Юрий Подпоренко: Первая учительница Старые фото Ташкентцы

Мне довелось учиться в трех школах. Сначала — в ташкентской школе № 72, семилетке, потом — в школе № 48, а окончил вечернюю школу № 24. Но всё по порядку…
Когда я научился читать — не помню. Точно — до школы. Всё произошло как бы, само собой.

Помню, как, прочитав на тетрадке старшей сестры её фамилию Рогожина, поинтересовался, почему у неё другая фамилия. Папа с мамой переглянулись, причём мамины чёрные глаза сверкнули. Через некоторое время фамилия Эльвиры стала как моя — Подпоренко.

Свою-то фамилию я знал сызмальства. Потому что бывало, как среди ночи в окошко раздавался сильный стук и женский голос выкрикивал «Подпоренко» с ударением на третьем слоге. Это была вызывная. Папа тут же вставал и быстро собирался в поездку. Я догадывался, что сестра моя родная только по маме, но вслух мне об этом сообщили только тогда, когда отца не стало.
В школу меня определили под номером 72. Элла училась в школе № 91, но она оказалась уже заполненной, и маме пришлось отнести мои документы в другую школу. Кстати, 1953-й стал годом, когда впервые мальчики и девочки стали учиться вместе, а до этого школы делились на женские и мужские.
Фокус был в том, что 91-я школа находилась по одну, нашу, сторону от улицы Педагогическая, которая шла от Туркменского базара до Пединститута. А 72-я — по другую, и надо было переходить дорогу. Но деваться было некуда и первое время меня, конечно водили в школу и встречали по окончании уроков.

И 1-го сентября 1953-го года я оказался в 1-м А классе, который набрала Мария Фёдоровна Заика. Фамилию её, конечно я узнал позднее, но ненамного, поскольку иногда возле отметки она писала и свою фамилию. Самым первым стало воспоминание первых дней учёбы. На уроке чтения или письма Мария Фёдоровна торжественно объявила, что буквы бывают гласные и согласные! Эге, — подумал я, — это надо запомнить! И запомнил не только это правило, но сам факт запоминания.

Мария Фёдоровна была худощавой и статной седовласой женщиной. По слухам, видимо, весьма достоверным, она училась ещё до революции в Институте благородных девиц. Девицей, скорее всего, она и осталась до конца свих дней, судя по её одинокой жизни. Помню, как она, начав урок, брала в руку большую линейку, проводила по ней мелом прямую линию на классной доске и по этой линии писала слова, которые мы должны были писать в своих тетрадках. Писали мы ручками с перьями, которые макали в чернильницы. И хотя эти чернильницы, которые мы носили в своих портфелях, назывались непроливайками, они очень даже проливались, и портфель изнутри был сплошь в фиолетовых пятнах.

Учительницей она была строгой — могла стукнуть по рукам этой самой длинной линейкой. А кончики пальцев у нее всегда были белыми от мела. Ходила Мария Фёдоровна всегда одетой как старшеклассница — в коричневом платье и белом фартуке. Она, как выяснилось, была не только строгой, но и жестокой — двое одноклассников покинули наш класс. Одного перевели в школу для умственно отсталых детей, а другой стал учиться в параллельном классе, который вела молоденькая учительница Елена Степановна. Не стану называть их имён. Скажу только, что первого из упомянутых я встретил, годы спустя, активным участником самодеятельного театра. Он окончил Политехнический институт, работал инженером, а сейчас живёт в Штатах. С другим мы соединились в одном классе, после окончания начальной школы. Сейчас он живет в Израиле.

Я всего боялся в первые годы учёбы в школе. Боялся поставить кляксу в тетрадке, сделать какую-нибудь ошибку. Поэтому старался все делать осторожно. И однажды перестарался — переворачивая страницу, не заметил, что листы бумаги слиплись. И когда после проверки получил тетрадь обратно, то увидел на пустом развороте огромную единицу красным карандашом. Эта отметка оказалась единственной за всё время моей учёбы.

Так случилось, что я сидел за первой партой, и поэтому видел всё, что писала учительница на доске. Но после окончания первого класса мы с мамой поехали отдыхать и, когда поездом возвращались обратно, на одной из остановок я спросил маму, какая это станция. Она ответила, что, мол, грамотный, читай сам. Я ответил, что не вижу. Она это запомнила и когда мы вернулись домой, повела меня к врачу, который проверил зрение и выписал очки. Так что я со второго класса стал «очкариком». А с Марией Федоровной мы встретились спустя годы в пансионате для одиноких людей под Ташкентом.