Инна Люлько, ташкентский поэт Искусство Ташкентцы

Владимир Карасёв

РИСКНУ! Рискну в который раз, когда представляю моему читателю текст, в котором больше трёх строк. Время такое — эсэмесное! Мы уже перестали говорить, а только выпаливать пару слов — «ништяк», «на связи», «ок!» и всего лишь другой десяток. Не больше. ПОЧИТАЙТЕ. Будет интересно для развития интеллектуальности, мои добрые соотечественники.

…Встреча с творчеством ташкентского поэта – Инной Люлько, всегда открывает читателю самые неожиданные грани поэзии. Бушующий вулкан эмоций завуалирован за сдержанностью, я бы даже сказал – аскетизмом строки.

Однако вот тут-то и вступает в диалог с читателем высокая образность слова. Инна пишет с той благородной нотой откровенности, с хладнокровием вдруг открывшейся правды, как будто она находится на неотвратимом современном «Титанике». И, кажется, что гибель интеллектуала катастрофически неизбежна в этой сумасшедшей исторической ситуации. Но немало слагает она строф, которые, не поддавшись признакам паники о «гибели русского языка» доносит до нас смысл и красоту слов – она восполняет наше восприятие поэзии своей любовью к богатейшему милосердию этого самого языка:

Вот я!
Стою в софитах ваших взоров,
Радаром сердца вслушиваясь в вас.
Добыча ваших мудростей и вздоров,
Бесчисленных и упоённых споров, –
Но кто в конце концов рассудит нас?
С усмешкой сфинкса вглядываясь в лица,
И в то, что мы таим на самом дне,
Решает Хронос – вечности возница:
Жить век душой исписанным страницам –
Или сгореть в немедленном огне.

Не менее интересна и трепетна работа этого поэта над лирическим образом. Она, может быть, совсем и не задумывается над тем, что болезненные струны её сердца, могут взбудоражить, разбудить эмоции глубокого внутреннего переживания самого читателя. Но от такого подхода поэта к решению задач «активной» поэзии, становится только славно читательскому самосознанию, которое чувствует и собственную духовную сопричастность к трогательной откровенности. Это вам «не вздохи на скамейке и не прогулке при луне»!

…Историк славно мне судьбу рисует:
Перо макает в радугу щедрот.
И я – смеюсь, тоскую, и рискую!
И ничего не знаю наперёд.
Живу, вдыхая то солёный ветер,
То горький дым, то мёд осенних дней.
Добрею
ко всему на белом свете,
на переправах берегу коней.
Как рыбаки изорванные сети
Всё шьют и шьют с терпеньем мудрецов,
Так я латаю новым шрамом сердце –
Мишень для бедных радостей глупцов.
Не быть для них взыскующим пророком
Предначертало тайное перо, –
Всё потому, что мне любовным током
На этом сердце выжжено тавро.

Эти поэтические строки на самом высоком «уровне», как я писал, а может быть, берите ещё и повыше. Не знаю. Это только мои впечатления. Инна Люлько практически не публикуется, хотя творит истинную поэтику, которая была свойственна Р. Казаковой, З. Тумановой, Ю. Мориц и другим ярким представительницам русскоязычной поэзии под азиатским небом. Ей свойственны как литературные диалоги, так и рассуждения в виде художественных импровизаций, лёгких зарисовок, новелл. Иногда шокирующих читателя. Но кто у нас сегодня рождает этот «лёгкий» жанр? Покажите мне его! Не рискуете? Тогда я сам пущусь в непростые поиски, перелистывая штудии.

Интересные прозаические произведения, написанные И.Л. Люлько, приходятся на 90-е – 2000-е годы. Одно за другим она создаёт произведения, совершенно различные по стилю, настроению, слогу, композиции… как-то с трудом укладывалось в голове, что всё это написано одним человеком, хотя очевидно видно, что рука, безусловно, та же самая. Общеизвестно, что хороший писатель – это человек, которому доступны любые методы обращения со словесным материалом и который пользуется ими с одинаковой, вгоняющей в священный трепет непринужденностью. Взять хотя бы, к примеру, нашего замечательного писателя (Maestro!) Анатолия Бауэра. И тем не менее трудно представить себе прозаика, равного Люлько, столь естественно, будто сама того не замечая, переходящая от ёрнического, легкомысленной новеллы-хохмы, правда, с непустячной и неожиданной моралью – к тяжелейшей, предельно насыщенной психологической прозе, требующей от читателя большого напряжения. Бессюжетная и почти без событийная дилогия, целиком состоящая из ощущения какого-то огромного, необъятного счастья (и чем-то родственная «безоблачным сатирам Анатоля Франса»), – это тоже Инна Люлько. У неё уже давно есть proper name!

Древние греки называли высшую точку творчества своих выдающихся сограждан акме. Волею Судьбы высшая точка творчества И. Люлько приходится на сегодняшний день. Хотя обычно этот расцвет приходился на достаточно зрелый, средний возраст человека. Увы, мы живём в другое Время, время иных параметров и координат. Какой уж тут, казалось бы, расцвет! Но Время имеет одну и непознанную нами особенность – оно не останавливается и не прекращает свой бег, а отсюда и наша зависимость жить так, как диктует время. Или наперекор ему!

Сегодня и сейчас настоящее акме переживает не только Инна Люлько, но и мятущийся высоким духом Алексей Гвардин; Maestro Анатолий Бауэр; литературовед, поэт и публицист Николай Ильин; не превзойдённый детский писатель-наставник большинства наших литераторов Якуб Ходжаев; сбежавший из сатирической прозы Лутфулла Кабиров; скромная своей романтичностью Елена Пагиева; обардившийся поэт Эдуард Нурханов; Николай Свириденко с его откровенно язвительными стихами; Людмила Бакирова в своей nostalgia; Раиса Крапаней с высоко духовным интеллектом; поэт и исполнитель Ярослав Корочкин; всё ещё романтичный Андрей Слоним; мудрый Анатолий Ершов и Владимир Васильев с полуфантастической прозой; критически беспощадный (но не к себе) Алексей Устименко; откровенно-резкий объективист Сергей Гордин; фотографический сказочник Владимир Шлосберг; графический поэт Сергей Абатуров; потерявшаяся где-то на полянах юности Виктория Осадченко. Сегодня ярко проявились совсем молодые «звёздочки» короткой прозы Марат Байзаков и Муртас Кажгалеев; как будто бы ниоткуда возникли на горизонте нашей литературы и новые имена – Рустам Рахимов и Шухрат Сакиев, а также ещё не очень большой список истинных творцов душевного откровения. Этот список не моё книксен. Мне это ни к чему, поверьте.

При всём при этом, вот Память как-то не даёт мне чувство успокоенности. Я помню их по именам. Их лики, фразы и слова застывшие в пространственных константах, как будто продолжают жить, тревожа в тишине глубокого омута ташкентской ночи. Это Степан Балакин, Фридрих Бокарев, Александр Файнберг, Владимир Баграмов, Гульнара Крым, Тамара Курдина, Владимир Гиреев, Наталья Ерёминко-Чертенкова, Рим Юсупов, Рудольф Баринский, Эрнст Усманов, Наталья Бунич, Галина Громыко, Василий Пешехонов, Елена Теплова, Виктор Раевский, Владимир Долбня, Наталья Бунич, Влад Волошин, Геннадий Ким, Николай Красильников, Александр Перегняк, Левон Абрамян, Светлана Марышева, Адыл Мусаев и, к сожалению, ещё десятка полтора имён, так рано сошедших со стремнины нашей жизни. В такие моменты я постоянно, как заклинание, повторяю:

Помянем тех, кто были с нами,
Кого Судьба не сберегла...
Их души тают над горами,
Как след орлиного крыла.

Разумеется, этот список не есть моя истинная божница. Есть прозаики и поэты, в творчестве которых, я встречаю сейчас отдельные прекрасные мгновения, кои как оазисы, вдруг сверкнут своей притягательностью и игнорировать этот творческий посыл, нет сил.