Ташкентский Дом на набережной История Старые фото Ташкентцы

Владимир Фетисов

В конце 70-х годов прошлого века — не то 76-й, не то 77–й год — в журнале “Дружба народов” прочёл я замечательный роман Юрия Трифонова “Дом на набережной”. Роман произвёл сильное впечатление. Так случилось, что буквально через пару месяцев я оказался в Москве и специально пошёл на Берсеневскую набережную, чтобы посмотреть на этот дом со зловещей историей.

Тогда я не знал, а может не придавал значения, что такой же дом и тоже на набережной существует и в моём родном городе.

В 1980 году я работал ассистентом на кафедре “Общая электротехника“ энергофака ТашПИ. Однажды, для усиления научного и учебного потенциала к нам, с других кафедр, были переведены двое замечательных людей и великолепных специалистов — Валентин Иванович Усенко и Александр Борисович Суслов. Это были люди, как сейчас говорят, моего формата и, несмотря на то, что были они значительно старше меня, мы подружились. Сколотилась небольшая интеллигентная компания из нескольких человек объединённых общими интересами – литература, поэзия, барды, гитара. Часто собирались за рюмкой чая, пели Высоцкого, Окуджаву, играли в преферанс – так проводила свободное время техническая интеллигенции того времени.

Александр Борисович Суслов проживал как раз в том доме на набережной по улице 9-го января. От него я услышал многочисленные рассказы о его знаменитых соседях. Вот этими историями я и хочу поделиться.

Начну с семьи самого Саши Суслова.

Вскоре после знакомства, довелось нам вместе работать в приёмной комиссии энергофака. Случайно увидел его паспорт, который меня поразил. Там было написано:

Имя: Александр
Отчество: Борисович
Фамилия: Суслов
Национальность: Узбек

— Это как? – удивился я.

И Саша рассказал мне историю своей семьи.

Глава первая. Сусловы

Отец Александра, Борис Васильевич Суслов, родился в декабре 1910 года в Харькове. После окончания школы он едет в Москву и поступает в Московский текстильный институт по специальности – “Текстильные машины”. Студентом он проявляет большой интерес к науке и под руководством известного профессора В.В. Линде публикует две научные статьи. После завершения учёбы в институте Борису Васильевичу предложили остаться на кафедре, но ему хотелось поработать на производстве, а наукой заняться позже, после приобретения практического опыта.

Второй слева в нижнем ряду Борис Суслов

Молодого специалиста направляют в далекий древний город Маргилан, где в то время была самая крупная в Советском Союзе шелкомотальная фабрика, выпускающая шелковые ткани, в том числе знаменитый узбекский хан-атлас.

Начал он трудовую деятельность на должности мастера цеха. На фабрике работали в основном девушки-узбечки, русского населения в Маргилане тогда почти не было. Очень быстро выучив узбекский язык, он показал себя весьма грамотным специалистом и талантливым организатором и уже через два года становится главным инженером фабрики.

Б. В. Суслов, конец 30-х годов

А в 1938 году, коллектив избирает 28-летнего Бориса депутатом верховного совета Республики Узбекистан. Во время работы съезда депутатов Суслова привлекают к редакционной работе над текстами выступлений некоторых депутатов, в том числе он редактирует доклад первого секретаря ЦК ЦП Узбекистана Усмана Юсупова. Текст очень понравился докладчику, и он поинтересовался — кто редактировал. Тогда произошло первое знакомство Бориса Васильевича с Усманом Юсуповичем. Вскоре после этого Суслова назначают заместителем председателя Бухарского областного исполнительного комитета. Территория Бухарской области, в то время, включала в себя нынешние Кашкадарьинскую и Сурхандарьинскую области. В 1940 году, решением правительства, область разделили на две — Бухарскую и Сурхандарьинскую с центром в г. Карши. Борис Васильевич избирается вторым секретарем Сурхандарьинского обкома КП Узбекистана. А через год началась война. Главная задача, вставшая перед руководством государства, обеспечение фронта всем необходимым. В Ташкентскую область и город Ташкент были эвакуированы заводы и фабрики с западной территории страны. Для вновь запускаемых предприятий не хватало электроэнергии. Чтобы ликвидировать эту нехватку началось строительство Фархадской гидроэлектростанции на реке Сырдарья, рядом с Бекабадом. Денег на строительство в бюджете не было, но в Узбекистане знали, как можно построить, не затрачивая больших средств. Этот метод назывался “хашар”, то есть всем миром. От каждой области делегировалось по три тысячи рабочих, которые на голом месте начали строительство электростанции. Жили в землянках, работали без выходных, от рассвета до заката. Во главе рабочих делегированных из Сурхандарьи стоял Борис Васильевич.

Строители Фархадской ГЭС, в нижнем ряду, 4-й слева Б.В. Суслов.

На этой грандиозной стройке он познакомился со своей будущей женой Мамурой Рахматовой.

Мамура Рахматовна Рахматова, родилась в 1916 году в Ташкенте, на Кашгарке. Семья могла быть многодетной, но из 12 рождённых детей в живых остались только три девочки, — Мамура была старшей. С детства, видя как умирают её маленькие братья и сестрёнки, она твёрдо решила стать врачом. И такая возможность представилась — она поступает в медицинское училище. Там Мамура проучилась два года. Однажды во время занятий в класс зашла комиссия по отбору успешных учеников в медицинский институт и Мамура оказалась в числе тех, кого зачислили на первый курс ТашМИ.

Группа студентов 1-го курса ТашМИ, 2-я слева в нижнем ряду Мамура Рахматова

Преподавание велось на русском языке и ей, плохо им владевшей, пришлось нелегко, но приложив максимум усилий, она, в 1936 году, успешно оканчивает институт, став одной из первых женщин–узбечек врачей. Это был первый выпуск ТашМИ, и надо сказать среди выпускников были будущие выдающиеся медики, ставшие гордостью республики. В частности, Эргаш Исбаевич Атаханов, впоследствии директор Института гематологии и переливания крови, впервые открывший в клиническом учреждении кафедру биофизики; Асадулла Икрамович Магрупов – первый узбек-патологоанатом, возглавивший впоследствии кафедру патанатомии Самаркандского Медицинского Института;

Сайфи Шамсиевич Шамсиев, известный, профессор, член-корреспондент Академии Медицинских Наук СССР; Ялкин Халматович Туракулов, биохимик, лауреат Ленинской премии 1964 года.

1-й выпуск ТашМИ, преподавательский состав и часть студентов. Наверху в центре М.И. Слоним. В верхнем правом углу М. Рахматова

А Мамура Рахматовна после окончания института направляется в медико- санитарную часть Чирчикстроя. Там она проработала до весны 1940 года, а затем неожиданно принимает решение, которое должно было круто изменить всю её дальнейшую судьбу — едет в Москву и поступает в Московскую консерваторию по классу скрипки.

— Это как? — спрашиваю Александра Борисовича — Мама, что разочаровалась в медицине?

— Честно сказать, я не знаю и мотивы этого решения мне непонятны, но мама всегда была очень музыкальна. Она прекрасно играла на дутаре, пианино, хорошо танцевала. И вот так, решительно, поехала и поступила.

В Москве, в то время, уже учились несколько ее подружек, в том числе подруга детства Хадича Сулейманова постигавшая юриспруденцию в аспирантуре юридического института. Впоследствии Хадича Сулеймановна Сулейманова станет действительным членом АН Республики Узбекистан, видной ученой правоведом. Многие ташкентцы помнят улицу имени Сулеймановой, которая шла от ОДО до Красной площади.

Общежитие Мамуре не предоставили, и она стала снимать комнату у пожилых супругов, которые вскоре стали относится к ней как к родной дочери. В начале 1941 года хозяйка и хозяин квартиры стали уговаривать Мамуру бросить учебу и вернуться в Ташкент, потому, что скоро может начаться война с Германией и её, как дипломированного врача, сразу привлекут на фронт. Мама поделилась этими настроениями с Хадичей и предложила вместе вернуться домой. Но Хадича отказалась, считая, что войны не будет. Мамура уезжает в Ташкент, где продолжает работать по своей медицинской специальности. В 1943 году она получает направление на работу начальником медико-санитарной части Фархадстрой, где и знакомится со своим будущим мужем.

Произошло это так. У Бориса Васильевича начались приступы малярии, болезни, которой он заболел еще в Сурхандарье. Его отправляют в медсанчасть. Во время лечения между врачом и пациентом возникла симпатия, постепенно перешедшая в более глубокое чувство. Борис стал ухаживать за Мамурой и, в конце концов, предложил ей выйти за него замуж. Мамура согласилась, но нужно было получить согласие её матери, что было довольно сложно. Сватами к ней пошли руководители стройки во главе с начальником строительства Акопом Абрамовичем Саркисовым. Мать уговорили, правда, прибегнув к маленькой хитрости, — сказали, что жених татарин. Свадьба прошла там же на стройке. Для рабочих событие это стало небольшим отдыхом от изнурительных трудовых будней. На свадьбу шли как на демонстрацию, с транспарантами и флагами.

После окончания строительства молодые возвращаются в Карши, где в 1944 году у них рождается дочь Татьяна, а в 1946 году, сын Александр.

В 1949 году Бориса Васильевича переводят в Ташкент, в аппарат ЦК КП Узбекистана, и семья переезжает вместе с ним.

Сусловы поселились на северной окраине Ташкента. Дом, в котором они жили, находился на отшибе, после него начинался пустырь до железной дороги, а дальше степь.

Однажды в осенний выходной день, к ним домой приехал помощник Юсупова, чтобы привезти Бориса Васильевича на работу. В те времена не так много было телефонов, и вызывать на работу приходилось нарочными.

Приехав в ЦК, помощник зашел в кабинет Юсупова доложить, что Борис Васильевич ждет в приемной. Усман Юсупов обратил внимание на обувь и брюки у помощника, которые были по колено в грязи.

— Где это ты вымазался так — спросил его Усман Юсупович.

— А это Борис Васильевич живет на окраине города, там нет асфальтных дорог и пришлось добираться по грязи.

Спустя некоторое время Сусловым выделили две комнаты в четырех комнатной квартире в том самом доме специалистов. Ещё две комнаты занимала другая семья, правда вскоре соседей переселили в другую квартиру в этом же доме.

Так, что же это был за дом, официально называвшийся дом ИТР, а в просторечии – Дом специалистов.

Расположен он на улице, ныне именуемой Бешагачская, в прошлом имени Тураб Тулы, а ещё ранее – улица 9-го января. В досоветский период улица называлась Татарской, поскольку здесь располагалась татарская слобода.

Решение о строительстве этого дома было принято на основании постановления Совета Министров СССР в 1924 году, в год образования Узбекской ССР. В соответствии с этим постановлением, предусматривалось строительство четырёх домов вдоль набережной канала Анхор и предназначались они для проживания творческих работников и специалистов, как местных, так и из центральных городов России, которые были командированы или добровольно изъявили желание жить и работать в далеком Узбекистане. Спроектирован он был архитектором А.И. Павловым, в модном тогда стиле советского конструктивизма. Первый дом был построен и заселен в 1935 году. Это был шести подъездный 4-х этажный 48 квартирный дом с паркетными полами, подвальными помещениями, с собственной котельной, водяным отоплением, канализацией, автономной выгребной ямой, современными санузлами, ванными комнатами, кухнями. На южной стороне дома размещались лоджии, на северной — балконы. Дом был огорожен красивым забором, во дворе создавали прохладу три фонтана, был специальный водопровод для полива деревьев. Квартиры были только 3-х и 4-х комнатные. Учитывалась и вероятность землетрясений, здесь впервые была использована противосейсмическая железная арматура. Сегодня это не кажется чем-то особенным, но в те годы, когда почти все жители города жили в одноэтажных домах без элементарных удобств, с водопроводом и общим туалетом во дворе, с печным отоплением — такие условия были сверхкомфортными.

Дом специалистов. 2015 год

Вот в этот дом, в 1950-м году, и вселяется семья Сусловых.

Борис Васильевич в 1952 году был переведён в Совмин Республики, где и проработал вплоть до своей безвременной кончины, последовавшей 18 октября 1968 года.

Мамура Рахматовна устраивается в городскую поликлинику на Лабзаке, через некоторое время становится главврачом, но из-за конфликта с райздравом уходит из лечебной медицины и переходит в научно исследовательский институт Гематологии и переливании крови на должность научного сотрудника.

М. Рахматова (на переднем плане) в НИИ Гематологии

В 1965 году она защитила кандидатскую диссертацию. В институте она проработала до 1984 года, а затем ушла на пенсию, заслуженным врачом республики.

Надо сказать, что её любовь к музыке, искусству, тяга к творчеству, сказалась и на круге её общения. Общительная, интеллигентная она дружила не только со своими коллегами, среди которых были известные люди медицины. Близкими подругами ее были Кибрие Каххарова — писатель и переводчик, член союза писателей СССР, переведшая на узбекский язык произведения Л. Толстого, Горького, Серафимовича и многих других авторов. Гавхар Артемовна Рахимова — актриса, танцовщица, балетмейстер, народная артистка Узбекистана, сестра Тамары Ханум и сама Тамара Ханум, певицы — Мехрихон Абдуллаева и Назира Ахмедова — народные артистки Узбекистана, выдающаяся балерина, народная артистка СССР Муккарам Тургунбаева.

Мамура Раматовна ушла из жизни в 1993 году.

В 1962 году пришло время Александру получать паспорт. Борис Васильевич положил перед сыном две метрики. В одной стояло – Александр Суслов, в другой Александр Рахматов. При рождении Борис Васильевич сделал два свидетельство, тем самым дав сыну сделать в будущем выбор. И Александр мудро решил оставить фамилию отца, взяв национальность матери.

Вот такая история.

— А ты понимал, что твоими соседями являются не простые люди – спрашиваю у Александра Борисовича?

— Ты знаешь, когда я стал жителем этого дома, мне было 4 года. Конечно, сначала я и моя сестра перезнакомились со всеми детьми, живущими там, сверстниками, чуть постарше, чуть помладше. Потом и родители, также познакомились со всеми соседями. Отношения были самые дружеские и такими они остались на долгие годы, даже после того, как некоторые переезжали в другой район города или другой город. А то, что люди, живущие с нами в одном доме, были знамениты, я особого значения не придавал, хотя повзрослев прекрасно понимал, кем является тот или иной сосед.

Сейчас весь дом увешан мемориальными досками, а в моём детстве и юности эти люди, для меня, были просто хорошими соседями, чьи дети стали моими друзьями.

Например, на первом этаже соседнего подъезда жили выдающиеся учёные – Михаил Евгеньевич Массон и его супруга Галина Анатольевна Пугаченкова.

Глава вторая. Массон и Пугаченкова.

Шевердины

Михаил Евгеньевич Массон был человеком науки – продолжил Александр Борисович, — Он жил строго по графику.

Не пил, не курил, очень рано вставал и очень рано ложился. Обязательно утром гулял, около часа, по берегу Анхора.

В детстве, играя во дворе, мы каждый день видели сквозь оконное стекло фигуру Михаила Евгеньевича сидевшего за столом и всё время что-то писавшего. Долгое время в их доме не было ни радио, ни телевизора, ни телефона.

Пугаченкова и Массон в своей квартире

Его жена, Галина Анатольевна Пугаченкова, тоже была известным археологом, исксствоведом, академиком. У обоих это был второй брак. Была какая-то мутная история с первой женой Массона, вроде самоубийством она покончила, точно не знаю, но слухи такие ходили. От первой жены у него остались двое детей. Старший Вадим, тоже впоследствии стал известным учёным-археологом и академиком, — его помню смутно. Он родился в 1929 году и очень рано, в девятнадцатилетнем возрасте, окончил СаГУ и ушёл в самостоятельное плавание. В 25 лет, в Ленинграде, защитил кандидатскую диссертацию, а в 33 года становится доктором исторических наук. Говорят, именно он был автором “Рухнамы”, написанной якобы туркменским президентом Ниязовым.

И дочь была Серафима, Сима, на восемь лет старше меня. Очень красивая, высокая, стройная блондинка с огромной косой.

У Галины Анатольевны от первого брака был сын — Стива Сосновский. Ты его должен помнить он работал на кафедре “Общая радиоэлектроника”.

— Помню, конечно. С бородой, высокий такой.

— Во, во. Только он долгое время не приходил в наш дом. Его воспитывал родной отец, который, видимо, не давал с матерью общаться, когда тот был маленький. А когда Стива стал взрослым, думаю не приходил из-за Массона. Во всяком случае, я его стал видеть приходящим к матери уже после смерти Михаила Евгеньевича.

Совместных детей у них было двое. Анатолий, мой близкий друг, и Лилия.

Лилия была поздним ребёнком, я уже был подростком, когда она родилась. Не то 58-й, не то 59-й год.

М.Е. Массон и Г.А. Пугаченкова с дочерью Лилей.

Толик закончил геофак ТашГУ, но после окончания университета пошёл в армию на срочную службу и прослужил там 25 лет, хотя был очень способным и мог бы стать неплохим ученым. Младшая сестра Толика, Лилия, после окончания школы, поступила в один из Московских вузов на химический факультет. Там же вышла замуж и в Ташкент приезжала редко.

Надо сказать, Михаил Евгеньевич был очень жёстким человеком в быту и со своими детьми у него были довольно сложные отношения.

Очевидно, он возлагал на них определённые надежды, но оправдал их только Вадим. Остальные не смогли или не захотели стать продолжателями дела отца.

Сима стала химиком, потом вышла замуж вопреки воле отца, и он перестал её замечать. Она с мужем уехала куда-то в Сибирь и приехала, на моей памяти, только на похороны отца.

Для Михаила Евгеньевича наука была превыше всего. Его предки — французские аристократы бежали в Россию от якобинского террора. Отец Евгений Людвигович Массон служил в Туркестане топографом, здесь женился на Антонине Николаевне Шпаковской, которая и родила ему мальчика Михаила, будущего академика. Михаил Массон вырос в Самарканде, и аромат минувших веков, присущий этому древнему городу, вероятно и определил его дальнейшую судьбу. Ещё учась в гимназии, подростком, он принимает участие в археологических раскопках городища Афросиаб и вскрытии обсерватории Улугбека под руководством В.Л. Вяткина.

Михаил Массон, гимназист

Что интересно, высшего образования он не получил. Поступил в 1916 году в Петроградский политехнический институт, но так его и не закончил. В 1917 году его призывают в армию и отправляют на фронт, где он становится большевиком. С отрядами Красной гвардии Михаил Массон участвует в первом походе на Дон против белоказаков генерала Каледина. Возвратившись в Самарканд, он снова берётся за свое любимое дело — археологию.

Однажды утром я гулял с маленьким сыном и повстречался с Михаилом Евгеньевичем, совершавшим свой обязательный утренний моцион. Мы разговорились, и он поведал мне совершенно потрясающую историю, произошедшую с ним в начале тридцатых годов.

Во время раскопок древнего кургана на группу археологов налетели вооружённые люди и увели всех в свой лагерь. Это были басмачи, возмущённые тем, что какие-то европейцы оскверняют древние захоронения их предков. Археологов связали и заперли в сарае. Участь несчастных была предопределена. Михаил Евгеньевич, блестяще владея французским, немецким, арабским, а также всеми среднеазиатскими языками, по обрывкам разговоров басмачей понял, что кто-то из их товарищей умер от ран и нужен мулла, чтобы провести похоронный обряд и прочитать молитвы. Но муллу нигде не могли найти, — кого-то в конце 20 годов расстреляли, кого-то репрессировали, а кто-то убежал за границу. Тогда Массон сказал своим похитителям, что может прочитать молитву. Те удивились и стали совещаться. Наконец, поскольку день подходил к вечеру и нужно было предать тело земле до заката, басмачи согласились. После того как Массон прочитал молитвы за упокой души умершего на арабском языке и было совершено погребение, присутствующие стали интересоваться, откуда он знает молитвы. Тогда Михаил Евгеньевич прочёл им целую лекцию, — рассказал, что на этой земле существовало древнее государство с высокой культурой, и что их раскопки доказывают это и весь мир узнает какой народ жил на этой территории. После этого группу отпустили с миром и даже дали охранную грамоту, чтобы больше их никто не трогал.

М.Е. Массон, сидит. 30-е годы.

Ну, про научные заслуги Массона я не буду тебе говорить, о них широко известно, можно найти в Интернете. Прожил он достаточно долгую жизнь – 89 лет. Умер в 1986 году и был похоронен с полагающимися ему почестями. Я был тому свидетелем.

Академик М.Е. Массон

Его супруга – Галина Анатольевна Пугаченкова, была моложе своего мужа на 18 лет. Родилась она в 1915 году в городе Верном, ныне Алма Ата.

Историю их взаимоотношений я не знаю, но как-то в интернете нашёл книгу Светланы Горшениной “Галина Пугаченкова”, мне стало интересно, и я её прочитал. Поэтому то, чему я был свидетелем, дополню информацией из этой книги. Кстати там есть и фотографии из семейного альбома.

Познакомились Пугаченкова и Массон в археологической экспедиции в 1938 году – она называлась Термезская археологическая комплексная экспедиция. На Галину личность Михаила Евгеньевича уже тогда произвела огромное впечатление, однако через некоторое время она выходит замуж за Олега Сосновского, который также был участником экспедиции. В 1940 году того призывают в армию, весной 1941-го года рождается первенец Галины – Ростислав, вскоре начинается война и Олег уходит на фронт.

Судьбы Пугаченковой и Массона вновь пересекутся, когда она станет работать на кафедре археологии СаГУ, которую возглавлял Михаил Евгеньевич.

Несмотря на то, что оба были несвободны, случился служебный роман. Через некоторое время они сочетаются браком, и в 1948-м году у них рождается сын Анатолий.

А дочь Лилия родилась уже при мне.

Про заслуги Пугаченковой перед наукой тоже не буду говорить, скажу просто, они велики. Достаточно вспомнить, что будучи доктором искусствоведения, она, в 1959 году, основала первую и единственную в стране, регионе и на всем пространстве бывшего Союза, уникальную в своем роде “Узбекистанскую искусствоведческую экспедицию, занимавшуюся археологическими изысканиями с уклоном в искусствознание.

Она также прожила долгую жизнь и покинула этот мир в феврале 2007 года. Но, к тому времени, я уже там не жил.

Вот в принципе всё, что помню об этой семье. А на втором этаже, в нашем подъезде, жил известный писатель Михаил Шевердин.

— Знаешь Саша, я в своё время все книги Шевердина прочёл, от “Санджар непобедимый” до “Колесница Джаггернаута”. По сути, он писал в приключенческом жанре на одну тему — борьба с басмачами и английскими шпионами. Но писал хорошо, увлекательно и, главное, прекрасно знал то о чём писал, поскольку сам принимал участие в той борьбе.

Так, что, он тоже как Массон всё время работал?

— Ну, не знаю, он на втором этаже жил, поэтому мы со двора не могли видеть. Писал, видимо. Сочинил-то он довольно много.

М.И. Шевердин

Родился Шевердин в самом конце 19-го века в Польше, которая тогда входила в состав Российской Империи, но сразу же был оттуда увезён. Его отца, военного врача, перевели в Туркестан. И вся жизнь Шевердина связана с нашим краем. В 1917 году он оканчивает мужскую гимназию в Самарканде, затем едет в Петроград, где учится в Институте инженеров путей сообщения. Возвратившись домой, участвует в установлении советской власти, ведёт политработу в комиссариатах, в составе боевых частей Красной армии громит басмачей на территории Узбекистана, Туркмении, Таджикистана. В 1927 году оканчивает Туркестанский восточный институт в Ташкенте. В то же время проявляется его литературный талант, он начинает печататься в местной периодике, а с середины 40-х годов выходят его художественные произведения.

Я запомнил Михаила Ивановича крупным, солидным мужчиной, он слегка прихрамывал и ходил с тростью. Говорили, что он получил ранение в тридцатые годы, когда боролся с басмачами. Жену его звали Валерия Фёдоровна, она была домохозяйкой. У них были две дочки, старшую звали Ирина, младшую Наталья. Наташа была ровесницей и подругой моей сестры Тани, она участвовала во всех наших дворовых играх. В детстве мы все свободное от школы и уроков время проводили во дворе — и зимой и летом.

Помню один случай, произошедший со мной, когда я учился в первом классе. По дороге в школу на меня бросилась собака. Я побежал, споткнулся и упал на руку. Собака подошла, обнюхала меня и ушла. А я, прижимая ушибленную руку, пошёл в школу. Кисть руки распухла и учительница, увидев это, отправила меня к школьной медсестре, а та сразу повела меня в больницу. Там сделали рентген, определили перелом и наложили гипсовую повязку. Потом стали спрашивать, кто может за мной придти, но мои родители были на работе, телефоны я не знал. Каким-то образом они нашли телефон Шевердиных, позвонили, и очень быстро за мной пришла Ира Шевердина, по дороге домой она стала расспрашивать, как я умудрился сломать руку, стала успокаивать, купила мне мороженое.

Ты знаешь, в те времена соседи жили одной семьей, помогали друг другу, вместе делили радость и горе.

А вот ещё один случай связанный с Шевердиным. Произошёл он, когда я уже окончил институт связи. Однажды мне позвонила Наташа Шевердина и попросила посмотреть телевизор, который они на днях купили. В телевизоре был дефект, на экране появлялись цветные полосы. Мы договорились вместе отвезти телевизор в магазин и заменить его. В магазин поехали я, Наташа и Михаил Иванович. Я нужен был там как специалист радиосвязи. Дело было осенью. Михаил Иванович был одет в серый габардиновый макинтош. Мы внесли телевизор в магазин, и тут же появился заведующий отделом. Макинтош Шевердина распахнулся и на лацкане пиджака блеснул депутатский значок. Заметив это продавец, ни слова не говоря, тут же предложил заменить телевизор. Не знаю, намеренно был показан значок или нет, но дело своё он сделал. Рядовому покупателю предложили бы забрать телевизор на ремонт и вернуть отремонтированный.

Михаил Иванович прожил достаточно долгую жизнь, он умер в 1984 году в возрасте 85-ти лет. Прожил бы еще, но, как рассказывала нам Наташа, поздней осенью, работая в Дурмени на даче писателей, почти раздетым, в одной майке, простудился и получил воспаление легких. Перебороть болезнь уже не смог. Похоронили его на Чигатайском мемориальном кладбище рядом с выдающимися деятелями нашей республики.

Мемориальная доска на доме

Ирина Шевердина тоже стала писателем, только детским. Она опубликовала две сказки, а потом у неё что-то случилось в личной жизни, она впала в депрессию, от которой так и не оправилась. Её уже нет на свете. А Наташу я иногда встречаю, она до сих пор живёт в Ташкенте.

— Да, интересно. А я тебе тоже один случай расскажу связанный с Шевердиным.

В марте 1967 года вышел очередной, третий номер журнала “Звезда Востока”. Это был не обычный выпуск. К годовщине ташкентского землетрясения многие известные писатели и поэты России передали безвозмездно для журнала свои произведения. Весь гонорар перечислялся в фонд восстановления Ташкента.

На страницах этого номера были представлены произведения А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Ахмадулиной, Е. Евтушенко, Б. Окуджавы. После долгих лет замалчивания в нем появились стихи О. Мандельштама. Супруга Булгакова в письме в редакцию дала свое согласие на публикацию «Записок на манжетах» М. Булгакова. Это было пиршество для литературных гурманов. Номер моментально стал раритетным.

Но, как впоследствии оказалось, редколлегия журнала проявила “политическую близорукость”. С точки зрения советской идеологии в журнал протащили “антисоветчину”. Это касалось в первую очередь стихотворения — бомбы Вознесенского “Уберите Ленина с денег”, рассказа Бабеля “Мой первый гонорар”, произведений Мандельштама и Булгакова.

Следующий номер журнала готовила другая редколлегия. Сняли всех, за одним исключением. Остался на прежней должности Михаил Шевердин. Почему не знаю. Возможно он был в отъезде, когда готовился номер, а может слишком велики были заслуги писателя, но факт остаётся фактом, уцелел он один.

Теперь про кого будешь вспоминать?

— Дай подумать.

Глава третья. Режиссёры и актёры

В нашем доме, проживало довольно много людей связанных с кино и театром.

В девятилетнем возрасте я помню похороны Манона Уйгура, одного из основателей узбекского драматического театра.

Мемориальная доска Уйгура на доме, где он жил

Здесь жил кинорежиссёр и актёр Юлдаш Агзамов. Он снял первую узбекскую музыкальную комедию или, как сказали бы сегодня, мюзикл — “Очарован тобой”.

— Да, помню этот фильм. В детстве смотрел. А ещё, в начале 80-х, он снял политический детектив “Пароль – “Отель Регина” с довольно сильным актёрским составом. Там играли Виктор Павлов, Борис Химичев, Борис Хмельницкий, Леонид Ярмольник промелькнул в эпизоде.

Юлдаш Агзамов

— Так вот, у Юлдаша Агзамова было два сына и две дочери. Старшую дочь звали Атлас, она была самой красивой девушкой в нашем доме, просто ослепительно хороша. Младшая, Якута, была не так красива, вся красота, очевидно, досталась сестре. Старшего сына звали Миня (скорее всего сокращение от Иминджан), младшего — Умид. Все они, кроме Якуты, были намного старше нас с сестрой. Якута же, принимала в нашей дворовой жизни самое активное участие и, можно сказать, была заводилой. Настоящий вечный двигатель. В какие только игры она нас не вовлекала — глухой телефон, пятнашки на фонтане, чижик, лапта, прятки, все и не вспомнишь. Чрезвычайно смелая, абсолютно без комплексов. Когда для какой ни-будь игры не хватало игроков, она ходила с нами по квартирам и вытаскивала ребят на улицу, обещая родителям, что они вернутся вовремя, не поздно. После школы она уехала в Россию, поступила там в институт и связь с ней мы потеряли.

Миня — старший сын, насколько я помню, работал на киностудии. Очень спокойный, уравновешенный человек, полная противоположность Якуте. Любил мотоциклы и знал в них толк. Сначала он гонял на мотоцикле Ява-125, потом поменял его на двухцилиндровую Яву-250. Следующим был мотороллер “Чезета” — тоже чешского производства, заводился он ключом, как автомобиль. После женитьбы он от родителей уехал. Умид, в отличие от брата, был любителем 4-х колёсного транспорта. Отец купил ему Волгу ГАЗ — 21 и Умид все время возился с ней. Сам построил гараж рядом с домом. Очень вместительный, кирпичный, аж на две машины. Он тоже работал на киностудии. Одно время стал приезжать домой на спортивной двухместной иномарке с очень низкой посадкой. Очень скоростная. Если кто-то просил его прокатить на ней, никогда не отказывал.

Первый телевизор в нашем доме появился как раз в семье Агзамовых.

Это был отечественный телевизор КВН. В народе КВН расшифровывали как “купил, включил, не работает”. Экран был маленький размером с пачку папирос “Казбек”. Якута приглашала нас к себе посмотреть первые телевизионные передачи. Помню, как мы там смотрели фильм “Тахир и Зухра”, который как раз снимал Юлдаш Агзамович, как второй режиссёр. В комнате мы, дети, сидели на полу, прижавшись друг к другу, а позади нас сидели на стульях взрослые. Для нас это было чудо, смотреть кино прямо дома у создателя фильма.

В середине шестидесятых семья Агзамова переехала в другой дом, видимо родителям стало трудно подниматься на четвертый этаж, да и семья разрослась, появились невестки, внуки.

Жил в нашем доме и легендарный театральный режиссёр Николай Владимирович Ладыгин. Ученик и соратник Мейерхольда, он в 1931 году приезжает в Ташкент, где принимает участие в организации театра Красной Армии, который располагался в ОДО. Ставил спектакли Ладыгин и в театре Горького, преподавал в театральном институте. Позднее стал главным режиссёром Ташкентского ТЮЗа.

Н.В. Ладыгин

— Знаешь Саша, я слышал, не знаю быль это или легенда, что Ладыгин был свидетелем убийства Зинаиды Райх. Когда пришли убийцы, он спрятался в шкафу. Зинаида Райх была женой Сергея Есенина и матерью двух его детей – Константина и Татьяны. Потом вышла замуж за Меерхольда, за это, по-видимому, и поплатилась. Только если Ладыгин уехал в Ташкент в 1931 году, то как он оказался в Москве в 1939-м? Впрочем, может, приезжал по какой-нибудь надобности.

— Нет, я эту историю не слышал. Запомнил я Николая Владимировича очень высоким, худощавым мужчиной. Он был чрезвычайно интеллигентен, такой настоящий эстет. На узбекском телевидении он делал передачи по культуре и сам их вёл.

У Ладыгина была единственная дочь, Ольга. Она была ровесницей и близкой подругой моей старшей сестры Тани. Николай Владимирович и Зоя Ильиична, мать Ольги, всячески поощряли эту дружбу и поддерживали. Однажды Николай Владимирович пригласил девочек на спектакль в театр Окружного Дома Офицеров, где в то время он был режиссером. Конечно, пошел с ними и я. В антракте Зоя Ильиична провела нас за кулисы к актерам. Это было первое и единственное мое посещение театральных кулис. Актеры и актрисы приветливо встретили нас, и кто-то из детей спросил Николая Владимировича — а что вы делаете с актерами. Ладыгин пошутил — из красивых женщин делаем некрасивых, а из некрасивых делаем красивых. Эти его слова я хорошо запомнил, и никак не мог тогда понять, зачем он это делает. Оля училась в музыкальной школе и много времени проводила за фортепиано. Очень трудно было уговорить ее выйти погулять. Окончив школу, Ольга уехала в Москву и поступила в консерваторию, а через некоторое время в Москву переехали и её родители.

И ещё о двух людях, служителях Мельпомены, хочу вспомнить.

Первый – Анатолий Зухурович Кабулов был сыном Зухура Кабулова, основателя узбекского музыкального театра. Кабуловы жили прямо над квартирой Массона, на втором этаже. Зухур Кабулов был очень спокойный и скромный человек. Чаще всего я видел его сидящим на балконе. Кроме сына Анатолия у него была ещё дочь Нодра.

— Может быть Нодира?
— Нет, именно так – Нодра. Она была на четыре года старше меня и редко принимала участие в наших играх. После того как она вышла замуж я уже совсем редко ее встречал в родительском доме. Позднее она вместе с мужем и двумя детьми переехала в Израиль, а потом в США.

Анатолий дружил с Симой, дочерью Массона. У них была своя компания сверстников, и именно он познакомил Серафиму Массон с её будущим мужем.

В том же подъезде, только на четвёртом этаже, проживала семья Моисея Исаковича Левина, главного врача ташкентской инфекционной больницы. В этой семье росли две дочери. Младшая, Инна, дружила с Анатолием и впоследствии стала его женой. Я помню как в жаркие летние дни, Инна, Анатолий со своей немецкой овчаркой и мы, мальчишки, шли купаться на Анхор, для этого надо было только перейти дорогу. Берега Анхора в те времена не были покрыты бетоном, а вдоль берега росли низкорослые ивы, ветви которых достигали почти середины канала и стелились по воде. Я и Инна только учились плавать и старались держаться возле зарослей ив, а Анатолий плыл рядом и страховал нас. Так что плавать меня научил Анатолий Кабулов. Поженившись, Анатолий и Инна стали жить в квартире Кабуловых, и прожили там до самого переезда в Москву.

— А как ты его называл?

— Ну, в детстве просто Толик, а позже, когда он был уже профессором – Анатолий Зухурович. Называть по имени было уже неудобно. У нас с семьёй Кабуловых были очень хорошие отношения. Инна Моисеевна часто приходила к нам или к моей сестре Тане, которая после 1977 года переехала с мужем и детьми в наш дом в тот же подъезд на первый этаж. Приходила, чтобы угостить тем, что испекла, просто поболтать. Анатолий Зухурович к тому времени стал уже народным артистом республики, кинорежиссером, профессором, незаурядным человеком, с которым всегда было интересно общаться.

А.З. Кабулов

У них родились двое детей. Дочь Таня и сын Тимур. Таня окончила консерваторию, а Тимур пошёл по стопам отца, — стал кинорежиссёром.

— Режиссёра Тимура Кабулова я знаю. Он, в частности, снял сериалы “Тонкая грань” и “Легенды о Круге”. Достойные работы.

— Татьяна и Тимур в 80-е уехали в Москву, – продолжил Александр Борисович. — После 91-го года, они стали звать родителей к себе. Анатолий Зухурович, несмотря на то, что очень скучал по детям, долго не хотел уезжать, — “Что я там буду делать”, — говорил он. Но Инна Моисеевна настояла и, в конце концов, они переехали к детям.

Одним несчастливым днём 2003 года, Анатолий Зухурович с женой возвращались с похорон мужа старшей сестры Инны Моисеевны и их машина попала в автокатастрофу. Анатолий Зухурович получил тяжёлые травмы, к тому же у него был сахарный диабет и, через некоторое время, он скончался. Инна Моисеевна пережила его ненадолго. Не смогла смириться с утратой. Светлая им память.

Мемориальная доска на доме где жил А.З. Кабулов

И ещё об одном человеке хочу вспомнить. Леонард Абдуллаевич Бабаханов. Режиссёр, актёр, киносценарист.

Он был сыном народного архитектора СССР Абдуллы Бабаханова. Именно ему, первому архитектору-узбеку, ташкентцы обязаны красавцами проспектами – Навои, Шота Руставели, Богдана Хмельницкого (ныне Бобура). Он также автор проектов площади Бешагач и Комсомольского озера.

Леонарда все во дворе звали Лёлик.

— Почему Лёлик, а не, скажем, Лёня?

— Не знаю, его и в семье так звали. И отец, и мама — тётя Надя, Надежда Васильевна. Когда мы переехали, Бабахановы уже там жили.

Лёлик был непререкаемый авторитет в мальчишеской среде, настоящий атаман. Он был на восемь лет старше меня, а пацанов его возраста в доме было мало. Ровесников было двое, Толик Манулкин — сын профессора Манулкина и Алик Атакузиев — сын поэта Атакузи Уйгуна. Они крепко дружили, и дружба эта продолжалась на протяжении долгих лет. Однако для коллективных игр, таких как лапта или чижик, троих было маловато, поэтому в команду принимались и мы дети помладше.

А ещё, новичкам, ну тем детям кто недавно вселился в наш дом, Лёлик устраивал “прописку”. Проверка на “вшивость” или кто, чего стоит. Типа гладиаторский бой. Назначался соперник и проводился поединок. Конечно, это касалось только мальчиков. Если новичок, получив тумаков, не побежал жаловаться родителям, не плакал, то он принимался в дворовой коллектив и мог принимать участие в играх и проказах. Я, в своё время, успешно прошёл испытание, но были и такие, которые струсили или пожаловались потом родителям. За такими на долгие годы закреплялось прозвище — “мамсик”.

А на игры и проказы Лёлик был большой мастер и выдумщик.

Помню такую забаву, под предводительством Лёлика, мы привязывали камушек к нитке, пропускали через ушко булавки нитку, булавку прикалывали к оконной раме первого этажа дома и отойдя подальше в тень деревьев начинали тянуть нитку. При этом камушек ударялся по раме. Жильцы слышали стук, выглядывали в окно и не видя никого уходили. И так несколько раз, пока жилец не выходил из подъезда и не находил нитку. Чаще всего жертвой такого розыгрыша становилось семья Абдрахмана Саади, известного востоковеда и историка узбекской литературы. Почему чаще всего? Благодаря расположению окна. Удобно было именно на это окно прикреплять булавку. Внучка востоковеда, Эльвира Саади, стала впоследствии известной гимнасткой. Чемпионкой мира и Олимпийских игр.

Продолжу про Лёлика Бабаханова. Увидев, в кино и по телевизору, знаменитого французского мима Марселя Марсо, Лёлик буквально заболел этим искусством. Во дворе он показывал нам свои первые опыты. Надевал тёмное трико, и мы завороженно смотрели, как он показывает разные сцены — перетягивание каната, стеклянную стену и другие миниатюры. Через какое-то время Лёлик со своими номерами стал появляться на телевидении, став первым артистом мимического жанра в Узбекистане.

Не знаю, каких успехов он добился бы на этом поприще, но однажды случилась беда. По нашей улице ходили два трамвайных маршрута. Первый и четвёртый. У Лёлика была привычка соскакивать с трамвайной подножки на ходу, прямо напротив ворот двора, не доезжая до остановки. Однажды он спрыгнул, не заметив идущей сзади машины, и получил множественный перелом правой ноги. Несколько лет в гипсе и на костылях, и оставшаяся на всю жизнь, лёгкая хромота. Некоторое время после выздоровления он ещё продолжал заниматься пантомимой, но результат его не удовлетворял, и он стал заниматься кино.

— Знаешь, Саш, когда-то. В “Письмах о Ташкенте”, была выложена короткометражка режиссёра Бабаханова “Старый трамвай”, и там был комментарий Александра Колмогорова, бывшего ташкентской актёра, ныне проживающего в Москве. Вот, что он там написал.

“Уже несколько месяцев упрашиваю, умаляю актрису Маргариту Хонг, которая сейчас живет в Москве, чтобы она подробно записала воспоминания о Бабаханове, о людях и Ташкенте 60-70-х годов. В юности они оба (Маргарита и Лёня) с ума сходили от пантомимы, от Марсо. Они первыми в Ташкенте занимались ею, пропагандировали это новое тогда искусство. И вдруг — немыслимое счастье: на гастроли в Ташкент приезжает их кумир, Марсель Марсо! Ему можно будет показать свои работы, а если повезет — и уроки взять! Но случается немыслимая беда: Лёня ломает ногу!.. Он сидит с костылями на первом спектакле кумира в концертном зале Свердлова и… плачет. И все — таки они встречаются с французским артистом.

Марсо каждый вечер для них в двойном номере гостиницы «Ташкент» дает уроки, объясняет, что-то, рассказывает. Ему нравятся эти двое, их одержимость его любимым делом. Он предлагает Маргарите ехать с ним в гастрольную поездку по Кавказу, а позже прислать обоим приглашение на учебу во Францию (он не представляет, не понимает, что это не осуществимо). Вокруг всего этого случается много других интересных событий, в которые вовлечено множество ташкентцев. Маргарита обязательно должна написать об этом. И вообще, друзья: надо записывать свою жизнь! Её события могут быть интересны другим землякам, да хоть просто родным людям, которые потом вам скажут спасибо. Ведь мы — зачастую — не успеваем расспросить о чем-то своих старших, зафиксировать их рассказы, а потом так жалеем об этом!

После этого случая Лелик стал прихрамывать. Для мима, этот дефект уже не позволял чисто выполнять движения. Но Лелик все же еще выступал на сцене мимом. А затем стал писать сценарии, режиссером и сам сниматься в своих фильмах, будучи автором и исполнителем. Он снял множество фильмов, но об этом читатель может прочитать в интернете на сайтах, посвященных его творчеству”.

— И вот, — продолжил свой рассказ мой собеседник, — Лёлик уходит в режиссуру, сам снимается, пишет сценарии. Наиболее известная его работа, это фильм “Смерть кукольника’, где он сам сыграл и главную роль.

Л. А. Бабаханов в авторском фильме “Смерть кукольника” (Когурчакбоз)

— Я, Саш, хочу тебе показать комментарий на первую часть очерка о доме, в котором ты жил. Там, где речь идёт о твоих родителях. Пишет Деляра Танеева.

“В этом Доме мне повезло жить тоже, и я прекрасно помню эту замечательную семью. Таня и Саша были очень похожи, такие светлые, интеллигентные ребята. Саша часто приходил к моему мужу, Леонарду Бабаханову и они очень тепло общались…

— Спасибо. Очень приятно. Да, у нас были очень тёплые отношения. Потом, в 80-е они с сыном Севой уехали в Россию и поселились в Подмосковье. Последний фильм, в котором снялся Лёлик, по-моему, назывался “Сон слепого человека”. Это начало двухтысячных. А 19 мая 2010 случилась страшная трагедия. Леонард пошёл проводить, приехавшего к нему в гости товарища, и на обратном пути его насмерть сбила электричка.

Вот такая судьба.

Глава четвёртая. Врачи и учёные

Александр Борисович, откинулся на спинку кресла и, немного помолчав, сказал.

— Ты знаешь, не могу не вспомнить о людях одной из самых благородных профессий – врачах. В нашем доме проживали замечательные люди, связанные с медициной. Одному из них, травматологу и ортопеду, профессору Борису Исаевичу Берлинеру, я обязан жизнью. Мне было 13 лет, когда купаясь в Анхоре, я нырнул в незнакомом месте и ударился головой о дно. Как потом оказалось, сломал два шейных позвонка. Родителям сказать побоялся. Утром, не смотря на ноющую шею, стал собираться в школу. Тут моя мама заподозрила неладное, и я рассказал, что со мной произошло. Отец тут же спустился вниз, на второй этаж, и позвал соседа Бориса Исаевича. По счастью он ещё не ушёл на работу. Осмотрев меня, тут же поставил диагноз, но попросил всё же сделать рентген. Снимок диагноз подтвердил – компрессионный перелом шейных позвонков. Решили лечить меня дома, а не в больнице. Борис Исаевич привёз устройство для вытяжки позвонков, и я целый месяц пролежал в этой конструкции. Каждый вечер Борис Исаевич заходил к нам и интересовался моим состоянием, вплоть до моего выздоровления.

Я несколько раз был в квартире Берлинера. Все четыре комнаты были забиты книгами. Я такого не видел нигде — ни до, ни после.

У него было двое детей сын Женя и дочка Мила. Женя был намного старше меня. Он первый в нашем дворе приобрел мотоцикл “Ява” – огромный, красный, с большими кожаными сиденьями и никелированным бензобаком. Все мальчишки двора мечтали о таком. Иногда я караулил его по утрам, чтобы он прокатил меня до ворот. Большей радости для меня, тогдашнего семилетнего мальчишки, просто не было.

Женя тоже пошёл по медицинской стезе – стал нейрохирургом.

Сам Борис Исаевич, легендарная личность в истории медицины нашей республики. Доктор медицинских наук, основоположник травматологии, ортопедии и протезирования в Узбекистане.

В первый год Великой отечественной войны, 34-х летний Берлинер, назначается первым заместителем наркома и начальником Управления эвакогоспиталей Узбекской ССР. Под его руководством в кратчайшие сроки создаются эвакогоспитали, для которых отводились лучшие здания нашего города — Дворцы культуры, клубы и лечебные учреждения. Госпитали оснащаются хирургическим инструментарием, аппаратурой, медоборудованием.

Налаживается производство протезов и травматологической аппаратуры на Протезно-ортопедическом заводе. Всё это требовало огромного напряжения сил, поскольку в Ташкент поступало большое количество раненных и покалеченных советских солдат.

После войны в Ташкенте был создан Узбекский научно-исследовательский институт ортопедии, травматологии и протезирования и профессор Берлинер был назначен его директором.

Некоторое время он был заместителем министра здравоохранения республики, а в конце 50-х заведовал кафедрой травматологии — ортопедии ТашМИ.

Умер Борис Исаевич в 1962 году от менингита. Было ему всего 55 лет.

Б.И. Берлинер

— Кто ещё из медиков жил в вашем доме?

— Ну, моя мама, это ты знаешь. Про Моисея Исаковича Левина, главного врача ташкентской инфекционной больницы и тестя Анатолия Зухуровича Кабулова, я уже рассказывал. Жил профессор Манулкин – он преподавал в ТашМИ. Его сын Анатолий — тот, что дружил с Лёликом Бабахановым – тоже впоследствии стал врачом.

Прямо напротив квартиры М.Е. Массона жила семья профессора — гинеколога Ванштейна.

Как-то он позвал нескольких дворовых мальчишек домой. Провел нас в зал и сказал, что покажет, что-то интересное. Открыл шкафчик, и мы увидели кошку, лежавшую на мягкой подушке и кормящую крошечных слепых котят. Он дал нам подержать в руках эти крошечные создания, и сказал — видите какие они маленькие и беспомощные. Никогда не обижайте кошек. Приходите через несколько дней – сказал профессор — и вы увидите, как они быстро растут. На всю жизнь он привил нам любовь не только к кошкам, но и к животным вообще. Его жена, Ольга Ромуальдовна, была врачом – дерматологом. После смерти мужа – он умер довольно рано, от цирроза печени — прожила ещё долго. Уйдя на пенсию, нянчила, сначала внука Владика, а затем правнучку Лолиту. С Лолитой мы часто играли в настольный теннис, а сейчас она довольно известная пианистка, живёт в Штатах и носит фамилию Лисовская.

В пятом подъезде, на третьем этаже, жили пожилые супруги Мильберги. Они тоже были медиками. Их дочь, Нелля Львовна, была кандидатом медицинских наук, хирургом — гинекологом. Её дети, Юра — старший и Женя были моими друзьями и принимали участие во всех наших играх. Отец мальчиков, Лев Михайлович Файнштейн, купил машину “Победа”, Юра рано научился управлять машиной, разбирался в двигателе прекрасно. Через какое-то время он уехал работать в Норильск водителем большегрузных машин, но время от времени приезжал навещать родителей. Впоследствии стал директором автобазы в Норильске. Женя закончил институт народного хозяйства и работал, если не ошибаюсь, в Специальном Проектно-Конструкторском Технологическом Бюро легкой промышленности начальником отдела обработки информации. Позже он и родители иммигрировали в Израиль. Нелля Львовна, по-соседски, заходила к нам поболтать с мамой. Иногда мама обращалась к ней за помощью, осмотреть ту или иную свою знакомую или родственницу. Эта была очень интеллигентная семья, а Нелля Львовна хороший специалист у которой лечились жены членов правительства.

Кто ещё? Да, жена писателя Тураб Тулы, тётя Тамара, была врачом.

— У вас прям не дом был, а филиал поликлиники.

— Да, это правда. С чувством большого душевного тепла вспоминаю профессора детской психологии Петра Ильича Левентуева, много сделавшего для развития детей нашего двора. На свои деньги он покупал разные игры, такие как городки или крикет, собирал детей, готовил с нами площадку для игры, учил правилам и играл вместе с нами. День рождение своего сына Валерия, он превращал в замечательный праздник. Этот день проходил не только за столом с угощениями, которые готовила мама Валеры, Надежда Трофимовна, но и за разными шарадами, викторинами, играми и забавами. Никто из наших родителей не мог сравниться с Петром Ильичом по части выдумок и развлечений для детей. Надежда Трофимовна была близкой подругой моей матери, а Валера моим старшим другом, с которым мы не раз ездили на каникулы к его деду с бабушкой, которые жили под Ташкентом. Валера после окончания школы поступил в МГУ на физический факультет, после окончания его оставили в аспирантуре, а защитив диссертацию, он стал работать в одном из НИИ Москвы. Позже к нему переехали родители. Я несколько раз бывал в гостях у Левентуевых в Москве. Встречали меня всегда с огромной радостью и, несмотря на то, что у меня был номер в гостинице, а у них было тесно–уговаривали остаться ночевать. Надежда Трофимовна всегда сокрушалась, что живут тут совсем не так как в нашем доме. Здесь никто не знает соседей – говорила она мне, — и жители не общаются между собой. Если утром одновременно открываются входные двери на одной площадке, то один из соседей зайдет назад и дождется пока другой уедет на лифте.

Во втором подъезде на первом этаже жил Алексей Дмитриевич Греков — профессор, выдающийся микробиолог — эпидимиолог, возглавивший борьбу с чумой, оспой, холерой, малярией в Средней Азии, и победивший эти страшные болезни. О нем, о его жизни, делах написано в замечательном очерке Татьяны Вавиловой, в “Письмах о Ташкенте”. Я не много к этому могу добавить. К тому же мы, дети, и не подозревали, что скромный, худощавый человек, живущий рядом с нами, выдающийся учёный. Масштаб этой личности мы почувствовали только в день похорон Алексея Дмитриевича, в 1957 году. Попрощаться с ним пришло огромное число людей. У него была дочь Ольга, она занималась выращиванием цветов, и лоджия Грековых была похожа на цветник, очень красивая. Ещё она занималась художественной вышивкой и одно время преподавала в художественном училище им. Бенькова.

— Позволь, Саша, по моим сведениям, у Грекова ещё был сын Андрей.

— Я не знаю, я помню только дочь. Возможно он жил где-то в другом месте, а может быть погиб, скажем на войне.

А. Д. Греков

Вот я сейчас вспомнил цветущую лоджию Грековых, а ведь была ещё одна лоджия вся в цветах. Пожалуй, даже краше. В квартире Иларии Алексеевны Райковой. Илария Алексеевна — ботаник, доктор наук, членкор Академии наук УзССР, была из той когорты учёных, которые создали Ташкентский Университет. В 1920 году знаменитый поезд учёных привёз её в Ташкент и до самого конца её жизнь и научная работа были связаны с нашей республикой.

Учёные ТашГУ

Она была одинокой, всю свою жизнь посвятила науке.

Уже, будучи пожилой Илария Алексеевна вызвала и прописала в свою квартиру племянницу из Ленинграда, молодую девушку. Вот имя её не помню. Она в Ташкенте встретила парня и вышла за него замуж. Этот парень, как оказалось, был сыном сослуживца моего отца по Совмину — Запраметова. У них родились две дочки. Старшую назвали в честь прабабушки, — Иларией. Вот её я помню очень хорошо, поскольку она дружила с моей племяницей Зилолой. В декабре 2014 года неожиданно обнаружил в сетях, что мой сайт посетила гостья по имени Илария из Петербурга, лицо на фотографии мне показалась знакомым.

Спросил, не правнучка ли она Иларии Райковой. Да, оказалось она. Живёт в Петербурге с мамой, папа тежело болен, перенес тяжелый инсульт, а сестрёнка живёт в Финляндии. Как жизнь разбросала людей. Жили когда-то в одном городе, в одном доме. Теперь же одна в Питере, другая в Хельсинки, а племянница моя, Зилола, в США. Унесённые ветром.

А Илария Алексеевна Райкова скончалась в 1981 году, в возрасте 85-ти лет.

Мемориальная доска И.А. Райковой

Если говорить об учёных, живших со мной по соседству, то, конечно, надо вспомнить выдающегося геолога, учёного, педагога — Бориса Николаевича Наследова. Именно ему мы должны быть благодарны за открытие месторождений цветных металлов Ангрена и Алмалыка. В Алмалыке есть улица названная именем этого человека и установлен памятник основателю узбекской школы рудной геологии.

Насколько я знаю, родился он в 1885 году в крепости Петроалександровск, ныне город Турткуль в Каракалпакии. Отец его есаул Оренбургского казачьего войска.

Борис Николаевич с отличием окончил Петроградский горный институт, и всю свою жизнь посвятил геологии.

В конце двадцатых — начале тридцатых годов большая группа советских геологов, возглавляемая Наследовым, отправляется в Кураминские горы, в урочище реки Ангрен, чтобы отыскать таящиеся в земле богатства. Предположения и расчёты Бориса Николаевича подтвердились, здесь были обнаружены богатейшие запасы подземных ископаемых. В своей академической монографии «Карамазар» (так называлась эта местность) Наследов описал и нанес на карту 393 месторождения ценнейших элементов таблицы Менделеева — медь, цинк, свинец, золото…

Памятник Б.Н. Наследову в г. Алмалык

Несмотря на эти заслуги в конце тридцатых годов Борис Николаевич Наследов был репрессирован.

— А ещё, Саша, есть минерал, названый в честь знаменитого учёного-геолога – “Наследовит”.

— Да? Не знал. Я Бориса Николаевича никогда не видел. В начале 40-х, он вернулся из заключения, и вскоре умер. Но я очень хорошо знал его внука Сергея. Он был моим близким другом.

Наследовы жили в 6-м подъезде на втором этаже. Отец Сергея и Веры, Мстислав Борисович Наследов, умер в конце 50-х. Потом умерла бабушка, вдова Бориса Николаевича. Вероятно, Ольге Аркадьевне, матери Сергея, было трудно в материальном плане, и она совершает обмен квартирами с Шевердиными. То есть 4-х комнатную поменяли на 3-х комнатную. С тех пор Сергей Наследов стал жить в одном подъезде со мной. Он был долговязым и довольно неуклюжим в детстве и практически не участвовал в наших детских подвижных играх. Да и мать тоже оберегала его от походов на Анхор, комсомольское озеро, где мы, часто без взрослых, пропадали целыми днями. Но когда Сергей подрос, разница в возрасте стала менее заметной. Он научился играть на гитаре и сразу стал популярным в нашем дворовом коллективе. Как это бывает, по вечерам, мальчишки просили его спеть под гитару песни на стихи Есенина или Окуджавы. А ещё Сережа увлекся фотоделом, которое впоследствии, стало делом всей его жизни.

Однажды, он купил старенький трофейный автомобиль “Опель”, очень похожий на старый Москвич. Нужно было капитально отремонтировать его, особенно кузов. Сергей сам проварил газовой сваркой все проржавевшие места, зашпаклевал и покрасил этот раритет. А затем нашел автошколу и предложил мне вместе записаться на курсы. Три месяца мы ходили на занятия, а потом пришло время сдавать экзамены в ГАИ. Теорию вся группа сдала за пять минут. Фигурную езду только четырнадцать человек из тридцати, в том числе и я. А Сергей не сдал. И еще целый месяц он ходил на пересдачу, и только с пятого раза у него получилось. Причина была чисто психологическая — он ужасно волновался во время сдачи вождения и впадал в ступор. Волнение полностью пропадало, когда он гонял с нами по городу на этом чуде германского автопрома. За рулём он чувствовал себя очень уверенно. После женитьбы Сергей переехал в другое место, оставив квартиру матери и сестре. Вера же, после замужества, осталась в нашем доме.

— Ты знаешь,- прерываю я своего собеседника – Сергей Мстиславович довольно известный фотограф в Интернете. В частности, его работы появляются в “Письмах о Ташкенте”, других сетевых ресурсах. А недавно он отметил юбилей — 65 лет.

— Да, я знаю, я его поздравил с юбилейной датой через интернет.

— Ну, ещё о каких деятелях науки помнишь?

— Вот я затронул тему репрессий 30-х годов и сразу вспомнил, что в пятом подъезде, на первом этаже, жила семья востоковеда и историка, профессора Булата Салиева, автора книги “История Бухары”, вышедшей в 20-е годы. Сам он был расстрелян в 1938 году, а в доме жили его вдова, сын и две дочери.

Через много лет одна из них, кандидат наук, доцент Роза Булатовна Салиева будет преподавать мне, в Ташкентском электротехническом институте связи, очень сложный предмет — Теорию линейных электрических цепей.

В нашем подъезде жила ещё одна известная личность. Ученый и государственный деятель Рахматулла Алимович Алимов.

— Знаменитый ирригатор?

— Да. Замечательный был человек.

Итак, — продолжил Александр Борисович — Рахматулла Алимович Алимов родился в 1902 году в Ташкенте. В начале 30-х окончил Ленинградский Политехнический институт по специальности “гидротехнические сооружения” и спустя некоторое время стал видным специалистом в области строительства гидросооружений в нашей республике. С 1943 года Член-корреспондент Академии наук Узбекистана. В 50-60-е годы был министром ирригации и водного хозяйства, директором института САНИИРИ.

Рахматулла Алимович сделал очень много для мелиорации нашей республики. Например, совместно с академиком Фазыловым внедрил способ комплексного использования водно-энергетических объектов, решил проблемы водоснабжения Алмалыкского промышленного района, обосновал схему насосного орошения Голодной и Каршинской степей с применением вертикального дренажа.

— С каким Фазыловым — нашим Хосилом Фазыловичем?

— Ну да, с Хосилом Фазыловичем, лауреатом Госпремии СССР, с которым мы с тобой много лет проработали на энергофаке ТашПИ. Они вообще дружили со студенчества — оба учились в Ленинграде.

Академик Алимов жил с нами в одном подъезде и, выйдя на пенсию, уже в преклонном возрасте продолжал интересоваться проблемами водного хозяйства республики. Иногда просил зайти меня к себе, спрашивал о моей работе над диссертацией, давал советы. Это он поведал мне историю строительства нашего дома, в котором жил с 1939 года. У него была замечательная жена, Татьяна Николаевна, и дочка Тамара.

Ему было уже за восемьдесят, когда с ним вдруг случилось несчастье. Возвращаясь с совещания из Министерства водного хозяйства – его, несмотря на возраст, всё время приглашали для консультаций — Рахматулла Алимович резко отшатнулся от близко промчавшего по дороге автомобиля, не удержал равновесия, упал и поранил ногу. Он страдал сахарным диабетом, и рана никак не заживала. Врачи предложили ампутацию, но он не согласился. Закончилось всё трагически.

Мемориальная доска Р. А. Алимову

В 1994 году Татьяна Николаевна тяжело и неизлечимо заболела. Буквально за несколько часов до смерти она позвала меня и попросила позаботиться о дочери. Тамара была инвалидом и с трудом передвигалась. Я и моя сестра Таня, которая жила с Тамарой на одной площадке, как могли, помогали ей: приносили продукты, что-то делали по хозяйству. Однажды Тамара сказала, что хочет отремонтировать квартиру, и наша дворничиха предложила ей мастеров. Мы её отговаривали — дворничиха не внушала нам доверия. Но Тамара не прислушалась и случилась трагедия.

Однажды вечером, возвращаясь с работы, я увидел трех молодых парней, зашедших в наш подъезд. Войдя вслед за ними, заметил, что они зашли к Тамаре. Последнего из вошедших разглядел хорошо. Рано утром мне позвонила Таня и, волнуясь, сказала, что пошла угостить Тамару пирожками, но нашла её… мёртвой! Я сразу спустился вниз. Тамара лежала у двери, задушенная шнуром. Сразу позвонили в милицию. Квартира была вся перерыта — думаю, искали бриллианты Татьяны Николаевны, о которых в свое время ходили какие-то слухи. Несмотря на то, что я описал одного из парней и обратил внимание следствия на то, что дворничиха рекомендовала Тамаре каких-то мастеров, убийц так и не нашли.

— Зловещая история…

— Да, трагически завершилась история этой семьи. Но давай перейдем к судьбам людей творческих, коих в нашем доме тоже жило немало.

— Ну, давай.

Глава пятая. Композиторы, музыканты, писатели

— Так вот, прямо над нами, на 4-м этаже, жил Сулейман (или правильнее Соломон) Александрович Юдаков. Он занимал две комнаты в 4-х комнатной квартире.

— Позволь, композитор Юдаков, лауреат Сталинской премии, автор первой узбекской оперы, можно сказать классик, жил, по сути, в коммунальной квартире?

— Да, представь себе. Он был одинок, семьи у него не было. Он был очень скромным человеком. Родился в Коканде в 1916 году. Вырос в детском доме. Учился в Московской консерватории у Михаила Фабиановича Гнесина и Рейнгольда Морицевича Глиэра, и очень рано начал писать музыку. Вклад Юдакова в отечественное музыкальное искусство очень весом.

— А в остальных комнатах кто жил?

— В одной комнате жила семья Бунтовых. Глава семьи был финансовый работник, жена домохозяйка и у них было два сына. Младший, Лёня, был моим одноклассником.

— Как же они вчетвером жили в одной комнате?

— Ну, жили как-то. Ещё в одной комнате жил прокурор. Когда он умер, а случилось это в середине 50-х, его комнату заняли Бунтовы. Но вернёмся к Юдакову. Многие его произведения, рождались прямо над нами.

Перекрытия в доме были деревянными, звукоизоляция довольно слабая, поэтому все творческие поиски Соломона Александровича были слышны всем соседям. Часто к композитору приходили певцы, чтобы вместе с ним отрепетировать новые песни. Помню, приходила одна молодая певица, как я потом узнал, Саодат Кабулова, ставшая впоследствии народной артисткой СССР. Иногда Юдаков сочинял до позднего вечера, тогда мы шваброй стучали в потолок и он понимал, что пора заканчивать.

— Мешали, значит, творить классику.

— Ну, спать-то надо. Но иногда наш сосед-композитор надолго уезжал — он работал и в Душанбе, там у него тоже была квартира. Кстати, Юдаков в 1944 году, написал гимн Таджикистана, который до сих пор является официальным гимном этой, теперь уже независимой республики.

Потом он получил отдельную квартиру, в ней сейчас музей Сулеймана Юдакова.

Соломон Юдаков (справа) и Арам Хачатурян

Не могу не рассказать и о народном артисте Узбекистана Усто Алиме Камилове. Он жил в шестом подъезде. Балетмейстер, хореограф и мастер игры на дойре, покорявший своим искусством самую взыскательную публику. На первом Всемирном фестивале народного танца, состоявшемся в Лондоне в 1935 году, исполнительница сольного танца Тамара Ханум была удостоена Золотой медали. А танцевала она на этом фестивале под аккомпанемент только одного инструмента — дойры. Виртуозная игра Усто Алима, которому тогда исполнилось 60 лет, произвела сенсацию. Жюри и зрители были в восторге. Хотя это был конкурс танцовщиц, по предложению королевы Великобритании Елизаветы I, золотой медали был удостоен и дойрист Усто Алим Камилов. Слепок с его правой руки был даже выставлен в одном из музеев Лондона. Подпись гласила: «Эта рука извлекает удивительную симфонию звуков из простейшего инструмента — кольца, обтянутого кожей, немного подогреваемого перед игрой».

Усто Олим и Тамара Ханум. Лондон 1935 год

Самого Усто Алима Камилова я не помню — он умер, когда мне было семь лет, но его жену Бегимхон знал очень хорошо. Она была намного моложе своего мужа и дожила до глубокой старости. Как-то раз она была в гостях у моей мамы и рассказала немного о себе. Её старшая сестра Нурхон, была одной из первых узбечек-актрис, снимавшаяся в 20-е годы у пионера узбекского кино Наби Ганиева. Реакционное духовенство того времени резко ополчилось против кинематографа и кинематографистов, суля тем всяческие беды. Особенно яростно религиозные фанатики нападали на актрис-узбечек, которые подавали «дурной» пример — перед кинокамерой и на сцене сбрасывали паранджу. В 1929 году Нурхон погибла от руки собственного брата. В Маргилане есть памятник этой женщине, а Камиль Яшен написал о ней пьесу “Нурхон”, шедшую на подмостках многих театров. Угрожали и младшей сестре. Бегимхон пришлось бежать из родного дома. Нашлись добрые люди, которые приютили её. Потом она поступает в театральную труппу под руководством Алима Камилова, за которого через некоторое время выходит замуж. Своих детей у них не было и, похоронив мужа, Бегимхон остаётся одна. Через много лет, когда я сам уже стал отцом двух сыновей, Бегимхон-опа попросила мою мать и меня зайти к ней. Когда мы вошли, там уже сидели и ждали нас еще один сосед – Озод Шарафиддинов — и незнакомый мне молодой человек. Бегимхон-опа заставила стол разными угощениями, как принято у нас, и сказала, что на кухне готовится плов. Мы с мамой поинтересовались, по какому случаю нас собрали. Озод Шарафиддинов пояснил, что Бегимхон привлекла нас как близких соседей в свидетели — она завещает свою квартиру этому молодому человеку, известному исполнителю дойристу, а он обязуется до конца ее жизни заботиться о ней. Это решение нашей соседки мы одобрили и подписали необходимые бумаги. Последующие годы она действительно была окружена заботой и ни в чем не нуждалась. После её смерти все обычаи, связанные с похоронами и поминками, были соблюдены.

— Я услышал ещё одно известное имя – Озод Шарафиддинов Это ведь писатель, публицист. О нём был материал на сайте “Письма о Ташкенте”. Тоже твой сосед?

— Да, в нашем доме жили, как ты знаешь, известные писатели и поэты. Про Шевердина я тебе рассказал. Упомянул вскользь и о поэте Атакузи Уйгуне. Теперь о нём чуть подробней.

Атакузи Уйгун

Народный поэт Узбекистана Уйгун тоже жил в шестом подъезде, на 4-м этаже. Жену его звали Клавдия. Отчества я никогда не знал — для всех нас, детей, она была просто тётя Клава. Это была очень красивая, хлебосольная и гостеприимная украинка, родившая своему мужу-поэту троих сыновей. Старшего звали Алик – он дружил с Ляликом Бабахановым. Средний, Юра, старше меня на два года. И младший, Боря, на год младше. Я, естественно, дружил больше с Борисом, он был мне ближе по возрасту и учился со мной в одной школе. Боря впоследствии стал врачом, защитил кандидатскую диссертацию и работал в институте краевой медицины.

О творчестве и жизни Атакузи Уйгуна много и подробно написано, могу только напомнить, что он был членом правления союза писателей СССР, членом правления и председателем союза писателей Узбекистана, герой социалистического труда, член корреспондент АН УзССР. Несмотря на все эти титулы, это был скромный и малоразговорчивый человек. Очень любил детей, особенно младшего Борю. Можно сказать, он родился под счастливой звездой. Как мне рассказывала моя мама, Уйгун был вместе с Хамидом Алимжаном в тот роковой день и час 3 июля 1944 года, когда произошла автокатастрофа, в которой погиб Хамид Алимджан. Оба возвращались с дачи писателей в поселке Дурмень в Ташкент в кузове грузового автомобиля. Когда машина перевернулась, Уйгуна выбросило из кузова далеко и он отделался ушибами. А Хамид Алимджан получил ранения, которые были несовместимы с жизнью. Как это в жизни бывает, роковая случайность, стечение обстоятельств и все меняется, судьбы, жизни, события.

Как-то тётя Клава с двумя старшими сыновьями уехала отдыхать в санаторий, и Борис с отцом остались вдвоём. В один из этих дней я был у них дома. Уйгун-ака приготовил плов и позвал нас обедать.

— Ты что, его так называл — Уйгун-ака?

— Ну, его все так называли.

— Интересно. И что дальше?

— Мы сели за стол и Уйгун-ака внёс ляган с пловом, посыпанным сверху гранатовыми зёрнами. Это было так необычно, контрастно по цвету, я первый раз попробовал такой плов.

— Вкусно было?

— Очень. До сих пор помню вкус. Они тогда уже жили на улице Сталина, которая потом переименовали в улицу Хадичи Сулеймановой.

— Они что, переехали?

— Да, где-то в 56-м году переехали в дом, где жила семья Максуда Шейхзаде. А семья Шейхзаде переехала в квартиру Уйгуна.

— Поменялись что ли?

— Да, но не думаю, что по обоюдному согласию. Скорей всего это было решение писательской

организации. Родом Шейхзаде из Азербайджана. Узбекский писатель, поэт, драматург, ученый и педагог, он был известен как автор переводов на узбекский язык произведений мировой литературной классики. Переводил Шекспира, Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Байрона, Тагора и других писателей, и поэтов. В 1927 году был арестован и по решению суда приговорён к трёхлетней ссылке в Ташкент.

Максуд Шейхзаде

В 1928 году, Шейхзаде, выучив за год язык, начинает работать в газете «Шарк хакикати». Здесь же появляется его первое стихотворение на узбекском языке.

С 1937 года и до конца своей жизни он проработал в Ташкентском государственном педагогическом институте, где преподавал историю узбекской литературы. Однако арест, который привёл его в Ташкент, оказался не последним. В 1952 году Максуд Шейхзаде был приговорен к 25 годам тюремного заключения по обвинению в контрреволюционной деятельности — за историческую драму, в которой автор, якобы, восхвалял феодализм. Смерть Сталина возвратила Шейхзаде из Иркутского лагеря, и в 1956 году писатель был реабилитирован.

У него и его жены Сакины своих детей не было. Были приёмные – две дочери и сын. Возможно, это были дети дальних родственников, точно не могу сказать. Старшую дочку звали Кама, имя второй дочки в памяти не осталось, а сына звали Расимом. Они были значительно старше нас, и мы близко не общались.

Лагерь тяжело сказался на здоровье Шейхзаде. Со временем он стал часто болеть, подниматься на четвертый этаж ему стало тяжело, и семья переезжает в освободившуюся квартиру на втором этаже, где до этого жили Берлинеры. Квартира была под нами. Жена перевезла вещи в освободившуюся квартиру, и ждала возвращения мужа из стационара, где он лечился. Болезнь, однако, оказалась сильнее. Пожить Максуду Шейхзаде в этой квартире не довелось.

Мемориальная доска Максуду Шейхзаде

Жил в нашем доме ещё один народный поэт Узбекистана — Тураб Тула.

— Так на чём я остановился? — спросил Александр Борисович, когда мы вновь встретились, чтобы продолжить беседу о доме на набережной.

— На рассказе о Турабе Туле.

— Да. Итак, народный поэт Узбекистана Тураб Тула вселился в наш дом где-то в начале 60-х. Въехал он в первый подъезд, в квартиру где до него проживал Кадышев.

— Тот самый?

— Точно не скажу, но за ним всегда приезжала служебная “Волга” забрать на работу и вечером привозила.

— Ну, тогда думаю, тот самый – Кадышев Степан Иванович, генеральный директор авиазавода имени Чкалова, впоследствии председатель Совнархоза Узбекской ССР, а в конце своей карьеры первый заместитель Министра авиационной промышленности СССР.

— Да, скорее всего он. Но вернёмся к Турабу Туле.

Тураб Тула

Настоящее имя Тураба Тулы – Тураб Тулаходжаев. У него было двое детей. Мухаббат, которую мы все звали Люба, и сын Назим.

Мухаббат в детстве снялась в фильме Юлдаша Агзамова ”Очарован тобой”, снятого по сценарию её отца.

Мухаббат в фильме «Очарован тобой».

Тетя Тамара — жена Тураб Тулы, была очень приветливой и сразу подружилась со всеми соседями. Хотя моя мама и раньше была знакома с семьёй Тураба Тулы, но ни я, ни моя сестра с Назимом и Любой знакомы не были. Тем не менее, подружились с ними сразу.

Люба впоследствии стала доктором искусствоведения, театральным и кинокритиком. Помню, на одном дне рождения Любы мы познакомились с её друзьям ведущими артистами театра и кино. Это был замечательный день рождения, особенно запомнился мне в тот вечер весёлый и остроумный Шухрат Иргашев.

В 1978 году моей маме выделили машину “Жигули”, а прав на вождение у меня не было. Почти целый год по нашей просьбе Назим возил нас, пока я не получил права. Дружеские отношения сохранились с Любой и Назимом до сих пор. Назим по- прежнему живет в родительском доме. После смерти Тураба Тулы наша улица долгое время носила его имя и только недавно была переименована в Бешагачскую.

Люба – Мухаббат преподаёт сейчас в Ташкентском Институте искусств имени Уйгура, участвует в различных театральных фестивалях, в качестве члена жюри.

М. Туляходжаева

А Назим стал довольно известным актёром, режиссёром и сценаристом. Он окончил ГИТИС в 1975 году и много снимался в 70-80-е годы.

— Да, я помню его по кинодетективу“Берегись! Змеи!” и драме “Дом под жарким солнцем” по сценарию Файнберга. Он и Диля Камбарова сыграли там главные роли.

— Он и в России снимался, уже после независимости, и в Белоруссии. И как режиссёр он снял несколько фильмов. Какие не помню.

— Ну, тут я тебе могу рассказать. В середине 80-х он снял фантастический фильм “Вельд» по рассказу Рэя Брэдбери. Вероятно, он не равнодушен к этому писателю, поскольку в его режиссёрской копилке имеется и мультфильм по рассказу американского фантаста – “И будет ласковый дождь”. Здесь он выступил и как сценарист. Так говоришь, он до сих пор живёт в родительском доме?

Назим Туляходжаев

— Да. Ну, вот, пожалуй, и всё, что я могу рассказать о выдающихся людях, в разное время проживавших в нашем доме.

Глава шестая. Последняя

— Ну, а люди других профессий и не такие известные, также твои соседи, может быть, вспомнишь кого-то?

— Конечно. Вот, например, было несколько юристов. Это Луцкий, занимавший высокие должности в органах прокуратуры республики. В силу того, что я был тогда мал, какие точно — сказать не могу. Он жил с женой и дочкой Милой. Мила была намного старше меня, и я стал с ней общаться после того как сам уже стал студентом института. Мила закончила Ташкентскую консерваторию и осталась там преподавать. Там же она познакомилась с молодым человеком — преподавателем консерватории и они стали жить у родителей Милы, в нашем доме. Мужа Милы звали Давид Магазинник. Впоследствии он стал профессором консерватории. Луцкий в середине пятидесятых годов перенес инсульт и вышел на пенсию. Но вскоре умер. Дочка Милы, Марина, была сверстницей и подругой Лили Массон. Марина тоже, как и её родители, стала пианисткой.

Ещё один юрист Натан Аронович Капустянский жил в первом подъезде на четвёртом этаже. Он преподавал на юридическом факультете ТашГУ. Его сын, Арон Натанович, тоже был юристом, защитил кандидатскую диссертацию, работал юрисконсультом в Совете министров, других организациях. Его жена, Нелли Капустянская, долгое время, вплоть до выхода на пенсию, работала главным нотариусом первой городской нотариальной конторы. После смерти мужа переехала к сыну в Израиль. Тетя Нелли, так мы ее всегда называли, никогда не отказывала соседям в консультации по нотариальным вопросам, помогала оформлять документы, давала советы.

— Я её очень хорошо помню. Два или три раза обращался при оформлении различных документов.

— Ещё в нашем доме жили два военных летчика — Орбитман и Эйдис. Эйдис после войны еще долго служил в военной авиации. Его дочка Ирина была моей ровесницей и тоже принимала участие в наших детских играх.

Некоторое время в доме проживал знаменитый футболист Геннадий Красницкий. Правда он ни с кем не общался, быстро проходил к себе и также быстро уходил. Жил он недолго два-три года и после Ташкентского землетрясения 1966 года переехал в другую квартиру.

— Ну, это легенда ташкентского футбола. Мощный игрок, обладающий пушечным ударом.

Он дважды пробивал сетки ворот. Один раз в Южной Америке, а второй раз в Греции. Когда пробивал штрафные, соперники опасались в стенку становится, поскольку могли получить нокдаун, что несколько раз и случалось.

Геннадий Красницкий в атаке.

Жизнь его оборвалась трагически. 12 июня 1988 года покончил с собой, выбросившись из окна гостиницы в таджикском городе Курган-Тюбе. Во всяком случае, так написано в Википедии.

— Ты помнишь у Высоцкого, в “Балладе о детстве”, есть такие строчки – продолжил Александр Борисович.

Все - от нас до почти годовалых
Толковищу вели до кровянки,
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.

В нашем доме, почти в каждом подъезде в подвальных помещениях жили одна-две семьи. Не помню их фамилий, но прекрасно помню имена. В подвале первого подъезда жил дворник Трофим Трофимович с женой и дочкой. Это был пожилой – во всяком случае, таким мне казался – угрюмый и неразговорчивый мужчина. Но однажды, будучи в некотором подпитии, он разговорился и рассказал нам, что в молодости участвовал в обороне Порт-Артура. Мой старший друг Валера Левентуев пояснил, что Порт-Артур находится на Дальнем Востоке и что там была война с Японией. После этого мы очень зауважали нашего дворника. В любое время года он очень рано вставал и подметал весь двор или чистил дорожки от снега и льда. Его дочь Лида была на несколько лет старше меня, но изредка принимала участие в наших играх. Мне кажется, она стеснялась своего отца и поэтому не очень охотно общалась с нами. Позже семья Трофима Трофимовича получила квартиру на Чиланзаре. А его дочь, Лиду, я часто встречал в ЦУМе, где она работала продавцом.

В подвале второго подъезда жил сапожник Гершман с женой, дочерью и сыном Аликом, который был на год старше меня и всегда находился в гуще всех наших детских игр. Я много раз бывал у него в гостях, и мне не нравился запах сырости, стоящий в комнате. Кроме того, во втором подвале стоял насос, который качал холодную воду. Без насоса самотеком вода поднималась только до второго этажа. Поэтому в их жилище днем и ночью стоял гул работающей машины. Позже насос перенесли за пределы здания в специально построенное помещение. Судьба Алика сложилась драматически, он связался с криминальной компанией, был судим, отсидел, периодически появлялся и опять пропадал.

В подвальном помещении третьего подъезда жила семья дяди Вани, нашего сантехника: он с женой, двумя дочками и тещей занимали две комнаты. Перед подъездом была скамейка, и обычно дядя Ваня с женой и тещей сидели на ней, обсуждая всех проходящих мимо. Иван обслуживал два дома, наш и дом военных, был мастером «золотые руки», и при нем во дворе работали все фонтаны — он их подключал только ему одному известным способом. Его дочки были намного младше нас и с нами не общались. В шестидесятые годы, когда началось массовое жилищное строительство, все, кто жил в подвалах, были переселены в благоустроенные квартиры. Но после этого и двор стал запущенным, и свет стал часто отключаться, и с водой случались перебои.

— Ты упомянул дом военных — это тот, что по соседству?

— Да, наш был №18, а тот №16. Я уже говорил, что по проекту должны были построить четыре дома, и к началу войны было начато строительство второго. По понятной причине строительство было заморожено. После войны дом был взят на баланс министерства внутренних дел республики, быстро достроен и заселён жильцами работающими в системе МВД. Я дружил с ребятами из этого дома. После того как наши старшие товарищи по играм от нас отдалились, уйдя во взрослую жизнь – Валера Левентуев, Коля Бунтов, Лялик Бабаханов, мы больше стали общаться с мальчишками из дома военных. Это Олег Ротань, заводила и красавец, Валера Щукин, Славик Крылов и Славик Катун. Иных уж нет, а те далече, как сказал классик…

Ну, вот вроде всех вспомнил. Правда, когда мы говорили о врачах в нашем доме, я не упомянул о Наиме Махмудовне Махмудовой. Но ты ей посвятил отдельный большой очерк “Дети Бату”, мне добавить к нему нечего.

Ещё в нашем доме во время войны жили известные деятели культуры, эвакуированные в Ташкент. В частности, Михаил Ромм и Николай Погодин. Но меня тогда не было не только в этом доме, но и на свете. Знаю, что жили в нашем доме прославленные актёры Аброр Хидоятов и Сара Ишантураева. Но они переехали до нашего приезда.

Вот и все, пожалуй, что я помню о тех, кто жил в нашем доме у набережной Анхора.

Постепенно из памяти стираются люди и события, но я никогда не забуду ту атмосферу, которая царила в этой небольшой, но очень дружной общности людей, живших в этом, ставшим легендарным, доме. Все жильцы знали друг друга, вместе отмечали праздники и были рядом в горестные дни. Дружно выходили на субботники по благоустройству нашего двора, вне зависимости от социального положения в обществе. Дети после школы вместе играли, а родители были спокойны за нас, потому что старшие всегда заботились о младших. Зимой заливали каток и до 2-х ночи катались, пока родители с трудом не загоняли нас домой. Сегодня уже нет такого не только в нашем доме, но и вообще где бы то ни было.

И это жаль. Вправду, очень жаль.

А.Б. Суслов (справа) и автор этого очерка

— Спасибо, Саша, за твой рассказ. Он, с моей точки зрения, бесценен. Хочу опять процитировать комментарий нашего земляка, актёра и писателя Александра Колмогорова.

“Друзья: надо записывать свою жизнь! Её события могут быть интересны другим землякам, да хоть просто родным людям, которые потом вам скажут спасибо. Ведь мы — зачастую — не успеваем расспросить о чем-то своих старших, зафиксировать их рассказы, а потом так жалеем об этом!”.

Перефразируя Окуджаву, могу сказать – Вы пишите, вы пишите, вам зачтётся, что гадать нам удалось, не удалось.

До встречи.