Летние впечатления Искусство Ташкентцы

Фахим Ильясов.

Багдад посетил я, увидел Стамбул,
Я в Мекке от тягот пути отдохнул,
Но мне показалось, что вновь я родился,
Когда возвратился в мой бедный аул.

НАЛЬЧИК.

В самом зелёном городе России, а таковым безусловно является столица Кабардино-Балкарии Нальчик, есть туристический маршрут «Тысяча ступеней». Преодолев эти ступени, растянувшиеся среди сплошной зелени на несколько километров, оказываешься на спортивной площадке, которая тоже окружена тёмным лесом.

А если есть желание увидеть город, якобы, как на ладони, надо дополнительно пройти вверх по горной дороге ещё около одного километра, чтобы добраться к подобию смотровой площадки, где вы всё равно не увидите Нальчик сверху, а лишь его небольшой кусочек, а вместо остальной части города, вы будете любоваться вековыми соснами, елями, вдыхать аромат можжевельника и пихты. На этом непростом и даже трудном маршруте встречаются группы местных спортсменов, туристов из разных городов России и что интересно, сонмище горянок желающих похудеть или наоборот, сохранить стройную фигуру.
Вот, например, весело шагают молодые москвички в модных и дорогих спортивных костюмах, а их солнцезащитные очки забирают много света и в без того тёмных дебрях этого горного массива сплошь покрытого лесами. Девчата энергично, даже с каким—то остервенением идут по этим ступеням, всё время вытирая пот со лба и иногда прикладываясь к бутылке с водой, но через несколько сот ступеней присаживаются отдохнуть на скамейках, зато горянки в чёрных трико Nike, обтягивающих их стройные фигуры, практически, не позволяют себе расслабиться. Вот, буквально бегут по ступенькам, на зависть всех тех кому за тридцать, небольшие группы юных гимнасток и пацанов — боксеров, они играючи и в ускоренном темпе обгоняют всех, как младых, так и старых.
И пока небольшая часть туристов доберётся до конечной ступени, эти юные и тренированные спортсмены пройдя весь маршрут и даже успев спуститься вниз, начинают второй этап своих тренировок. Выясняется, что преодоление тысячи ступеней, для нальчикских спортсменов было всего лишь разминкой.

К концу подъёма, остаётся лишь небольшая, но целеустремлённая часть московских, челябинских и волгоградских туристок в возрасте тридцать плюс, а вот представителей мужского пола среди них нема. Поднявшись на спортивную площадку и отдышавшись, приезжие дамы замечают элегантных физкультурниц из местных, кстати, тоже не девичьего возраста, усердно занимающихся растяжкой и демонстрирующих слаженные движения то ли из ушу, то ли йоги.
Это было так завораживающе и красиво, что приезжие девушки за тридцать, начинают неуклюже повторять за ними, но до уровня стройных лермонтовских Бэлл им ещё далеко. Все остальные гостьи Нальчика давно отстали, а многие уже спустились вниз, едва одолев триста — четыреста ступеней и только самые упорные из упитанных, даже дошли до отметки восемьсот. Весь маршрут под названием «Тысяча ступеней» растянут, ориентировочно, более чем на два километра. Новички не знают всей сложности этого привлекательного, но нелёгкого пути, зато впервые преодолев его, они впадают в эйфорию, как будто ими двигала давняя мечта пойти на горные хребты, в край самых белых облаков (Н. Гумилёв). До белых облаков, естественно, далеко, но от чистого горного воздуха, нашего москвича насквозь пропитанного бензином и соляркой, с непривычки, буквально «штырит», поэтому на радостях ему хочется посидеть среди гостеприимных горцев (а лучше горянок) и выпить с ними как эстету с эстетами двойного виски. Гость Нальчика просто не знает, что местные жители обоих полов не употребляют никакого заморского виски — шмиски, а предпочитают домашнее вино.

Нальчик приятно удивляет уважительным отношением горожан не только к друг другу, что естественно на Кавказе, но и к приезжим, которые честно говоря, только понаслышке знают о местных традициях и обычаях. Во время пешей прогулки по городу, мы с товарищем забрели на одну из незнакомых нам улиц и на автобусной остановке я спросил стоявшего рядом горожанина лет шестидесяти о поэте Кязиме Мечиеве, чьим именем была названа данная улица и он, до прихода автобуса подробно рассказывал не только о нём, но и об истории названий соседних улиц, а самое главное, войдя в автобус, он сразу за всех нас заплатил за проезд. В Нальчике пассажиры отдают деньги водителю, сам проезд стоит недорого, но сам факт проявления гостеприимства и добросердечности к незнакомым людям, вызывает уважение. Мы поблагодарили незнакомца и пригласили его в ресторан «Куванч», отведать с нами знаменитые местные Хычины, но наш добрый незнакомец вежливо отказался, сославшись на дела.

Таких случаев можно привести множество и всё это напомнило мне прошлые годы, когда человек человеку действительно был другом. По крайней, в наши родные советские годы, мне, в большинстве своём, встречались только хорошие и добрые люди, и единицы, как мне тогда казалось, не очень хороших (А скорее всего, это я был плохим для них). Нас обрадовал факт, что несмотря на то что советской власти уже нет давно, но все старые названия улиц и площадей сохранились. А как же иначе, ведь это наша история, сказал заместитель Мэра Нальчика во время краткой беседы, перед концертом в честь Дня Победы во Дворце Профсоюзов.

По утрам в огромном Атажукинском Саду, он же Курортный Парк, можно встретить небольшие группы пенсионеров занимающихся не только ходьбой, но и тренирующихся на спортивных площадках. Но не они одни уделяют внимание своему здоровью, сотни женщин, как зрелого, так и молодого возраста занимаются скандинавской ходьбой, бегом и фитнессом на свежем воздухе. Я познакомился с некоторыми из них, мужчины которым на вид лет пятьдесят, оказались пенсионерами за семьдесят. Выяснилось, что они не курят, питаются в основном дома, а из алкоголя употребляют, исключительно домашнее вино. Как говорят горцы, самое лучшее вино обычно готовит соседка, ещё не старая вдова. Женщины, встречающиеся в утреннем парке одеты в спортивную форму обтягивающую самые привлекательные места, их головы украшают черные бейсболки с надписями «Босс» или «Найк», а в руках палки для «скандинавской ходьбы», которыми они пользуются только в холмистых местах. В обеденное время, местные дамы любят собираться компаниями в ресторане «Куванч» и за вкусными хычинами обсудить дела насущные, то есть посплетничать, как и все остальные прекрасные половины этого мира.

В этот ресторан, причём без всякого повода, часто приходят целыми семьями, и не только с детьми, но и обязательно с тётушками, бабушками и дедушками. Культура посещений ресторанов или кафе сразу несколькими поколениями одной семьи, напрочь утеряна в больших городах, а особенно в Москве. Меня также впечатлила случайная поездка в один из аулов со знакомым жителем Нальчика. На новенькой «Аркаде» Галиахмата, так зовут моего приятеля, мы за час преодолели около ста километров и очутились в скромном, но уютном доме его родителей. Отца он похоронил несколько лет тому назад, а мама жила с младшей дочерью — разведёнкой и внуком. Пацан обожает своего дядю, он учится в Нальчике и живёт в семье Галиахмата, приезжая к бабушке и матери только на выходные. Сразу по приезду, Галиахмат начал ухаживать за матерью и готовить на кухне её любимые котлеты с пюре. Он мотался из кухни в гостиную, спускался в подвал за домашним вином, яблоками и грушами, при этом на ходу целую маму и сестрёнку и говоря им, чтобы они отдыхали и развлекали гостя. А меня в этот момент грызла совесть и мучили воспоминания о том, как во время моих приездов в Ташкент, моя мама уже будучи больной, готовила плов, салаты, жарила перемечи и т.д. Бедная мама, не чувствуя больных ног, буквально летала между кухней и гостиной, радуясь приезду своего взрослого и нахального бездельника, уткнувшегося в телефон и даже толком не разговаривавшего с ней.

Я искренне радовался отношениям Галиахмата с его мамой и сестрой, а вот про самого себя, сделал не очень утешительный вывод.
Нальчик, это город в который хочется всегда возвращаться, чтобы подзарядиться человеколюбием, милосердием и уважением к старшим.

ТАШКЕНТ.

По прилёту в Ташкент, всех пассажиров огромного лайнера «Узбекских Авиалиний» удивила и порадовала хорошо отлаженная и четкая работа наземных служб аэропорта, но самое приятное, это вежливость сотрудников, всех без исключения.
В отличие от прошлых прилётов, багаж получили быстро, а при попытке пассажиров остановиться у таможенного поста и по старой привычке предъявить багаж на досмотр, те с улыбкой говорили, проходите пожалуйста, ничего не надо показывать.
Город солнца, жары, пыли, новостроек и абсолютно пустых центральных улиц, но тем не менее, необыкновенно красивый, гостеприимный и притягательный, это кардинально изменившийся за последние двадцать лет Ташкент. А ведь были времена, когда именно советский Ташкент считался самым зелёным городом Советского Союза.
Всё течет, всё меняется.

Если в Нальчике я был в прохладном мае, где на День Победы пришлось надевать под куртку шерстяной свитер, то в Ташкенте захватил самые жаркие месяцы июнь, июль и середину августа, когда температура воздуха в тени достигала 46 градусов по Цельсия, это конечно же не + 56 как в Багдаде и Эль Кувейте, но тем не менее, горожане по привычке сетовали на жару, совсем забыв что и пять, и десять лет тому назад, да и весь прошлый век в эти летние месяцы, зной как будто бы застывал над городом, а после обеда и до вечера превращался в настоящее пекло.
Во времена «доисторического материализма», когда не было никаких кондиционеров, горожан выручали вентиляторы — подхалимы, а дополнительную прохладу создавали обильно и по несколько раз в день поливаемые водой из арыка дворы и улицы. Даже когда солнце нещадно палило, по тенистым улицам Ташкента, почти не попадая под прямые лучи солнца, можно было пройти от нашего квартала под названием Кукча до городского сквера, ну а горячий чай и минеральная вода, в народе именуемая просто «ташкентская», были непременным атрибутом в каждой семье. Это сейчас, даже в самом замызганном ларьке установлены импортные кондиционеры, а ведь до середины восьмидесятых годов прошлого столетия, они были дефицитом.

Старожилы помнят, что даже громоздкие, шумные и занимающие почти всё окно бакинские кондиционеры, было трудно достать. Кондиционеров нынче в магазинах появилось много и разных, зато исчезли ирригационные арыки, про которые чудесную песню исполнял легендарный Рашид Бейбутов, — Воды арыка бегут как живые, переливаясь журча и звеня. Вода в арыках Ташкента текла по всем улицам и во всех дворах. А каждой весной махаллинские комитеты устраивали субботники и очищали все арыки от грязи и наносов.
В этот раз остановился у сестры живущей рядом с Алайским рынком и естественно, оставив дома чемодан, тут же пошёл на рынок, чтобы купить свежие сливки, творог и горячие лепёшки. Ещё по прошлым приездам видел, что Алайский меняется не в лучшую сторону, но в то жаркое июньское утро, он поразил своей скудостью и даже скаредностью продавцов, которые злились на одинокого покупателя, пытавшего рядиться при покупке черешни и абрикосов.
А ведь рядиться за покупаемый товар на базаре, это древняя и именно восточная традиция. Но жадные и нахальные спекулянты Алайского рынка, как говорил Аркадий Исаакович Райкин, — Пилевать хотели на эту традицию. Многие ювелирные и промтоварные магазины на этом рынке были закрыты из — за высокой арендной стоимости. Но вернёмся к творогу и сметане, я не буду говорить про бесподобные сливки и творог давно уехавших в Германию молочниц из немецких сел Тоболино и Комсомольское, с ухоженными домами и красивыми улицами.

Эти сёла находились, да и сейчас находятся, совсем рядом с Ташкентом, но ныне это уже территория Казахстана.
Я пожалуй промолчу про распроданные молочные фермы под Ташкентом, про то, что качество творога и сливок стало другим. Но тем не менее есть ещё несколько семей, настоящих энтузиастов молочного фронта, которые изо всех сил стараются держать марку и снабжают своих постоянных покупателей свежим творогом, густой сметаной, сладкими сливками, вкусным сыром, а также домашними курами и яйцами. Домашние куры продаваемые на Алайском, это отдельная песня воспетая еврейскими матерями и ленинградскими блокадницами ещё со времён Великой Отечественной Войны. Ведь эти куры своим бульоном спасли и поставили на ноги не одну тысячу людей, эвакуированных из блокадного Ленинграда, Украины, Белоруссии и других городов страны. Несмотря на все изменения и коллизии произошедшие с рынком, тем не менее за вожделенным творогом, сметаной и домашними курами, в старый Молочный Павильон по утрам приходит пятое, а то и шестое поколение постоянных клиентов.

К великому сожалению всех горожан, когда—то самый большой и популярный в Центральной Азии Алайский базар, практический стал «малюсенькой потемкинской деревней» для редких иностранных покупателей. Также, давно остались в прошлом времена, когда на огромной территории этого самого популярного рынка было настоящее «Вавилонское столпотворение», а начиная с пятницы и до воскресенья, покупателям даже трудно было протиснуться к прилавкам. И хотя в наши дни, время от времени, прикормленные гиды приводят сюда группы интуристов, но даже заморские гости не проявляют особого усердия в покупке сувениров, так как цены на изделия кустарных мастеров явно завышены, а ушлые иностранцы знают, что в Ташкенте есть много других мест, где товары значительно дешевле.

Зато один из древнейших рынков Евразии под названием Чорсу, расположенный в Старой части Ташкента, в последние годы расширил свою территорию и даже оккупировал площади запланированные под другие проекты. Эти места самовольно захватили и активно используют несколько сотен торговцев всякой всячины, а администрация рынка ежедневно собирает с них дань, вот только куда идут эти деньги, в госказну или в другой карман, этого никто не знает. Рынок Чорсу, в отличие от Алайского, заполонили многочисленные туристы из разных стран, включая Россию, я уже не говорю об одиночных гостях Узбекистана, коих тоже наберётся легион. На этом базаре, бурлящем с утра и до вечера, все цены по сравнению с Алайским гораздо дешевле, начиная от продуктов питания, керамической посуды, разных тюбетеек, ярких атласных платьев пошитых мастерицами на фабриках Ташкента и Самарканда, а также женских халатов и кардиганов из насыщенного сочными красками бухарского адраса (натуральная ткань ручной работы), не говоря уже об украшениях из серебра и мельхиора.
Женщины одетые в элегантные кардиганы или лёгкие пальто из адраса, выглядят на десятки лет моложе и сразу притягивают взоры всех мужчин, а к потрясающим все воображения красавицам в изумительных атласных платьях, сразу хочется заслать сватов для неженатого сына.

Я не говорю уже об ошеломляющих всех гостей Узбекистана своим разнообразием восточной кухне, сладостях и сухофруктах из Ферганской Долины, Самарканда, Сурхандарьи и других вилоятов, так сейчас называют области. Рынок Чорсу, это настоящий Клондайк для туристов всех мастей, а выбор подарков и сувениров огромный.
Ко всему вышесказанному, этот переживший тысячи разных правителей базар, ещё со времён Хана Чагатая, внука самого Чингиз—Хана, знаменит своими обжорными рядами, а щекочущий ноздри аромат шашлыка доходит аж, до вагонов ближайшей станции метро. Продавцы, они же зазывалы, предлагают незамедлительно попробовать горячую самсу от знаменитой тетушки Азизы, держащей качество своей выпечки на высоком уровне уже не одно десятилетие и набирающего обороты её племянника Даврона, незабываемо вкусный лагман с лапшой ручной работы от привлекательной уйгурки Гули и густо намазанный томатом ханум с картошкой от языкастой и хитрой Наргизы, блюдо из нухата (горох) с мясом от дружелюбной, но сильно сдавшей тётушки Матлюбы после гибели в автомобильной аварии двух сыновей одновременно, а также шурпу, манты, нарын (мелко нарезанное тесто вперемешку с кониной) от десятка других торговок и естественно, самое главное блюдо всей Центральной Азии — Плов. Почти все торговцы обжорных рядов по национальности уйгуры, ведь представители этого народа ещё со времён правления Чингиз-Хана считаются лучшими поварами. Всех этих поваров и продавцов обжорного ряда, коренные ташкентцы знают лучше чем своих родственников, а то и детей. Ведь все мужчины Ташкента по традиции, как минимум, один раз, а обычно два раза в неделю, делают покупки на этом базаре, и соответственно посещают обжорные ряды попробовать дымящуюся самсу, аппетитный лагман или что — то другое, а заодно выпить чая и не спеша поговорить о жизни с хозяевами и торговцами этого народного общепита, которых они знают с самого детства, ведь их сюда приводили не только родители, но ещё и дедушка с бабушкой.

Сегодняшний Ташкент напоминает не только Москву «лужковских времен», но и нынешнего Мэра Собянина.

В городе появилось много «точечных» застроек, но при этом усиленно осваиваются бывшие промзоны, строятся дороги, эстакады, развивается строительство метро, появились современные детские и спортивные площадки, открылись новые парки и отремонтировали старые. Вот только, к большому к сожалению, мэрия Ташкента столько раз меняла как названия парков, площадей, так и всех улиц города без исключения, что сами же горе—чиновники запутались в этих именах. На практике, коренные ташкентцы пользуются только советскими и иногда, «каримовскими» названиями улиц. При первом президенте Узбекистана Исламе Каримове поменяли, в основном, советские названия центральных улиц, ну а дальше пошло—поехало. Часто сменявшиеся друг друга Мэры, начинали свою тяжёлую и непосильную работу с изменения исторических имён и фамилий, и каждый из них обязательно давал улицам имена и фамилии своих, никому неизвестных родственников. Не обходится и без казусов, если люди старшего возраста помнят первое, советское название определённой улицы, то молодёжь знает только последнее.

А вот о предыдущих трёх—четырёх именах этих улиц, молодёжь никогда не слышала, а старожилы вообще их не запоминали, так как знали, что вновь назначенный Мэр всё заново изменит. Но всё это ерунда, ведь при возникновении недоразумений в вопросах топонимики, например при уточнении адреса во время вызова такси, всех горожан, так же как и «понаехавших» водителей, всегда выручает карта Яндекс. Кстати, многие водители такси, это люди депортированные из России за нарушение паспортного режима и все они мечтают после окончания срока депортации, вернуться туда на заработки и кстати, они неплохо говорят по русски. Сразу скажу, что в современном Ташкенте, девяносто пять процентов водителей такси, абсолютно не разбираются в географии города, впрочем, как и обленившиеся горожане. Да и в Москве все уже забыли те времена, когда каждый водитель такси знал город лучше центрального справочного бюро и быстро довозил пассажиров до нужного адреса.

Но зато в великодушной и всепрощающей Москве никто не переименовывает старые названия улиц, площадей и парков (Только нескольким центральным улицам вернули их исторические названия), да и в голову никому не приходит менять имена улиц возникших ещё при царе Горохе. Москва сохранила улицы, бульвары и проезды Ташкентский, Ферганский, Самаркандский, сквер имени Каримова первого Президента Узбекистана, установила памятники Алишеру Навои и Исламу Каримову, я уже не говорю о различных узбекских названиях тысяч и тысяч кафе и ресторанов не только в Москве, но и по всей России. Да что там говорить, Россия — матушка сохранила, практически, все названия данные в честь известных граждан и городов всех бывших советских республик, так же как и их павильоны на ВДНХ.

В Ташкенте начали и продолжают строить нынче модный во всём мире СИТИ, то бишь деловой центр. Для этой цели снесли старинную улицу Алмазар и прилегающие к ней улицы и проезды Укчи, Хизматчи, Казанский, Киевский, часть улицы Караташ, а также десятки переулков и тупиков. Кстати, из так называемых тупиков, через дворы соседей можно было пройти на другие улицы, чем и пользовались подпольные кожевники, «цеховики» и мелкие воришки во время внезапного появления сотрудников ОБХСС (Отдел Борьбы с Социалистической Собственностью) и реже участкового милиционера. А ведь по древней и когда—то мощённой улице Алмазар проходил сам Чингиз—Хан со своей конницей, слугами и гаремом. В советское время на Алмазаре жили самые разные люди, начиная от вышеупомянутых кожевников, а также «нелегалов» — ювелиров торгующих «николаевскими» золотыми монетами и якутскими алмазами, пекарей, завмагов, завскладами, авторитетных «цеховиков» часто граничащих с нарушением закона во время производства и реализации своих востребованных изделий, простых инженеров авиационного завода, врачей, учителей и до криминальных авторитетов. Исчезла улица Алмазар с её тенистыми дворами полными фруктовых деревьев, как будто и не было никогда этих ухоженных садов, нет уж более прилегавших к ней пыльных проездов и узких тупиков, а все её жители разъехались по разным квартирам выделенные мэрией, причём в абсолютно другой части города. Но скромные старожилы ставшего уже историей Алмазара и других снесённых улиц, молча переехали на новое местожительство.

На второй день моё утреннее чаепитие прервал телефонный звонок известного узбекского литератора Рахимжана Султанова, члена Союза Журналистов СССР и Союза Писателей Узбекистана, который долгое время работал в Москве собкором Узбекского телевидения и радио, а после распада страны вернулся в Ташкент, где ещё двадцать лет проработал представителем одной из центральных российских газет по Средней Азии.
Рахимжан поздоровался, представился и не мудрствуя лукаво пригласил на плов в фешенебельный ресторан «Осиё Гранд». Свадебный плов организовал один из узбекских литераторов то ли выдававший дочь замуж, то ли женивший сына. Когда Рахимжан заехал за мной, то по дороге он, естественно, что—то рассказывал мне о предстоящей свадьбе, но я увлечённо рассматривал из окна автомобиля новые «точечные застройки» и не очень внимательно слушал, поэтому подробности о свадьбе молодых прошли мимо моих ушей. Рахимжан ненавязчиво и очень деликатно взял своеобразное шефство надо мной и часто приглашал на разные мероприятия устраиваемые под эгидой СП Узбекистана, Союза Кинематографистов и Министерства Культуры. Мне особо понравилась презентация документального фильма о Сергее Параджанове, которая состоялась в Центральном Выставочном Зале Художников. Было много выступлений, произнесено сотни тёплых слов о Параджанове и режиссёре Али Хамраеве создавшем эту картину и интересно рассказавшем о процессе работы над фильмом, а самое главное, встретился с очень интересными людьми.

Во время встречи с одноклассниками в одном из модных ресторанов, всеобщее внимание привлекала компания богатых и ухоженных дам, вольготно чувствовавших себя в этом заведении. Они со смехом, легко переходя с узбекского на русский и наоборот, а иногда даже вставляя английские слова, вспоминали совместный отдых в Дубае. Заодно дамы что—то советовали общей подруге, симпатичной и кареглазой Хусниде. Как выяснилось, муж Хусниды настоятельно требовал, чтобы она закуталась в платок по мусульманским обычаям и за это обещал ей купить новый автомобиль «Кобальт», но молодая жена была против.
Девушка, как оказалось, играла в симфоническом оркестре на фортепиано, плюс преподавала в музыкальной школе и собиралась в Москву, на стажировку в консерваторию имени Чайковского. Хуснида выглядела гораздо скромнее своих товарок, одетых в дорогие и модные, так называемые «голые» платья, у них на кольцах и серьгах поблескивали крупные камни, а красивые золотые украшения итальянской работы были явно приобретены во время совместной поездки в Эмираты.
Спустя некоторое время, пообедав и выпив чая, мы с товарищем вышли в ухоженный садик при ресторане покурить и поговорить. Вслед за нами появились три женщины из вышеупомянутой компании, они уютно расселись в креслах и стали «наслаждаться» дымом популярного «Мальборо», а заодно продолжали разговаривать о пианистке Хусниде подавшей на развод. Дамы не понимали, почему их упрямая подруга, хотя бы формально не соглашается на предложение мужа «завернуться», а потом она могла бы найти тысячу причин, чтобы не носить хиджаб и платки. Слово «завёрнутая», сейчас очень популярно в Ташкенте, оно обозначает, что женщина носит хиджаб, а её голова повязана платком. Мне показалось, что Хуснида, скорее всего не любила мужа, за которого её родители выдали замуж и поэтому пожив пару лет с хорошим, но нелюбимым человеком, она решилась на развод. Ну а курившим недалеко от нас дамам, было не понять чувствительную и романтичную Хусниду, мечтавшую об учёбе в московской консерватории. Женщины ещё долго разговаривали на разные темы, за это время выкурили ещё по несколько сигарет и прежде чем покинуть ресторан, они не спеша покрыли свои головы платками. Товарищ объяснил мне, что в Ташкенте мужья, любовники и спонсоры (основной любовник) покупают жёнам и любовницам (обычно это разведёнки) машины, при условии, что они станут «завёрнутыми».

Кокетливо повязав на головы платки так, чтобы красивые локоны были видны, а причёска не испортилась, заодно прикрыв «голые» спины кардиганами из адраса, в которых они сразу стали необыкновенно притягательными, слегка выпившие девушки бросили в урну недокуренные сигареты и ушли на стоянку, где их ожидали автомобили с мужьями или спонсорами. Было сразу видно, что эти богатые и уверенные в себе девушки только прикидываются мусульманками, дабы угодить мужьям или любовникам, о настоящей религиозности среди них не могло быть и речи.

В Ташкенте женщины всегда любили собираться отдельно от мужчин. Раньше такие, чисто женские посиделки проходили в домах, пусть и без мужчин, но под бдительным оком свекрови, разных тётушек и племянниц.
Нынче раскрепощённые женщины Востока, своих «любимых» свекровей не подпускают к посиделкам даже на пушечный выстрел. У богатых дам встречи проходят в ресторанах, причём в известных и модных, а значит дорогих.

Обычно собираются от семи и до пятнадцати лучших половин человечества, это могут быть коллеги по работе, подруги по по загранпоездкам, реже одноклассницы, однокурсницы или подруги детства. Всё зависит от финансовой состоятельности подруг. Счёт в ресторане, по предварительной договорённости, дамы оплачивают по очереди (читай муж или спонсор), сами встречи происходят один раз в месяц, но бывает, что и реже. Иногда посиделки проходят в доме одной из состоятельных женщин, в таком случае мужья приезжают за жёнами к концу вечера, но гостеприимные хозяева обязательно приглашают их в свой «скромный» трехэтажный коттедж с бассейном, сауной и таким ухоженным садом, что в нём хочется навсегда встать лагерем, вот тогда вечеринка начинается по настоящему и растягивается до утра.

Ну а девушки с более скромным бюджетом собираются в одном из многочисленных кафе, а то и просто в чьей-нибудь квартире или на родительской даче. Среди них тоже есть разведенные и естественно, что и у них есть свои марьяжные интересы, но уже со спонсорами второго порядка. Скажу откровенно, что в Ташкенте, многократно увеличилось количество разведённых женщин, да и вдов тоже хватает.

В этом хлебном городе всегда было много красивых девушек, но особым успехом пользовались блондинки, они и сейчас есть, только жаль, что их уже гораздо меньше.

Большинство мужчин Ташкента, в отличие от дам, предпочитают тихую чайхану на окраине города, так как в центре таковых не осталось вообще.
В неприметной, но исконно старогородской чайхане ребята вскладчину готовят плов. Для этой цели двое парней с утра едут на базар, покупают все необходимые продукты и приезжают в заранее обговорённую чайхану, а места в этих тихих и уютных заведениях бронируются за месяц вперёд. К приезду закупщиков из базара, большая часть участников уже на месте. Один из ребят, умеющий отменно кухарить, начинает разогревать казан и резать мясо, второй в это время чистит лук, третий готовит салат из помидоров, четвёртый расставляет на столе лепешки, фрукты, напитки, популярные корейские салаты и закуску, ну а пятый откупоривает бутылку и т.д.. Есть несколько чайхан, где можно поваляться или подремать на топчане под тенистой чинарой, послушать пение перепёлок, не спеша поговорить с товарищами, поиграть в шахматы или шашки. Но в современном Ташкенте таких чайхан осталось мало, их все уничтожили как класс, а вот за пределами кольцевой дороги, есть ещё уютные места. В современной городской чайхане, больше похожей на кафе с отдельными кабинами, имеется свой доморощенный повар, которому вы вручаете покупки, а он готовит для вас плов. К сожалению, не у всех казённых поваров получается приготовить настоящий плов. Чайханский плов из хорезмского риса должен быть тёмного цвета, для этого надо сильно поджарить полтора—два килограмма желтой моркови. Всё зависит от количества едоков. Обычно, компания состоит из 10—15 человек.

Плов, подаётся на плоском блюде под названием Ляган и своим бесподобным ароматом, поблёскивающим рассыпчатым рисом, должен иметь слегка уловимый вкус стручкового перца и возбуждать аппетит даже у сытого человек. В лягане обязательно присутствует пара головок неочищенного чеснока, а если дело происходит зимой, то перед едой, эстеты украшают блюдо сладкими зёрнами гранат. За несколько минут до подачи плова народ принимает на грудь «стременную» под названием «Кремлёвская», можно и «Столичную», но никаких там виски-шмиски, только беленькую. Водку закусывают кружочками Казы (колбаса из конины), острой корейской Чимчой (капуста) или салатом из сладких и ароматных помидоров. С выпивкой, обязательно заканчивают перед самой подачей пышущего жаром плова, тогда все дружно принимаются за еду, так как приготовленный на бараньем жире плов быстро остывает. После плова пить спиртное уже нельзя, вредно для желудка, поэтому все переходят на зелёный чай.

Именно чайханский плов считается мужским блюдом в лучших домах Старого Ташкента. Такой плов в советское время готовили в многочисленных чайханах по четвергам, а супруг вдохновлённый и заряжённый разговорами о мужской силе плова, да ещё слегка попахивающий спиртным торопился домой, чтобы исполнить свой долг, а в это время любимая жена уже поджидала благоверного накрыв столик со сладостями, о боже, и даже с бутылочкой коньяка. Узбекские женщины любят выпить немного коньяка из малюсеньких пиал, их так и называют коньячными. Торопиться супругам незачем, впереди вся ночь, а пятница у мусульман выходной день. Скажу откровенно, что даже при советской власти эти каноны не нарушались, единственное, мужчинам не всегда удавалось присутствовать в чайхане, так как работа есть работа, поэтому плов часто готовила дома благоверная.
На следующий день, если была такая возможность, то супруг позволял себе прийти на работу попозже.
Ну а в нынешнем, современном Узбекистане, по пятницам, многие мужчины даже не ходят на работу, ведь надо совершить полное омовение, надеть чистую одежду и к двенадцати часам прийти в мечеть на пятничную молитву.
Посланник Аллаха, Пророк Мухаммад сказал, — Кто совершает полное омовение тела (то есть принимает душ), надевает чистую одежду и пораньше идёт пешком в мечеть, чтобы послушать проповедь Имама и не совершает глупостей (не разговаривает в мечети, не оглядывается ежеминутно в поисках знакомых и т.д.), тот за каждый шаг получит такую награду, словно он целый год служил Аллаху, постился и молился.

За это лето в Ташкенте, было много встреч с родственниками, друзьями и соседями.
Как—то раз, в автобусе идущем на Кукчу, я встретился с Батыром, младшим братом моего друга детства Бахтияром Шарифуллиным. Мы все жили неподалёку друг от друга.
Они были погодками, старший Бахтияр и младший Батыр. Старший был очкариком и немного похож на Омара Шарифа из голливудского фильма, а за его схожесть с великим актёром, а так за же дотошность и умение подмечать детали при обсуждении любого вида спорта, кинофильмов, литературы и до рассказов из жизни, ребята прозвали Шерифом. Наш старогородской «Омар Шариф», ещё со школьных лет запал на свою одноклассницу блондинку Софию, которую мы за глаза называли теннисисткой. Симпатичная и голубоглазая София играла в большой теннис на стадионе «Пахтакор», была чемпионкой Узбекистана среди молодёжи, стала мастером спорта и кандидатом в сборную Советского Союза. София жила на нашей улице, но мы её, практически, не видели, рано утром она шла на трамвайную остановку, где её уже ожидал Шериф и они уезжали в школу, после уроков ехала на теннис, а вечером возвращалась домой.
Шериф и София вместе учились в специализированной физико—математической школе. Шериф часто ходил на её тренировки, а после провожал до дома и только потом шёл к себе. Так как братья жили совсем недалеко от нашей улицы, то я часто виделся с ними. И София, и Шериф происходили из уважаемых и интеллигентных семей. Я иногда видел как София с сестрой Неллей и родителями уезжали к каким — то родственникам на «Москвиче 412», принадлежащий её отцу, крупному учёному. Бывало, особенно зимой, что отец отвозил Софию с сестрой, а заодно и Шерифа в школу. Иногда, по просьбе Шерифа, я ходил с ним на стадион поболеть за Софию. У теннисистки была старшая сестра Неля, вот она реально была красавицей. За этой высокой, статной и русоволосой девушкой, похожей на известную шведскую актрису, увивалось много кукчинских бойцов, но так как подготовка к взятию бастиона у них хромала из -за стеснительности, отсутствия остроумия, а открыто говоря недостаточного образования и простого малолетства, то бойцы окапывались недалеко от дома сестёр и курили сигареты. Они не завидовали Шерифу, так как София по сравнению с сестрой казалась немного простоватой. Бойцы семиклассники, проведя за сигаретами и мечтами о Нелле часик — другой расходились по домам. А вот ухажёров постарше около её дома мы не замечали. Красотка Нелля, была старше своих юных воздыхателей на три года и хотя она была далека от спорта, но сестру всегда поддерживала на соревнованиях. Сразу после школы Нелля уехала к бабушке в Уфу и там поступила в мединститут. Но Неллю с её голливудской красотой, до сих пор помнят на Кукче.

Наш романтик Шериф не на шутку влюбился, но его сгубила нерешительность и природная застенчивость. После школы, Шериф и София вместе поступили на физмат ТАШГУ, а после окончания второго курса учёбы, отца Софии с повышением перевели на работу в Уфу.
В этот момент Шерифу взять бы и сделать предложение Софии, тем более, что её родители по сведениям «разведгруппы» из соседок, были совсем не против, но в свои девятнадцать лет парень растерялся, что—то там мямлил, распустил сопли, проявил полную некомпетентность в таких делах, а самое главное трусливость и упустил момент. Этот хренов романтик думал, что София будет писать письма и ждать его.
Расстроенная София навсегда покинула Ташкент. Шериф после отъезда своей Джульетты заболел и еле—еле закончил третий курс. На четвёртом году учёбы, от переживаний разлуки с любимой девушкой, он заболел уже серьёзно, у него начались сильные головные боли, его положили в больницу и долго лечили. После выписки ему уже нельзя было напрягаться и учёбу пришлось оставить. Через пару лет он пришёл в себя и поехал в Уфу к Софии, но девушка уже была замужем, счастлива или нет, мы не знали, но самое главное, что несвободна. Шериф, ни с чем вернулся домой, он даже пытался пару раз залить горе вином, в этом деле его друзья, то есть мы, усиленно помогали ему. Но Шериф пить вообще не умел, да и не было у него тяги к спиртному, поэтому ему стало только хуже. Короче говоря он снова попал в больницу, на этот раз его лечили больше трёх месяцев. Шериф и так был интровертом, а после больницы стал совсем нелюдимым, избегал компаний и даже друзей. Ему оформили инвалидность. Странность Шерифа проявлялась в ночных прогулках по неосвещённому и ужасно тёмному нашему кварталу. Он пугал своей отрешённостью не только девушек возвращающихся домой после вечерней учёбы или работы, но даже взрослых соседей. Со временем, все они привыкли к его ночным прогулкам, бывало, что наш общий друг Алик тоже присоединялся к нему и тогда ночную тишину нарушали громкие голоса Алика и Шерифа, спорившие о неправильной внешней и внутренней политике Советского Союза, а со временем и независимого Узбекистана. Если Алик был эдаким, кухонным диссидентом, то сын фронтовика Шериф был сталинистом и открыто ратовал за возрождение СССР.

Всезнающим и вездесущим соседкам не давал покоя статус, пусть больного и странного, но зато холостяка Шерифа. Эти свахи знакомили его с разными девушками, но всё было напрасно, тем не менее соседки ещё долго не унимались. А бедному Шерифу от их усилий становилось только хуже, но в силу своей рафинированной интеллигентности он не мог их послать подальше. Когда была жива мама братьев, то она выпроваживала непрошенных свах, а после её смерти этим пришлось заниматься супруге младшего брата. Но свахи просто не понимали, как это так, взрослый мужик и без бабы, а то что он был больным, они не брали в расчёт. Узбечки свахи могли пристроить как женщину, так и любого мужчину, несмотря ни на материальное положение, ни на состояние здоровья. Мобильным телефоном Шериф не пользовался, телевизор кроме новостей не смотрел, а по вечерам он читал своих любимых Лескова, Чехова, Ремарка, Катаева, Куприна, «Сагу о Форсайтах» Джона Голсуорси и «В августе сорок четвёртого» Богомолова. Журнал «Искатель» с героями Богомолова, он зачитал до дыр. «Ботанику» Шерифу нравились книги с крутыми героями. В перерыве между чтением книг, он писал письма Софие и отправлял их до востребования на Главпочтамт города Уфы. Получала ли эти письма София, никто не знает, но за всё время Шериф получил от неё всего лишь два письма, в которых она вспоминала их совместную юность и желала ему только здоровья и счастья. Шериф после относительного выздоровления, хотя каждый год ложился на лечение, стал работать мастером по ремонту телевизоров, он так и не женился, не переехал в квартиру купленную ему братом и жил в мансарде родительского дома. А в конце двора, рядом с баней, он обосновал небольшую мастерскую для ремонта телевизоров, радио и магнитофонов. Со временем эта мастерская превратилась в склад, так как ламповыми телевизорами, магнитофонами и видеомагнитофонами никто уже не пользовался. Но Шериф как Плюшкин берёг весь этот хлам и не подпускал к ним ни брата, ни его детей. Как—то, он забыл выключить паяльник, а сам ушёл на прогулку, начался пожар, который сжёг дотла сарай, баню, а заодно и полдома. Батыр с семьёй в это время отдыхал в Турции. После пожара, Батыр отвёз брата к сестре, а сам снёс сгоревшую половину дома и заново его отстроил, а вторую половину, нетронутую пожаром, но всю пропахшую дымом, он капитально отремонтировал. После окончания строительства и ремонта, Батыр больше всего радовался тому, что знакомый мастер построил ему современную баню, не сауну, в именно баню.

На строительство ушло полгода, благо что дочь с зятем помогли со стройматериалами. Самое главное, что сильно заболевший Шериф, слабо помнил этот пожар и свои действия, зато он ярко и в деталях помнил все свои встречи с Софией и её выступления в теннисе.
Спустя пару лет после пожара, Шериф, после ночной прогулки получил инфаркт и скончался около дома. Лежащего на лавочке Шерифа обнаружил сосед и хотел завести домой, но тот уже не шевелился. Мы с Батыром сходили на кладбище, прочитали положенную в таких случаях краткую молитву «Фатиха», а потом поехали в лагманную «Амина и Гуля», помянуть нашего друга и брата Шерифа. После трёх рюмок, Батыр не сдерживая слёз говорил, что часто бывал несправедлив к больному брату, но я знаю, что он никогда не перечил Шерифу, наоборот, каждый вечер после работы Батыр первым делом поднимался к нему в мансарду, интересовался его здоровьем и делами, покупал ему лекарства, одежду, обувь, а тот складывал обновки в шкаф и не носил. Батыр не раз предлагал Шерифу спуститься с мансарды, расположенную над воротами и гаражом и жить в доме, в специально построенной для него комнате с душем и туалетом, но Шериф всегда отказывался, не хотел стеснять семью братишки.

Он как привык с детства жить в мансарде, так и прожил в ней всю жизнь. После смерти Шерифа, все его новые и нетронутые вещи, Батыр раздал нуждающимся семьям. На память он оставил только латанный—перелатанный английский пуловер брата. Этот когда—то шикарный английский джемпер, купленный их мамой в московском ГУМе, Шериф хранил как память о своей Софии, так как в юности, именно в нём он первый раз поцеловался с ней в городском сквере после шампанского и мороженого в кафе «Снежок». В этом плотном и красивом бежевом пуловере Шериф ходил на соревнования с участием Софии, а так же на спектакли в театр имени Горького, на концерты артистов югославской и болгарской эстрады. Я немного знал Дениса, кузена Софии, тоже мастера спорта по теннису, который впоследствии стал неплохим тренером, а одно время, даже тренировал моего старшего сына. Иногда, после тренировок, мы с сыном подвозили Дениса до метро и как—то я спросил его о Софии. Он коротко сказал, что у неё всё хорошо, двое детей, любящий муж, престижная работа в закрытом НИИ, квартира, дача и т.д.. Этот короткий диалог состоялся в девяностых, а через полгода у сына пропал интерес к теннису и я больше не видел Дениса. В самом начале двухтысячных, во время всеобщего ажиотажа, Денис тоже уехал из Ташкента, а вот куда, не знаю, спросить не у кого, а общих знакомых разнесло по разным странам.

В начале нынешнего века, в Ташкенте началась какая—то пандемия на отъезд, не в девяностых, а именно в двухтысячных. Даже очень неплохо, а точнее, шикарно живущие оставшиеся еврейские семьи (ашкенази), вдруг стали спешно переезжать в Израиль и Германию, а последние кланы бухарских евреев перебрались в Америку.
Со временем, бухарские евреи тихой сапой завладели всем ювелирным бизнесом в Нью Йорке и других крупных городах США. Горемычные и неприкаянные турки—месхетинцы, депортированные в Узбекистан из Грузии (Месхетия), после Ферганских погромов в конце восьмидесятых ринулись на Кубань, но местные власти откровенно игнорировали их, а сразу ставшая мачехой Грузия, вообще запретила им въезд на Родину, зато Америка приняла всех турок—месхетинцев в начале двухтысячных. Депортированные крымские татары вернулись в Крым, где их тоже не ждали, но они своим трудолюбием, терпением и упорством построили новые дома на самовольно захваченных землях, а власти вынуждены были признать их действия законными, так как сами ничего не сделали для переселенцев, а Крым, как — никак, Родина крымских татар. Также изгнанные в 1937 году из Дальнего Востока трудолюбивые корейские семьи, повесили амбарные замки на свои многочисленные колхозы—миллионеры в Ташкентской области и начали выращивать рис, лук и арбузы на Кубани, в Ростовской, Волгоградской и Астраханской областях, а страстные в любви и неуёмные в работе кореянки, уже давно торгуют своими знаменитыми салатами и закусками на рынках Москвы и других крупных городов. Совсем незаметно исчезли из Ташкента азербайджанцы, часть из них обнаружилась на крупных оптовых торговых точках Москвы, другая на рынках Питера, Казани и Самары. Большинство армянских семей переехало из Ташкента в Москву. Они без лишних слов начали скупать первые этажи новостроек, где открыли разные мастерские и небольшие магазины, а то просто сдают эти площади в аренду. Армянским семьям, в отличие от русских переселенцев, помогает богатая община и Армянская Апостольская Церковь. А вот наши сермяжные русские переселенцы, не то что не смогли открыть мастерские или магазины, об этом нет и речи, они бедолаги, даже российское гражданство получали пройдя семь кругов ада. Им везде создавали препоны свои же русские.

В Ташкенте проживали даже грузинские семьи, их было совсем немного, они случайно очутились там уже после ташкентского землетрясения в 1966 году. Помню, как в популярном баре гостиницы «Узбекистан» дети этих грузин кичились тем, что являются настоящими князьями (на деле семьи проворовавшихся торговых работников, сбежавших от ареста в Грузии). Все эти «князья» уехали в США в конце восьмидесятых, даже раньше многих бухарских евреев. Так вот, при подаче документов в ОВИР на загранпаспорт, выяснилось, что эти, так называемые грузинские «князья», вовсе и не «князья», а горские евреи с грузинскими фамилиями.

Всегда потрясающий красотой своих гостей Ташкент, хоть и изменился внешне, полысел из-за вырубленных деревьев, особенно в центре города, потерял много исторических и просто старых зданий, зато оброс небоскрёбами, деловыми центрами, десятками фешенебельных гостиниц, современными жилыми домами, шикарными торгово—развлекательными центрами. Город стал выглядеть более величественным, местами фешенебельным и где—то даже помпезным. А огромные заторы на дорогах стали почти «московскими», из—за неимоверно возросшего количества автомобилей. Но благодаря Мэрии Ташкента, изменилась в лучшую сторону работа городского транспорта, построили новые станции метро, а новые электробусы стали ходить на оценку пять с плюсом и самое главное по расписанию, а на центральных магистралях появились «выделенки». И хотя количество новых автобусов увеличилось в разы, но после восьми вечера они уже редкость, но слава Богу, что городское метро работает допоздна, так же как и в Москве. Жаль, что трамваи не ходят по городу, их убрали несколько лет тому назад, но говорят, что будут восстанавливать трамвайные рельсы. Дай—то Бог, чтобы это оказалось правдой. Я родился и вырос недалеко от трамвайного кольца и этот вид транспорта для меня самый родной и близкий. Во время летнего отпуска в Ташкенте, мне много раз приходилось ездить на общественном транспорте, ходить по рынкам, просто гулять по городу и ежедневно общаться с горожанами на самые разные темы и все они, так же как и народ в Москве, обсуждают между собой одни и те же вопросы, дети, работа, семья, учёба, а самое главное все желают скорейшего окончания СВО и наступления мира. А гостеприимный, милосердный, скромный и мирный узбекский народ всегда любил и любит Россию.