Светлане Норбаевой — 80 лет! Искусство Ташкентцы

Статья из журнала Bella Terra

Жить легче не становится. Становится — интересней.

О «блюдечке с голубой каемочкой», своем звездном сыне Джанике Файзиеве и поисках собственного счастья одна из самых ярких актрис нашего театра и кино Светлана Норбаева рассказала своей подруге Тамаре Якубовой.

Она приехала в родной Ташкент через 11 лет и оказалась в водовороте встреч и событий. К счастью, она по-прежнему востребована на своей родине и театром, и кинематографом. Ее узнавали на улице, с ней стремились увидеться и поговорить друзья, коллеги, журналисты… Причем многие из жаждавших взять интервью были так молоды, что вряд ли помнят ее по спектаклям или фильмам. Не успела закончиться пресс-конференция, посвященная проекту, ради которого Светлана Норбаева приехала в Узбекистан, как в зале появилась одна из старейших сотрудниц киностудии, занимающаяся подбором артистов. Сценарий, в котором Светлане предлагалась главная роль, написан Саодат Исмаиловой и получил в Каннах приз «За дебют»… «В Ташкенте я словно пережила тайфун», – немного растеряно сказала мне Светлана.

— Светлана, спектакль «Оскар и Розовая дама» был сыгран всего четыре раза, тем не менее, он всколыхнул Ташкент, а театралы назвали его «пиром для эстетов»…
— Конечно, приятно, что наши поиски, многочасовые репетиции в конце концов увенчались успехом. С режиссером Александром Гамировым мы встретились много лет назад в работе над спектаклем «Филумена Мартурано» в театре имени Горького (ныне Академический русский драматический театр – «b.Т.») Все эти годы Саша искал подходящий материал, чтобы пригласить меня для совместной работы. И когда он предложил мне рассказ Эриха Эммануила Шмитта «Оскар и Розовая дама», я сразу согласилась. Подобралась отличная команда, а это уже полдела. Правда, ехала я сюда с опаской, ведь материал очень серьезный. Все думала, хватит ли сил воплотить эту вещь, разгадать способ существования на сцене. Произведение скорее литературное, нежели сценическое, и два часа находиться на сцене наедине со зрителем очень непросто. Да и потом, как меня примут в моем родном городе через столько лет? Но сейчас я могу сказать, что я по-настоящему счастлива, мне кажется, что я преодолела очередной барьер.

Начнем с начала

— А вот если спуститься с очередной достигнутой тобой звездной вершины и вернуться к дням юности. Ведь ты поступила в театральный, даже не окончив десятый класс!
— Да ведь это было с подачи твоей мамы (речь идет о народной артистке Узбекистана Марьям Якубовой – «b.T.»)! Она как-то спросила у моей мамы, в каком я классе, на что мама ответила, что перешла в десятый. И тут Марьям-апа воскликнула: «Зачем ей десятый класс! Света с детства играет на сцене, она уже почти актриса».

— Я помню эту историю: мама однажды пришла из Министерства культуры и рассказывала, что еле уговорила тогдашнего министра Зухру Рахимбабаеву дать распоряжение принять твои документы в театральный, с условием, что через год ты представишь им аттестат зрелости. Кстати, ты выполнила это условие?
— Джаник – вот мой аттестат зрелости (Джаник Файзиев, продюсер, кинорежиссер – «b.T.»)! Мой сын, которого я родила к окончанию первого курса. Роман с его отцом, студентом последнего курса режиссерского факультета Хабибуллой Файзиевым, завязался, когда я только поступала в институт. Мы поженились, но прожили вместе недолго. Моей единственной целью было стать артисткой, но очень скоро я поняла, что, живя в доме мужа, вряд ли смогу ее достичь. Свекровь мне ясно дала понять, что помогать не намерена: «Сама родила, сама и воспитывай». Я получала стипендию 40 рублей и всю ее отдавала няням, которые менялись, как в калейдоскопе – за девять месяцев 16 нянь! Я решила вернуться к матери – там мне было комфортнее, а Джаник рос с двумя моими братьями и сестрой. Он долгое время считал, что это его братья и сестра.

«На блюдечке с голубой каемочкой»

— А главное – цель была достигнута: ты стала артисткой и еще до окончания института была приглашена в труппу ведущего драматического театра республики, принявшeго тебя с распростертыми объятиями, сразу введя в текущий репертуар. Можно считать, что актерская судьба твоя сложилась более чем удачно. Ведь не каждой актрисе посчастливится за свою творческую жизнь сыграть в стольких пьесах, относящихся к высшим достижениям мировой драматургии, в скольких довелось играть тебе. Это «Мария Стюарт» Шиллера и «Антигона» Софокла, «Король Лир», «Отелло» и «Два веронца» Шекспира, «Филумена Мартурано» Эдуардо де Филиппо и «Лес» Островского. Роли, которые другие актрисы ждут десятилетиями, тебе доставались как-то легко, словно «по щучьему велению». Помнится, ты даже пыталась отказаться от роли Марии Стюарт.
— Мне было всего 23 года, и я многого не понимала в этом образе. Я считала, да и сейчас считаю, что эта роль для более зрелой актрисы, со сложившимся миропониманием. Я страдала, говорила, что пусть я эту роль сыграю не в 23, а в 40 лет, но режиссер Спивак настаивал на моей кандидатуре. Видимо, он все-таки разглядел во мне потенциал, потому что работал со мной терпеливо, словно педагог с ученицей разыгрывая этюды. Пожалуй, тяжелей всего мне далась, но и самой любимой была Селия в «Немом рыцаре» венгерского драматурга Хилтаи. Ставил спектакль тоже режиссер из Венгрии Арбат. Роль очень сложная, текст громадный, в стихах, в пьесе нет ни одной сцены, где моя героиня не была занята. Образ сложный, многогранный. Я играла эту роль много лет, и на каждый спектакль шла как на праздник. Зато после окончания его выходила вся мокрая, измочаленная. Конечно, трудно оценивать свои работы, да я стараюсь и не делать этого. Могу сказать лишь одно: для актера встреча с хорошей драматургией – счастье.

— А встреча с хорошим режиссером, наверное, вдвойне? Ведь тебе и в этом везло. Такие известнейшие режиссеры, как Евгений Симонов, Дмитрий Алексидзе приглашались из других республик для постановки спектаклей, в которых ты исполняла главные роли.
— И все же, не все задуманное осуществлено, не все, что мечтала сыграть, сыграно. К примеру, очень жаль, что так и не был поставлен спектакль «Ромео и Джульетта», где главные роли должны были играть я и Батыр Закиров. Еще одна неосуществленная мечта: в 1967 году я, будучи в Москве, встретилась с Александром Осиповичем Гинзбургом, он сказал мне: «Я ставлю в Ленкоме «Прощай, оружие!» по Хемингуэю, оставайся». До сих пор сожалею, что отказалась, но опять же, я была так молода, что не осознавала всего масштаба предстоявшей работы.
А в середине 80-х меня пригласил в Москву знаменитый немецкий режиссер Петер Штайн, который готовил международный проект – постановку спектакля «Орестея» Эсхила. После беседы он сказал мне: «Вы мне нравитесь, но из всех претендентов будет выбирать компьютер». Прошло какое-то время, уже распался Союз, проект был осуществлен им в 1994 году на сцене Театра Российской армии. Спектакль шел восемь часов и в нем блистали звезды первой величины. Но как-то случайно завлит этого театра Наташа Голованова, встретив Джаника, сказала: «А знаешь, ведь компьютер выбрал твою маму!»

— Мне кажется, что именно Гинзбург оказал решающее влияние на твое становление как актрисы. Ведь еще в шесть лет ты сыграла в поставленном им спектакле «Сердечные тайны», а в 14 – девочку из трущоб Зор в этапной постановке театра имени Хамзы «Алжир – Родина моя!»
— Потрясающие актерские работы были в этом спектакле, повествовавшем о жизни большого густонаселенного дома и его измученных тяжелым существованием жителях с вечно голодными детьми.

— И ты очень органично вписывалась в эти трущобы – такая худенькая бледная девочка с глазами в пол-лица.
— Думаю, не ошибусь, назвав этот период «золотой эпохой» в истории театра. В 50-60-е годы еще в полном расцвете сил были «старики» – Аброр-ака, Шукур-ака, Алим-ака, и активно работали молодые тогда яркие артисты – Яйра Абдуллаева, Эркли Маликбаева, Тургун Азизов…

— Кстати, в связи с этим спектаклем вспоминается один забавный случай, о котором мама часто вспоминала и даже описала его в своих мемуарах. Это, когда твой младший брат Вова, которому было тогда 3-4 годика, и который тоже изображал голодающего алжирского ребенка, на минутку «вышел из образа» и отвлекся от своей «тяжелой жизни». В самый критический момент он задумчиво посмотрел в зал, сдвинул на затылок свой кудрявый парик, почесал головку и снова водрузил парик на место, после чего в зале раздался гомерический хохот.
— А после на общем собрании Александр Осипович отчитывал его, как взрослого артиста, а тот и вел себя соответственно, ужасно стыдясь и переживая за свой проступок.

Сурайя, Надия и другие

Естественно, что кинематограф не мог пройти мимо такой яркой актрисы, счастливо сочетающей талант с прекрасной внешностью. Ее приглашают в кино, и сразу же – на главную роль в фильме-дебюте У.Назарова «Сурайя». Светлана создала здесь образ своей современницы, умной, обаятельной, со своим сложным духовным миром. И актриса, и героиня как-то сразу завоевали симпатии зрителей. «Мне было приятно, когда через много лет мне представили девушку, которую в честь моей героини назвали Сурайей», – вспоминает Светлана.

Предложения сыпались одно за другим, и Норбаева создавала в фильмах все новые образы. Это эгоистичная, экспрессивная Хадича в фильме Ш.Аббасова «Прозрение», и глубоко драматическая роль Надии, девушки, волею судеб оказавшейся в фашистской Германии, в фильме Р.Батырова «В 26-го не стрелять!», и многие другие. Их уже несколько десятков.
Но, пожалуй, особняком и в кинобиографии, и в жизни стоит трехсерийная киноэпопея «Сказание о Рустаме» и двухсерийная «Рустам и Сухроб», снятые Б.Кимягаровым по «Шахнамэ» Фирдауси с поистине голливудским размахом. На съемочной площадке этого фильма Светлана встретилась со своим будущим мужем, популярным актером театра и кино Бимболатом Ватаевым, исполнявшим роль Рустама. Романтическая любовь богатыря Рустама и дочери туранского царя прекрасной Тахмины со съемочной площадки как бы шагнула в жизнь. Светлана с Бибо поженились, и вскоре после завершения съемок очередной серии муж увез Светлану в Орджоникидзе (ныне Владикавказ), где у них родился сын Заур.

— Но нужно было продолжать съемки, и мы с Бибо, взяв сорокадневного Заурика, отправились в горы. Никогда не забуду, как мы летели туда на вертолете, с громадной коляской посередине салона. Съемки проходили в живописнейшем месте, которое называется Чил духтарон (Сорок девушек), потому что скалы там напоминают фигуры девушек в покрывалах. Но чего только в этих горах не водилось! Однажды я подошла к коляске, чтобы покормить ребенка, а в ней огромный скорпион. Я просто онемела от ужаса.
Работали мы в две смены и возвращались на базу поздно ночью, по бездорожью, и чтобы ребенка сильно не трясло на ухабах, клали его на подушку, которую держали в руках…

«…и дым Отечества…»

— После окончания работы над фильмом, которая длилась несколько лет, встал вопрос, где нам жить. В свое время Бибо отклонил предложение Юрия Любимова остаться в Москве и вместе со знаменитым «любимовским» курсом, на котором учился и он, влиться в театр на Таганке. Тогда Бибо предпочел вернуться в свой родной город. Любимов так и называл его — «отвалившейся глыбой», имея в виду и фактуру, и талант Ватаева. Я решилась на переезд к мужу, в Орджоникидзе. Но, к сожалению, я очень скоро поняла, что там меня никто не ждет, что мне будет сложно сохранить семью. Его родственники, земляки очень болезненно реагировали, что он женился на «чужачке», а все женщины города не могли простить мне, что я «увела» у них самого завидного жениха. Бибо постоянно «колесил», снимаясь почти на всех студиях бывшего Союза, а я через некоторое время решила вернуться в Ташкент. Боже! Какое это счастье – вновь вернуться в свой город! Мне даже казалось, что я здесь хожу, дышу иначе. Я поняла, что кроме как в Ташкенте, я нигде не нужна. Какое-то время и Бибо пытался жить в Ташкенте, он и здесь был востребован, много снимался на «Узбекфилме», но создать свой дом у нас не получилось, и, прожив пять лет, мы решили расстаться. Конечно, такая страсть, как болезнь, – рано или поздно проходит.

Последняя попытка стать счастливой

— Являясь ведущей актрисой академического театра, ты приняла приглашение молодого тогда режиссера Марка Вайля в тогда только начинавший свой путь театр-студию.
— Именно так и было. Я со своими званиями и премиями как бы «снизошла» до молодых студийцев и не ожидала, что эта работа меня так захватит, и что я проработаю там не одно десятилетие. В то время наш театр Хамзы страдал от нехватки драматургии, а ильхомовцы не боялись обращаться к остросоциальным пьесам, имели свою активную позицию. Этот азарт, молодой задор, увлеченность коллектива, бесконечные режиссерские эксперименты Вайля были для меня как глоток свежего воздуха. Мы начинали там играть после одиннадцати вечера, отыграв спектакли каждый в своем театре, причем делалось все это бескорыстно, а лишь из любви к искусству. Попасть в театр «Ильхом» было трудно, зрителей не останавливало даже то, что спектакли заканчивались поздней ночью, когда прекращал работу городской транспорт, да и такси в те времена поймать было трудно.

— Работа в этом театре сыграла свою роль и в твоей личной жизни…
— Да, на 10-летнем юбилее «Ильхома» я встретилась с Азимом Турдыевым. Это было словно знамение. Ведь мы с ним были знакомы с детства, но пути наши никогда не пересекались. Единственное, что я о нем знала, – это то, что он сын актера нашего театра Амина Турдыева, а сам он профессор-микробиолог. А тут, на юбилее, где он присутствовал в качестве гостя и друга театра, мы встретились, разговорились, и оказалось, что у нас много общего, мы близки по духу. Никогда не думала, что решусь выйти замуж в третий раз. Вот уж, поистине, никогда не говори «никогда». Мы с Азимом уже 25 лет вместе. И сейчас, как говорится, умудренная жизненным опытом, пришла к выводу, что замуж надо выходить в зрелом возрасте, осознанно, когда вместе уютно и легче преодолеваются невзгоды, когда дорожишь и своим, и его здоровьем. И сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что жизнь моя не складывалась не потому, что те мужья были плохими, просто я не была готова к семейной жизни, мешали и чрезмерная загруженность работой, и эгоизм молодости. Я не для дома, а для сцены, я больше актриса, чем мама и жена.

«Не виноватая я!..»

— Помимо эгоизма и загруженности, ты всегда была чрезмерно эмоциональна. Конечно, для сцены и кино это качество незаменимо – легче войти в образ, достичь нужного состояния своей героини. Но в жизни-то это качество, наверное, мешает?
— Еще бы! Когда эмоции захлестывают, я бываю неадекватна и сама себя боюсь. Я потому и машину водить не могу. Вот у Азима аналитический ум, в решающую минуту он может собраться и принять нужное решение. Я же вначале должна пережить эмоциональный стресс, шок…

— Такой, как пришлось пережить недавно?
— Ты о внучке? Это действительно был шок. Приехать в Ташкент через столько лет и вдруг узнать, что у тебя здесь взрослая внучка! Мне вспоминается случай, когда моя бывшая свекровь пришла с подарками поздравить с совершеннолетием Джаника, которого не видела 17 лет, и первое, что она сказала, это: «Я твоя бабушка. Не виновата я». Сейчас, через столько лет, эту фразу вслед за ней могу повторить и я. Представь себе ситуацию: близкая подруга подводит к тебе девушку и говорит: «Познакомься, это твоя внучка», а я, растерявшись, протягиваю руку и говорю: «Света». А что я должна была сказать – не знаю. Может: «Здрасти, я ваша бабушка. Не виновата я»? Ситуация была очень щепетильная, ведь я действительно о ней ничего не знала, хотя какие-то слухи до меня доходили. Но Джаник относился ко всему этому индифферентно, и я не понимала, как все воспринимать. А теперь, после встречи, я стала приглядываться к ней, интересоваться ее судьбой. Фарангиз оказалась талантливой девочкой, она выступает со своей группой, гастролирует, я видела ее клипы. Меня очень тронул благородный поступок отца Джаника, Хабибуллы, который со своей женой Умидой взял внучку в свою семью. Очень хочется, чтобы Фарангиз встала на ноги, состоялась как личность.

Проба пера

— Кроме актерского, ведь был еще и режиссерский опыт.
— Мне нравилась пьеса Теннеси Уильямса «Стеклянный зверинец» и своим углубленным психологизмом, и камерностью. К тому же, я видела актеров на каждую роль, и главное Эркли Маликбаеву – в образе Аманды. Кстати, когда я приступала к работе, главный художник театра Юра Брим был очень загружен работой, и он порекомендовал мне своего студента-третьекурсника Тимура Бекмамбетова (ныне известный кинорежиссер не только в СНГ, но и в Голливуде – «b.T.»), который предложил очень интересное сценическое решение пьесы. Спектакль был поставлен на малой сцене театра Хамзы и шел какое-то время. Но больше я не решилась взяться за режиссуру. Ужасно грустно, когда заканчиваешь работу над спектаклем, и он живет уже своей самостоятельной жизнью. В актерской профессии все иначе.

— В 1990 году ты решилась уйти из своего родного театра имени Хамзы и пустилась в «свободное плавание»…
— До сих пор считаю это время самым замечательным в своей жизни. Я продолжала играть в «Ильхоме», а главный режиссер русского драмтеатра Владимир Михайлович Шапиро предложил мне пьесу на выбор. Я остановилась на «Священных чудовищах» Жана Кокто, где сыграла Эстер. Затем последовали Гурмыжская в «Лесе» Островского, Филумена… Я работала на договорах, а значит, не была привязана к репертуару, могла играть в понравившихся пьесах, и это меня устраивало.

— А что впереди?
— В Израиле я участвую в большом проекте – спектакле по пьесе Эдварда Радзинского «Старая актриса на роль жены Достоевского». А что еще меня ждет – пока не знаю. Жизнь полна сюрпризов, и она гораздо интересней, когда тебя ждет зритель. Легче она не становится, но зато – интересней.

Фотограф: Эрнест Куртвелиев
bellaTERRA, СЕНТЯБРЬ 2010