«Немного о политике в моей извилистой жизни». Часть 2 История Ташкентцы

Юрий Подпоренко

Фрагмент второй из недописанной книги. (Часть 1.)

Работа в Ташкентском обкоме комсомола оказалась довольно интересной и напряженной.

К политике, конечно, это прямого отношения не имело, поскольку я оказался внутри нее, внутри принятых тогда правил игры. Меня и брали на работу в качестве «спичрайтера», хотя слова такого тогда, конечно, не знали. Доклады, справки, отчеты…

Хотя было немало и совершенно рутинной работы. Например, обзванивать райкомы и горкомы комсомола, чтобы запросить отчет по тому или иному постановлению. Происходило это так. Набираешь номер междугородней телефонной связи и телефонистке сообщаешь пароль, а затем перечисляешь номера телефонов городов и районов, куда ты должен дозвониться, чтобы передать телефонограмму. Связь, особенно с сельскими районами, была не очень хорошей, и нередко надо было орать во всю глотку. Запомнилось имя одной из вторых секретарей райкома — Захира. Замечательное имя, арабских корней, означает изобилие. Но для русского уха звучит, скажем так, не очень эстетично, особенно если ты кричишь его со всей мочи, когда просишь позвать человека к телефону. Таких комичных эпизодов возникало не мало по разным поводам.

Атмосфера в коллективе была очень доброжелательная. С близкими коллегами установились настоящие дружеские отношения. Заведующая отделом пропаганды и агитации Таисия Ивановна Морозова, ставшая после замужества Попцовой, — человек прямой, конкретный и очень жизнерадостный. С ней, давно живущей в Москве, мы не частно, но созваниемся, вспоминая молодость. Ее заместитель Насыр Абдулхакович Таиров — характера мягкого, деликатного. Мы с ним общались еще много лет, считай, до моего переезда в Москву.
В обкоме была традиция общих праздничных посиделок, заводилой на которых бывала Маргарита Николаева Мирсагатова, секретарь обкома по школам. Буквально через несколько дней после начала моей работы она, договорившись с моими непосредственными руководителями, привлекла меня к подготовке и проведению празднования 50-летия Всесоюзной пионерской организации. Подготовили грандиозный пионерский парад на Площади им. Ленина с бэтээрами из Ташкентского военного училища и с лучшими пионерами на их броне. Художественным руководителем этого торжества стал Яков Матвеевич Лобач — Главный режиссер Ташкентского театра юного зрителя, а я оказался в роли его помощника. Мне тогда и в голову не могло придти, что через три года я окажусь во главе этого театра.

Маргарита Николаевна была душой обкомовских посиделок. Для них я, конечно, тайно от непосвященных, сочинял иногда шуточные частушки, которые ми пели вместе с молодыми сотрудницами из машбюро, под аккомпанемент аккордеона, который я приносил из дома по такому случаю.
Запомнились пара из них. Первая такая:

«Всем поможет Лена наша,
Если вам керак ёрдам!
Был у Лены папа Саша,
Стала мама Мукаддам!»

Поясню, что в кабинете комсомольской работы работала фигуристая белокурая Леночка, на которую заглядывались все парни. А завкабинетом работал сначала Саша Покрасс, а когда он ушел на повышение, его сменила Мукаддам, ее фамилию, увы, забыл. А керак ёрдам в переводе с узбекского — нужна помощь.
А другую частушку мой друг и непосредственный начальник, замзавотделом по культурно-массовой работе Насыр Таиров воспринял как справедливую критику, так и не узнав, кто ее автор. Она была такой:

«На трубе он не играет
И в кларнет он не дудит,
Но зато по телефону
Выразительно кричит!»

Я же и не собирался критиковать Насыра. Просто его теноровый голос с легкой картавостью и по-узбекски , и по-русски звучал как песня. Отец Насыра Таирова был то ли председателем колхоза, то ли директором совхоза, носящего имя А.С. Пушкина. И Насыр, окончив Институт русского языка и литературы, гордо нес звание знатока русской культуры в целом.
А выражение «ушел на повышение» чаще произносилось как просто «ушел», что я не сразу понял во время обеденных разговоров, когда главной темой как раз и становилась информация о том, кто куда ушел, и кто «хорошо ушел». а кто не очень. На освобожденных комсомольских должностях работали люди либо предельного комсомольского возраста (до 28 лет), либо старше и практически все уже были членами партии. И все считались резервом для выдвижения в партийные и советские органы. И мои собеседники, искушенные в этих тонкостях, либо восхищались новой должностью кого-то из недавних коллег, либо сочувствовали. Я, еще не обретя самочувствие карьериста, посмеивался да и только. Работы было много, все было на контроле, и когда отчитаешься перед общим отделом о выполнении всех пунктов, то настроение поднимается на несколько градусов. В новом стекло-бетонном здании обкома партии (теперь там расположен МИД) были такие перекрытия под потолком, до которых, подпрыгнув, можно было достать ладонью — такое движение слегка напоминало прыжок с мячом под баскетбольной корзиной. И я, двигаясь по коридору, порой, совершал такие подпрыгивания. Однажды это заметил один из моих коллег и пожурил меня, мол, ответственный работник, а ведешь себя как мальчишка. А я простодушно ответил, что мы же молодые, чего из себя стариков корчить. Тот коллега был пониже ростом и весь выражал собой значимость, даже ходил, приподняв плечи для солидности, — готовил себя к большой карьере и оказался потом на довольно высокой партийной должности. А у меня с самочувствием карьериста как-то тогда не ладилось. Похоже, рефлексия и самоирония мешали.

Кстати об обедах. Кормили в обкомовской столовой очень качественно и дешево — обед из трех блюд обходился в сумму от 60 до 80 копеек. Обсуживали быстро и вежливо официантки из ведущих ташкентских ресторанов, возвращая сдачу до копеечки.
На втором этаже работал буфет, и если не успевал на обед, то можно было перекусить там — буфет работал до вечера. Запомнился такой эпизод. Человек, явно из какого-то сельского райкома партии заказал пару кусочков буженины и когда пошел с тарелочкой к столу, то сидевший за другим столом сотрудник обкома партии негромко произнес: «Бу чучка!» (Это свинья!) И человек, вздрогнув, понес тарелку обратно, заменив на какую-то другую еду. О времена, о нравы! Это к тому, что спустя годы, работая в пресс-службе Министерства внешних экономических связей, я оказался году в 2000-м в командировке в Самарканде. И когда мы отправились поужинать в ближайшую шашлычную, то все мои коллеги, узбекских и русских кровей, заказали себе шашлык из… свинины, и только я, были проблемы с желудком, заказал рубленый шашлык из говядины!
Но вернусь к работе в обкоме комсомола.

Секретарем по идеологии, курировавшим наш отдел был Агзам Тураханович Тураханов, человек энергичный, любивший выступать и делавший эмоциональные акценты в свей речи. Он быстро оценил мои спичрайтерские способности, и ко всем его выступлениям на пленумах в райкомах комсомола я готовил доклады. Делать это навострился я довольно быстро — имея материалы о состоянии работы в районе, расставлял и позитив, и критические замечания. Судя по реакции, выступления Тураханова были успешными. Я не знаю о дальнейшей судьбе Агзама Турахановича, но сохранил о нем самые добрые воспоминания.

В составе проверочных комиссий, организуемых обкомом партии, доводилось ездить в тот или иной район Ташкентской области. Включение в такую бригаду считалось отчасти отдыхом и развлечением. Был, разумеется вопросник, в соответствии с которым надо было проверять работу соответствующих органов. Но были и новые впечатления от этого района, и от ежевечерних посиделок в том или ином хозяйстве. Старшие товарищи подсказали, помню, как надо себя вести на этих посиделках. Ничего особенного, только после двух-трех рюмок спиртного, следует не отказываться от следующих тостов, — хозяева обидятся, — а поддерживать их, чокаться, но не пить, а только прикладываться губами. Это было важно, чтобы не скомпрометировать себя и не дать повода проверяемым надавить на проверяющего.
Запомнился по совместным командировкам лектор обкома партии по фамилии Срыбный, увы, не могу вспомнить его имя и отчество. Этот человек в совершенстве владел узбекским языком, что заметно повышало уровень уважения к нему, особенно среди сельских жителей. Однажды мы были с ним в командиров в одном из сельский районов области в разгар хлопкоуборочной компании. Запомнилось как он беседовал с водителем комбайна — молодой крупной женщиной, которая чуть не плакала от того, что она гоняет по полю, разминает комбайном хлопковые коробочки, а они никак не раскрываются, — поле в низинке, а коробочки все еще зеленые…

Я довольно быстро, как бы это сказать, прижился в обкоме. Кроме писанины выполнял разные поручения. Это было время, когда в рамках молодежной туристической организации при ЦК ВЛКСМ «Спутник» решили развивать и туризм внутрисоюзный. И однажды мне поручили собрать группу для поездки в Киев. Когда группа была набрана, то руководителем ее назначили меня. Тогда я впервые в жизни полетел на самолете, это был «Ту-104». До этого всегда ездил на поезде, так как в детсадике, приписанном к Железной дороге, где я был штатным работником, полагался раз в год бесплатный билет в обе стороны, и я ездил каждое лето в Москву. В Киеве я был впервые. Конечно, сходил в Киевский обком комсомола. Удивился тому, что вся документация ведется на украинском языке, и только отчеты в ЦК ВЛКСМ переводятся на русский. В отделе пропаганды я застал тот момент, когда мой коллега как раз писал доклад руководителю и забыл какое-то слово по-украински и попросил помощи у присутствующих сотрудников.
Работа в обкоме шла своим чередом. Наступил момент, когда завотделом Таисия Ивановна Морозова вышла замуж, стала Попцовой и вскоре ушла в декретный отпуск. А Насыр Абдулхакович Таиров стал и.о. завотделом, а я — и.о. его зама.

Среди моих руководителей большую человеческую симпатию вызывал второй секретарь Ташкентского обкома комсомола Владислав Дмитриевич Ардатов, неизменно сосредотачивающий свое внимание на реально важных делах в комсомольской работе. Дело в том, что со временем я научился различать откровенных карьеристов и тех коллег, которые просто стремились доброкачественно выполнять порученное дело. Спустя годы я обнаружил в недрах интернета брошюру «Вопросы стиля и методы комсомольского руководства», написанную В.Д. Ардатовым и выпущенную в издательстве «Ёш гвардия» (Молодая гвардия) в 1976 году, когда ее автор уже не работал в комсомоле. А как раз во время моей работы Владислав Дмитриевич, он был лет на 10 старше меня, переходил на работу в партийные органы. И на традиционной для такого случая посиделке я произнес тост о том, что Ардатов, несмотря на свой уже не комсомольский возраст, является настоящим комсомольцем и готов, цитируя Маяковского, «задрав штаны, бежать за комсомолом». На этой встрече присутствовал человек, которого я видел впервые в жизни. Это был Ало Максумович Ходжаев, вернувшийся, как я узнал чуть позже, из Москвы, где он работал ответорганизатором, и теперь являющийся Секретарем ЦК комсомола Узбекистана по по идеологии.

Все это я рассказываю к тому, что буквально через несколько дней меня пригласили в ЦК комсомола на беседу к А.М. Ходжаеву. И в феврале 1974-го года я был утвержден в должности инструктора отдела пропаганды и агитации ЦК ЛКСМ Узбекистана. С Ало Максумовичем, талантливым поэтом и широко образованным и эрудированным человеком работать было интересно. Он мгновенно вникал во все вопросы и ставил конкретные задачи. Мы не раз в дальнейшем пересекались по жизни и по работе в разных структурах. Помню, как, работая в Академии художеств Узбекистана, я собрал ведущих ташкентских журналистов, и он принял в той встрече активное участие. Но это было уже в начале 2000-х, и об этом периоде моей жизни — в свое время.

Я оказался в секторе по работе с творческой молодежью, которым руководила Елена Степанова. Да-да, та самая Лена, которая сыграла поистине решающую роль при моем поступлении в театральный. Тогда, вернусь кратко в 1966-й год, я смог поступить в институт во многом благодаря Лене (кому интересно, почитайте подробнее об этом в очерке «МОЙ БОГ ЗИЛЗИЛА» на сайте «Письма о Ташкенте»).
А теперь Лена, уже несколько лет возглавлявшая этот сектор, немного утомилась, как тогда говорили «пересидела», и наши отношения изменились. В том смысле, что на мою просьбу подсказать, как действовать для выполнения того или иного поручения, чаще всего слышал в ответ: «Да, ладно, я сама позвоню». Тем не менее, я понимал, что новая должность гораздо более соответствует и моему образования, и жизненным устремлениям. И я терпеливо вникал в ситуацию, основой которой было взаимодействие с творческими союзами. Вскоре произошли изменения в руководстве. Ало Максумович был утвержден Секретарем по идеологии Ташкентского обкома партии, а завотделом пропаганды и агитации Шавкат Аббасович Миралимов тоже покинул свой пост. С этими замечательными людьми у меня сохранились самые теплые отношения. Незабываемой стала наша встреча с ними и другими ветеранами комсомола в 2013-м году в Москве, на праздновании 95-летия ВЛКСМ в Кремлевском дворце. Тогда Ало Максумович, связавшись по электронной почте, включил меня в состав делегации из Узбекистана.

Лена Степанова тоже вскоре ушла на повышение, и я, чего уж скрывать, слегка проникшись карьерными настроениями, немного надеялся, что получу повышение до завсектором. Но не тут-то было. Новым секретарем ЦК ЛКСМ Уз по идеологии стал Ураим Акбарович Саидаматов, завотделом пропаганды и агитации — Карим Расулович Расулов, а его заместителем — Николай Ильич Федорин, который будучи постарше меня, наставлял житейским премудростям. С Николаем мы возобновили дружбу в Москве и недавно встречались в чайхане «Алайский базар» с земляками ветеранами комсомола.
А завсектором по работе с творческой молодежью стала девушка по имени Туваддут. Фамилию ее я, увы не запомнил. Тут уже наши роли поменялись. К этому времени я, как говорится, вошел в материал, был в рабочем и плодотворном контакте со всеми творческими союзами.
Это было время, когда среди творческой молодежи, точнее, среди наиболее настырных ее представителей, возникали «идеологические завихрения» и надо было усилить за ними контроль и направить на «путь истинный».

Поэтому главным событием той поры стал совместный Пленум ЦК ЛКСМ Узбекистана и творческих союзов республики. Готовились к нему тщательно — собрали у нас в отделе «золотые перья» из творческих союзов и молодежных изданий. Все они подготовили свои разделы, а мне пришлось их сводить в единый материал — текст доклада для Первого секретаря ЦК ЛКСМ Уз Эргаша Гафуровича Гафуржанова. За время подготовки этого события мне довелось познакомиться со многими людьми, в том числе с замечательным человеком, ветераном отечественной журналистики Александром Ипатьевичем Бочкаревым, который в ту пору работал помощником министра культуры Узбекистана Гайни Наджимовича Наджимова. Мы прониклись взаимной симпатией и Бочкарев несколько раз вздыхал, что, мол, надо бы меня забрать в систему минкульта. Довелось мне тогда побывать по разным вопросам и в кабинете Г.Н. Наджимова, и в кабинете первого заместителя министра культуры Рахимы Назаровны Назаровой. Пленум прошел успешно. Помню, как перед его открытием на сцену вывели лауреатов Премии Ленинского комсомола Узбекистана. Один из них, Абдулла Арипов, успел шепнуть мне, что, мол, знаешь ли ты, сколько мне придется выпить, чтобы смыть из души всю эту парадность? Абдулла, один из самых талантливых и честных поэтов, встреченных за всю мою жизнь, не раз потом оказывался в непростых обстоятельствах, сам создавая их своей смелостью, и он интуитивно почувствовал, что мне можно сказать такое…

Да, возникали за время работы в комсомоле разные ситуации, порой, вызывающие внутренний протест. Помню, как после одного мероприятия в провинции, завершившегося обильным возлиянием и не только (в возлиянии я активно участвовал, в «не только» — нет), приехав домой сложил такие вот поэтически беспомощные корявые строки, которые память упрямо сохранила:

«Зачем чужую жизнь живу?
Зачем трублю в чужую дудку?
И счеты с жизнью вновь свожу,
И мучаюсь опять рассудком.
Уже я знаю, как нельзя,
Но как отыщешь то, что нужно.
Слова леплю с трудом, натужно,
Пытаясь главное сказать.
Есть боль, когда в дерьме извалян,
Ты сам становишься дерьмом.
И совесть корчится потом,
Как перед Каином брат Авель!
Кричит внутри бессильем мук,
Но успокоиться не хочет
И только в камень душу точит,
Пытаясь вырвать за круг
Невежества, за круг занудства,
За частокол ходячих фраз,
Но если вырвешься хоть раз, -
В карьеру, то бишь в жизнь,
И не вернуться...»

Да, условия игры не всегда были приемлемыми, душа, порой, восставала, но приходилось смиряться… Диссидента из меня не выходило никаким образом — характером не вышел, но всегда стремился просто хорошо делать свое дело…
Через несколько дней после успешно проведенного пленума ЦК ЛКСМ Уз с творческими союзами меня пригласил к себе в кабинет Эргаш Гафурович Гафуржанов, и сказал, что меня приглашают на работу директором Ташкентского русского театра юного зрителя. Он, конечно, знал, что там очень непростая ситуация. И поэтому добавил: «Если что-то пойдет не так, заберу обратно».
Гайни Наджимович, увидев меня в своем кабинете, заулыбался и сказал: «А, комсомол! Этот сможет!»
Еще через несколько дней меня представили коллективу театра. И там политика достала меня во весть свой рост. Но об этом — в продолжении рассказа.

(Продолжение следует)