Юлиан Доминикович Василенко История Старые фото Ташкентцы
Владимир Вертелецкий
Как щедро хирургия бросила свои семена в клан Василенко: Лев Доминикович – онколог, Юлиан Доминикович – отоларинголог, сын Льва Доминиковича Георгий Львович – хирург широкого профиля, внук Владислава Доминиковича Андрей Львович– травматолог. Все удивительно талантливы, каждый в своей области. Если кто-то из моих внуков посвятит себя медицине – я буду счастлив.
Литературно обработанные и дополненные диктофонные воспоминания Георгия Львовича и Татьяны Юлиановны Василенко.
Отец Юлиана Доминик Георгиевич Василенко обедневший дворянин с польско-прибалтийскими корнями. Мать Мария Михайловна из самарских дворян. Отец был ревизором министерства путей сообщения – ответственная и вполне финансово обеспеченная должность. Мать всю жизнь занималась домашним хозяйством.
У Юлиана Доминиковича было три брата: старший Георгий родился в Калуге в 1897 году (погиб в железнодорожной катастрофе в 1914 году); Лев родился 30 октября 1899 года в Калуге, в Перми в 1905 году Владислав. Самый младший Юлиан родился 1 января 1910 года в Перми.
Юлиан начал учиться до революции в 17-18 году в Самаре в реальном училище и продолжил учебу в советской школе.
Семья Василенко переехала в Ташкент в 1921 году, по-видимому, в августе. Там он продолжил учебу. В те времена полное среднее образование было девять классов.
Окна их класса выходили на какой-то соседский двор, в котором была общественная туалетная недалеко от класса. Двери в ней были выломаны. Ученики, естественно, отвлекались от учебы, рассматривая происходящее в туалете. Но в конце концов им это надоело, кроме того учится в атмосфере туалетных запахов не хотелось. Поэтому он обратились к директору с просьбой выделить им другое помещение под класс. Руководство пришло, посмотрело, понюхало, сказало: «Не пахнет», и ушло. Просьбу отклонили. Тогда Юлиан с несколькими одноклассниками пришли вечером, взяли лопату, ведро уборщицы. В туалете, где выгребная яма была полна под завязку, они лопатой набрали ведро содержимого и вылили его под окна класса. Затем еще несколько ведер. Потом присыпали землей, чтобы не бросалось в глаза. Слой земли был тонок, он скрывал вид, но не запах. Наутро, когда они пришли на урок, находиться в классе было не возможно из-за мощного зловония. Вызванный директор понюхал и пришел к выводу, что заниматься в этом классе невозможно. Классу было выделено другое помещение.
Когда Юлиана привезли в Ташкент, он заполнил весь дом всякой живностью. Тут же соорудил во дворе будку для приблудившегося щенка. Квартира была маленькой, а там жило трое детей и двое взрослых. Он вспоминал, что лучших животных и лучшего общения с ними там, на Папанина, у него никогда не было. Там были кошки, были щенята, была любимая собака, были попугайчики. И вообще он делал все, что хотел, потому, что родители видели, что это все благие дела, и не запрещали, а иногда и помогали. У него была такая натура, что до старости, до 80-ти лет, до последних дней, уже умирая, он смотрел на мир и радовался. Он всегда говорил: «Ой, как хорошо», глядя на какой-то кустик, который он вырастил на даче. Или какое-то яблочко, мимо которого на базаре пройдешь, но которое он выращивал с любовью, защищал от холода, червячков и жучков, и радовался, что у него один бок красный, а другой желтоватый. И что оно так хорошо висит на ветке и глаз радует.
Юлиан окончил коммерческое училище в Ташкенте.
Конечно, он не мог быть бухгалтером, кем должен был быть по первой профессии. Это не его. Основное его удовольствие он получал от людей. Не потому, что он чувствовал, что нравится им, и играл на их слабых чувствах. Он просто любил людей и общение. Его дочь Татьяна помнила его любимые занятия в Коканде в бытность главного врача большой больницы. Он с удовольствием сидел около фонтана и разговаривал с садовником или с каким-то мусорщиком. Они оживленно говорили друг с другом полу по-русски, полу по-узбекски и так заливисто смеялись. Получали удовольствие и хорошее настроение. Когда он выбрал профессию врача, глядя на своего старшего брата, которого любил и уважал за необыкновенную даровитость, академическую наклонность ума, он радовался, что там надо было учиться только четыре года. Его дочери уже пришлось учиться шесть лет. Он говорил: «Ни за что не выдержал бы. Шесть лет. Хорошим врачом можно стать очень быстро».
До этого он кончил коммерческое училище и должен был стать бухгалтером. Бухгалтером он проработал всего несколько дней, чтобы окончательно понять, что это не его, и поступил в САГУ на медфак. К тому времени его брат Лев уже закончил учебу и работал хирургом. У Юлиана были незаурядные природные данные к любому делу. У него были запоминающиеся руки. Человек, который впервые встречался с ним, обращал внимание не только на необыкновенно подвижное его лицо, но и на его руки. У Юлиана были прекрасные пластичные пальцы красивой формы (это от его матери) и необыкновенной красоты ногти. Обладал большой размашистой жестикуляцией. Он был выразителен во всем, что он делал. Жарил ли с удовольствием рыбу по-польски. Он ее разделывал так, что все говорили: «Как это красиво». И когда он начал делать операции, будучи рядовым врачом, то все обратили внимание, что у этого человека операция идет гладко. Он говорил: «Человеческая ткань такова, что ее нельзя ни давить, ни мять. Чем меньше ты ее касаешься руками, тем лучше успех». Он быстро обратил на себя внимание, даже не столько у начальства и коллег, как у больных.
В САГУ во время его учебы студентами были дети профессоров и одаренные люди. Многим впоследствии удалось стать выдающимися врачами. Но много о своей учебе он не рассказывал. В 1932 году он поступил, а 1936 закончил. И говорил, что этого было достаточно, чтобы безбоязненно стать за операционный стол. Это потому, что была поставлена хорошо именно практическая работа. О педагогах САГУ он ничего не говорил.
Георгий Львович Василенко вспомнил байку о Юлиане-студенте. Как-то он досдавал экзамен одному старенькому профессору. В основном потоке сдающих он по какой-то причине отсутствовал и пришел сдавать экзамен после. В кабинете был один профессор, который дал ему билеты. Юлиан выбрал билет и сел готовиться. Объем был очень большой, и на подготовку профессор давал несколько часов. Но тут пришло время обеда. Профессор запер его в кабинете, чтобы тот не списал, а сам ушел домой (он жил неподалеку). Прошло несколько часов, а профессор все не возвращался. Юлиан уже написал ответ на билет, а профессора все нет. Все ничего, но Юлиана приспичило по нужде. Сделать это в профессорском кабинете он, естественно, не решился. Дверь заперта, на окнах решетки. Правда, кабинет был на первом этаже. Пришлось Юлиану открыть окно и выломать решетку, благо природа не обидела его и физической силой. Через некоторое время пришел профессор, которого, оказывается, сморил послеобеденный сон. Они посмеялись вместе, и профессор принял экзамен. Юлиан его сдал на «пять».
Когда он попал к профессору Шумскому, а потом к Ласкову, то он говорил, что каждый из них был великой индивидуальностью, у каждого был дар божий. У Шумского были прекрасные лекции, он мог великолепно сплотить коллектив благодаря своему высокому авторитету. Ласков был другой, но тоже блестящий хирург, хотя и очень осторожный. Хирург, кроме того, что должен много знать, должен быть и рискованным. Юлиан Доминикович был таким. Как-то на юбилее незадолго до смерти Юлиан Доминикович подсчитывал, сколько он сделал операций. 10 000 операций было на 1960 год. И ни в одном операционном журнале не было никаких записей о погрешностях операции. Это были не только специализированные отоларингологические операции, но и всевозможные другие. Он был главным врачом в хирургической больнице в Коканде.
Он стал врачом, хотя мог бы стать художником, музыкантом, оперным певцом. Природные данные позволяли ему это. У него был великолепный баритон с очень богатым тембром. Пел оперные арии и, пойди он по этому пути – стал бы известным оперным певцом. Но ему в жизни хватало просто пения. Не одно женское сердце пало после его исполнения. А исполнителем на женских сердцах он был выдающимся. Это занятие Юлиан не бросал никогда, а только оттачивал с годами. Популярностью у женщин пользовался фантастической, и никогда не отказывал себе в удовольствии довести ситуацию до логического завершения. Мужские стати у него были выдающимися, так что женщины были без ума после него. Но он не нуждался в глубоких чувствах, и чаще всего не продолжал отношения. Коммунисты хотели всех постричь под одну гребенку. Исполнение заповедей морального кодекса строителя коммунизма было обязательным. Юлиан говорил дочери: «Ну ладно я коммунист, но при этом я еще и мужчина. Как партбюро может мне приказать дальше постели жены никуда не ходить». Юлиана серьезно и не раз разбирали на партбюро за «аморальное поведение».
Однажды Георгий Львович обратил внимание, что Юлиан Доминикович, будучи уже в очень преклонных годах, периодически что-то посасывает. Это был тестостерон. Юлиан Доминикович хотел, чтобы его мужские способности не угасали в старости. На этом во многом держалась его жизнь. Возможно, уходя из жизни, ему виделась длинная вереница его женщин, уходящая за горизонт.
Всех удивило его решение после университета стать военным врачом. И восемь лет он провел на территории военного лагеря. Трудно сказать, нравилось ли ему это? Учился ли искусству врачевания в таких условиях? Но он считал, что так должно было быть. Военный врач Юлиан Василенко кроме своей основной профессии, великолепно освоил верховую езду, прекрасно держался в седле, много времени проводил в походах, на стрельбах занимал призовые места.
Георгий Львович вспоминал. Воскресная езда на плацу. Присутствуют жены офицеров. Видя неуклюжую езду начинающего Юлиана, комполка кричит: «Доктор. Не стукайся об луку – яйца отобьешь». Еще один эпизод. Проверяющий наблюдает за скачками с препятствиями. Конь Юлиана дважды останавливается перед препятствием. Наконец проверяющий кричит: «Дай ей плеть». Юлиан хлестанул, конь перешел в галоп, резко останавливается перед препятствием. Юлиан вылетает из седла и лицом падает в лужу, образовавшуюся после дождя.
Но, в конце концов, Юлиан стал великолепным наездником.
Он был военврачом кавалерийского полка, дислоцированного в Самарканде. Много позднее, когда он бывал в колхозах по медицинским делам, ему часто говорили, что у нас проблема с транспортом. Юлиан просил коня. Посмеиваясь, ему приводили самого строптивого, предвкушая веселое фиаско городского доктора. Он подходил к прядущему ногами скакуну, брал поводья, одним взмахом взлетал в седло, поднимал коня на дыбы и с великолепной осанкой скакал, поглядывая на открытые от удивления и восхищения рты зрителей. После этого восторженное отношение местных жителей ему было обеспечено.
В полку прославился еще и тем, что мастерски кричал ослом так, что даже местные клевали на эту удочку. Он вообще прекрасно имитировал звуки. Великолепно знал всякие прибаутки, причем не только русские, но и узбекские. Он говорил на великолепном узбекском кокандском диалекте.
Пустыня, зной, воды нет. Работы большой не было. Солдаты и офицеры были необыкновенно здоровыми. И его работой было вскрытие панарициев и прочая хирургическая шелуха. Удивительно, что за это время он не деградировал как врач.
Полк не участвовал в регулярных боевых действиях, но привлекался для борьбы с басмачами. Были нападения басмачей на территорию полка. Юлиан великолепно владел и винтовкой, и пистолетом, и конем. Это сейчас говорят, что не было басмачей, а были повстанцы, народные освободители и прочие благородные герои. Ну, да не будем об этом.
В Самарканде был какой-то священный пруд, где водились рыбы. Ловить там рыбу, естественно, не разрешалось. Но он умудрялся, накрутив на палец леску с крючком, каким-то образом незаметно ловить там рыбу, которую потом жарил и ел.
Мистическая история связана с женитьбой Юлиана. Анна была генеральская дочь. Был такой генерал Лебедев. Жили они недалеко от Василенко. Это была приемная дочь. Очень красивая
По семейным преданиям у генерала Лебедева была лучшая в Туркестане библиотека. Эти книги заинтересовали брата Юлиана Владислава. Он познакомился с их дочерью Анной и под этим предлогом стал бывать у них. Потом он привел Юлиана, который увлекся Анной. И в 1929 году они поженились. Юлиан был на последнем курсе САГУ.
В Самарканде она утопилась в быстрой речке. Юлиану вменяли, что он надсмехался над ней, потому что она была глупа, ничего не умела делать, будучи генеральской дочерью. Но Юлиан говорил, что у Анны были приступы шизофрении. Иногда, возвращаясь домой, Юлиан не находил жены, но чувствовал, что она где-то рядом. И вдруг обнаруживал, как из-под кровати на него смотрели красивые черные глаза жены. Жутковатое зрелище. Тогда он и научился не спать, потому что боялся, что она что-нибудь выкинет. Во время одного из обострений она и утопилась. Ее нашли только через несколько дней. Юлиан после этого очень долго болел. Вероятно, это случилось как раз перед демобилизацией. В то время он выглядел очень худым с трясущимися руками, курящим одну папиросу за другой. Приемная мать Анны много позже встречая на улице его дочь Татьяну говорила: «Твой отец убийца. Они вдвоем с братом ходили у нас под окнами. Они пугали нас. Они крали у нас книги». Это производило очень мрачное впечатление на маленькую Татьяну, тем более что уже сам вид согбенной старухи в черном с клюкой был тягостен. Татьяну не выпускали одну на улицу, потому что эта старуха стерегла ее.
Закончил службу майором. Демобилизоваться в то время было проблемой. Просто так не уйдешь. Сотворить какой-либо воинский проступок – уйдешь с замаранной анкетой, и это потом перекроет твою дальнейшую жизнь. Поэтому он решил сымитировать психическое расстройство. По рассказам Татьяны, 40 суток он не спал. Наверное, это преувеличение. Человек не выдержит такое время без сна. И его комиссовали.
После Самарканда вернулся в Ташкент и начал работать ординатором.
В 1936 году женился на матери Татьяны, Рязанцевой Людмиле Ефимовне. Познакомились они в небольшом туркменском селе в окрестностях Самарканда, где она работала экономистом после института. Она хорошо ездила на лошади. На этой почве они и сошлись.
В 1936 году поселились в Ташкенте на Учительской у свекра и свекрови.
В 1937 году родилась Татьяна. Он работает в Ташкенте ординатором. В 1940 году получает назначение в Кокандскую городскую больницу отоларингологом.
В 1941 ушел на фронт. Ненадолго. Заболевает туберкулезом и возвращается в Коканд, где лечится от этого заболевания.
В Коканде до 1945 года. Потом возвращается в Ташкент.
Далее загадочная фраза Татьяны. Я так и не расшифровал, кто такой Ауэ. Интернет безмолвствовал, Татьяны нет в живых. Фраза такая: ходили слухи, что Юлиан для давления на Ауэ что-то доносил в НКВД. После чего Ауэ перерезал себе горло. Тогда Юлиан его спас. Но вернувшись к жизни, Ауэ проклял его.
При Юлиане Кокандская больница стала сильной, на хорошем счету в Узбекистане. При нем стали делать сложные операции. И почти не пользовались санавиацией, которая в те года была широко развита, все операции делали у себя. Если у Льва Доминиковича в клинике все держалось на железной дисциплине, то у Юлиана в больнице на хорошей обстановке взаимопонимания, и не было никакой обстановки унижения, ни по чину, ни по уму, ни по происхождению. Сотрудники работали любя и свою работу, и свою больницу, и своего руководителя. Татьяне сотрудники Кокандской больницы говорили: «Он знал, что мы его обманываем, когда просим дополнительный отпуск, или какую-нибудь командировку». Он никогда не показывал, что видит их насквозь, не отказывал и говорил: «Хорошо, хорошо. Поправляйте здоровье, лечитесь. Возвращайтесь здоровенькими на работу». Руководителю нужно быть и приветливым, и обаятельным, и умеющим подойти к каждому.
В 1946 году уехал в Ташкент, работал ординатором при профессоре Шумском. Потом было какое-то темное дело, связанное с прокуратурой. Но он оказался ни в чем не замешанным, и дело закрыли. После этого он начинает заниматься вплотную отоларингологией, что стало его дальнейшей специализацией. Произошло это благодаря Шумскому. Он многое дал ему. Это был известный профессор-отоларинголог, поляк. Что-то роднило их с Юлианом. Работал он с ним довольно долго. Затем Юлиан становится ассистентом. 1945 году защищает кандидатскую диссертацию. Становится доцентом в этой клинике. Шумский умер, появляется Ласков. Это клиника ухо-горло-нос при ТашМИ.
Диссертация Юлиана Доминиковича:
Василенко, Ю. Д. Модификация радикальной операции уха и методика послеоперационного лечения: автореф. дис. канд. мед. наук / Ю. Д. Василенко ; Ташк. мед. ин-т им. В. М. Молотова. — Ташкент, 1952. — 15 с.
В это время в Ташкент в рамках турне по Союзу приезжает из Америки всемирно известный врач Розен. Это был очень серьезный поворот в судьбе Юлиана. Розен ездил по отоларингическим клиникам и передавал опыт операции при отосклерозе. При этом заболевании только оперативным путем можно было восстановить больному слух. Эту операцию в то время в мире мало кто мог делать. Операции на внутреннем ухе проводились над слуховыми элементами крошечного размера. У Розена были специальные инструменты, которые он демонстрировал ташкентским врачам во время операции. В те времена никто не рисковал попробовать эту операцию, поскольку она требовала филигранной техники, которую необходимо было отрабатывать. Розен подарил набор инструментов ташкентской клинике. Это набор благополучно был заперт в шкаф и забыт. Юлиан выкрал их из шкафа, и его друзья с авиационного завода сделали два комплекта, причем значительно лучшего качества, чем розеновские.
Юлиан начинает в морге делать эту операцию на трупном материале. И семнадцатую он проводит на живом больном. И больной воскликнул: «Доктор, я слышу». Сей успех в профессионально тесном медицинском Ташкенте не возможно было скрыть, и все всплыло наружу. Работать у Ласкова ему уже было не возможно. Уходя, Юлиан сказал Ласкову: «У тебя это бы все гнило в шкафу, а я видишь что сделал». С его отъездом розеновские операции в Ташкенте уже никто не делал. Это еще одно подтверждение о роли личности в истории. Кстати, непорядочно Ласков вел себя со всеми. Это видно и в книге Фейгина «Портрет оториноларинголога», в которой тепло написано о Юлиане Доминиковиче, учителе автора.
И тут как раз ректорат ТашМИ рекомендует Юлиана Доминиковича Василенко завкафедрой в Киргизию. На выбор еще была работа в Иране начальником советского военного госпиталя.
В 1958 году уехал во Фрунзе. Был завкафедрой отоларингологии и заведующим процветающей клиникой на 90 коек при институте. Там стали делать розеновские операции. В 1960 году во Фрунзе приехала его дочь с мужем Германом и дочерью Ириной. Здесь он начал производить операции Розена, а затем и стапедопластику по Ши. Кроме того, он один из первых вместе со своей женой-онкологом в Ташкенте, а затем и во Фрунзе, начали выполнять операции по поводу рака гортани. На кафедре Юлиан Доминикович оставил о себе прекрасную память. Его вспоминают только добрым словом.
В то время Юлиан увлекался живописью. Делал акварельные наброски, а маслом писал неплохие копии русских и фламандских мастеров. Кстати, копии отличались от оригиналов большей воздушностью. В живописи он работал по наитию, нигде не учился. А потом забросил мольберт и никогда к ней не возвращался. Как-то внучка попросила нарисовать собачку. Он нарисовал собаку со спины и бросил со словами: «А, все неправильно».
Это был человек спонтанный. Куда его еще увлечет, он не знал. Одно время он великолепно пел. Купил прекрасное дорогое фортепиано «Рёниш». Долго играл классические вещи. Он занимался музыкой в детстве. У Юлиана Доминиковича был пасынок, с которым они вдвоем великолепно пели.
Когда дочь Татьяна расходилась со своим мужем, Юлиан сказал: «Ира (внучка) целиком на моем попечении». До 22 лет ей ежемесячно высылали деньги. Хотя отношения были далеко не простые.
Меня, воспитанного на теплых семейных отношениях, всегда удивляли сложные отношения между Василенками. Даже мысль меня посетила: может это плата за неординарность? Тут еще «гордиев узел» не простых отношений между внучкой, ее матерью и дедом. И только смерть, возможно, разрубила его.
Юлиан Доминикович издавал мало своих работ по медицине. Он и докторскую не защищал, не хотел. Хотя материала было достаточно. Просто это его не занимало. Ему достаточно было его виртуозного владения операторской техникой.
Юлиан Доминикович в 1970 году был в Канаде.
Он долгое время не имел угла, скитался по общагам. А когда появилась первая квартира в профессорском восьми квартирном доме, не большая, он так ее любил, благоустраивал. Потом получил квартиру побольше. Но такой любви к ней уже не было. К тому времени появилась любовница Зоя, у которой был свой дом. Он больше был там. Она была дочерью героя гражданской войны. Была большая усадьба, большой дом. Разбитые судьбы для современного романа. Юлиан говорил Татьяне: «Я человек неиспользованных возможностей, Ты тоже. Но судьбы твоих детей и твоих внуков будет еще хуже, потому что времена будут сложнее, и неизвестно, что нужно будет от человека».
Юлиан был обаятельнейшим человеком, окружающие всегда обращали внимание на его таланты, чувствовали породу. В компаниях он был душой, всегда вел застолья как тамада. И только однажды проговорился, насколько его это тяготит.
Работал до последних дней и умер, будучи на больничном. Он уже не оперировал. У него были больные почки. А молодая мачеха говорила своим друзьям: «Ох, и надоел мне этот старик». Много позже Татьяна спрашивала ее, как она влезла в семью. Та сказала ей про предыдущего мужа: «Я поняла, что этот мой футболист будет не перспективным, и как мужик, и как человек». Татьяна спросила: «Ну и что, шило на мыло поменяли. Там был футболист, здесь профессор. Что лучше?». Александра Алексеевна была из рабочих-крестьян. У них ничего общего не было. Они жили на разных половинах очень долго. У Юлиана была большая комната, кабинет, общая столовая и у нее спальня. Так не должно быть.
Когда соприкасаешься с судьбами неординарных людей, как Василенки, говорила Татьяна, всегда взгляд почему-то в русскую литературу. Такие судьбы были уже описаны.
Юлиан, уже, будучи в годах, хотел посетить своего брата Владислава, который жил в Новосибирске. Он звонил тому несколько раз, говорил: «Ну, ты не можешь приехать, дай адрес, я сам приеду к тебе». Но тот так и не дал адреса. Когда во Фрунзе пришло известие о смерти Владислава (позвонила жена), Юлиан сказал: «Странная жизнь, я бы так не смог». То ли это характер, то ли это работа — Владислав был генералом КГБ. Умер в 1981-83 году, точно не известно. Юлиан хотел приехать на похороны, но, не зная адреса, так и не поехал.
Уже тяжелобольной в 1967 году Юлиан забрал во Фрунзе свою мать Марию Михайловну. Везли лежа на заднем сидении такси из Ташкента во Фрунзе. Везли тяжело, но довезли благополучно. Где-то в Казахстане она пришла в себя, увидела луну и запела чистым звонким голосом какой-то красивый романс. Юлиан сказал «Естественное угасание человеческого организма». В медицинском заключении о смерти Марии Михайловны было написано: «Естественная физиологическая смерть». У нее не было ни одного больного органа. Просто организм медленно угасал. У нее был не только тяжелый склероз, но и старческий маразм. Юлиан Доминикович говорил, что это еще и потому, что она не загружала свой мозг, никогда ни чему не училась. Но физически была крепкой. Жизнелюбивый человек до последних своих дней. В мае 1970 году она умерла в возрасте 94 лет без двух месяцев.
Архив Марии Михайловны был у Юлиана Доминиковича. Когда он умер в 1991 году, его последняя жена отдала его дочери Татьяне все фотографии и бумаги. К сожалению, архив был уже изрядно утерян. Не сохранилось ни старых писем, ни старых документов – в семье не держали лишнего. Даже многие фотографии отбирались очень строго. Был период 10-20 лет, по которому не было ни одной фотографии. На вопрос Татьяны: «Что было в эти годы?», Юлиан Доминикович ответил: «Росли и подрастали дети, формировались их характеры».
Юлиан сказал по поводу ухода его брата Льва Доминиковича из семьи: «Встреча была без любви, разлука будет без печали». А когда Лев Доминикович вернулся в семью: «Я бы так не смог».
Татьяна всегда любила своего отца. И у него была тяга к ней. По словам Татьяны, это был человек, который если любил – то по-настоящему. И если порывал с человеком — то прекрасно знал почему. Он просто с таким человеком не общался. Из оставшихся сыновей Василенко он был самым красивым, самым общительным и ему все в жизни было интересно. Господь дал ему таланты во многих областях. И в каждой из них он бы мог стать мастером. И в выбранной им медицине Юлиан Доминикович мог бы стать выдающейся величиной. Но его губило разбрасывание. По природе это был сибарит и эпикуреец. И прожил он жизнь в свое удовольствие, получая наслаждение от самой жизни. Если вы обратили внимание, в тексте постоянно присутствуют эпитеты «великолепный, прекрасный, восхитительный» и прочее. Это все от (опять упоминаю этот термин) великолепной одаренности описываемого.
Какой роскошный материал для киносериала или романа.
Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим? В чем нашей жизни смысл? Он нам не постижим. Как много чистых душ, Под колесом лазурным Сгорает в пепел, в прах, - А где, скажите, дым?
Омар Хайям.
прекрасная судьба!
Джага[Цитировать]
На последнем фото не Юлиан, а его брат Лев Доминикович ВАСИЛЕНКО.
Romas[Цитировать]
Здравствуйте! Меня интересует жизнь Татьяны Василенко. Пожалуйста, свяжитесь со мной kyyal@mail.ru
Кыял[Цитировать]
Здравствуйте, меня зовут Алексей Василенко. Один и потомков семьи Василенко. Если есть возможность свяжитесь со мной пожалуйста.
С уважением
Алексей
Василенко Алексей[Цитировать]