие — важная краска в палитре Есенина, а не смена всей картины. Ему потребовалось время, чтобы «переварить» увиденное и воплотить это в поэзии.

Есенин (на фото в центре) в Батуми, 1924 год.

Миф 2: Есенин объездил весь Восток — был и в Бухаре, и в Самарканде, и чуть ли не в Персии.

Эту легенду охотно подхватывают в масс-медиа. Например, известный российский актер Сергей Безруков в недавнем интервью заявляет, что «Узбекистан занимает особое место в биографии Есенина, который бывал не только в Ташкенте, но и в Бухаре и Самарканде», и что восточная поэзия (вплоть до произведений Фирдоуси) глубоко вдохновила поэта. Подобные утверждения создают образ Есенина как знатока восточных стран, буквально странствующего поэта-ориенталиста. Реальность же гораздо скромнее.

Миф 3: В Ташкенте Есенин предавался сплошным кутежам и скандалам.

Скандальная репутация хулигана преследовала поэта на родине, и некоторые авторы переносят этот образ и на его восточную поездку. В действительности, как отмечают очевидцы, в Туркестане Есенин вел себя на удивление спокойно и даже степенно. Да, был один анекдотичный случай: по рассказу Волкова, Есенин однажды выбежал с концерта в душном помещении, где выступала заезжая дива, со словами «не за тем я сюда приехал». На улице поэт обнял шейного верблюда и сказал ему: «Унеси меня отсюда, милый, как Меджнуна…».
Этот эпизод ярко показывает разочарование Есенина в банальном «европейском» досуге (эстраде и кино — ему хотелось настоящего Востока, а не кабаре с танго. Но никаких масштабных дебошей или скандалов он не устраивал. Напротив, поэт много работал (закончил поэму, выступал перед публикой) и учился — познавал новую культуру.
В Узбекистане память о Сергее Есенине поддерживается давно: с 1981 года в центре Ташкента работает Дом-музей Есенина. Не случайно дочь поэта Татьяна Есенина много лет жила именно в Ташкенте, храня и передавая реликвии отца музею.
Сегодня мы наблюдаем новый всплеск внимания, во многом инициированный из России. 2025 год объявлен годом 130-летия со дня рождения Есенина, и российские культурные деятели используют этот повод, чтобы «вернуть» поэта в Центральную Азию. Например, Безруков развернул целый проект: осенью 2025 года он привозит в Ташкент свой спектакль «Хулиган. Исповедь» и одновременно выступает с инициативой установить в городе памятник Есенину.

Экспозиция музея Есенина в Ташкенте.

По словам актера, памятник станет символом культурной связи между народами, а финансировать проект готова Россия. «Память о Есенине — это общий культурный код народов бывшего СССР», — заявляет Безруков. Он подчеркивает стратегическую важность изучения есенинской поэзии в школах союзных стран, называя стихи поэта носителями «живой души России». 
Глава Россотрудничества Евгений Примаков также поддерживает эту «есениниану»: российская культурная политика явно делает ставку на «мягкую силу» поэзии, используя образ Есенина как объединяющий и ностальгический для постсоветского пространства.
При этом «восточный мотив» у Есенина работает скорее как художественный прием, украшающий и углубляющий традиционную тему родины и любви, нежели как отчет о путешествиях. Его «Персидские мотивы» — это во многом мифологизированный «Восток», созданный на основе реальных впечатлений (Ташкент, Закавказье) и богатого воображения поэта.
Кстати, сам Есенин, несмотря на название цикла, никогда не был в Иране. Современные литературоведы подчеркивают: краткая поездка в Туркестан (май-июнь 1921 года) и более длительная поездка в Азербайджан (конец 1924–1925 годов) дали Есенину необходимый материал и колорит, позволивший ему «создать свою, сказочную Персию». Но прямых очерков о Туркестане поэт не оставил — восточный опыт проявился в его поэзии опосредованно, через призму художественного переосмысления.

Источник.