Амма Разное

Гузаль Шамузафарова

У Пулат кеннойи месяцами жила амма, сестра отца ее мужа. Не помню, как ее звали, да это и неважно. Все называли ее «амма». Ей было далеко за восемьдесят, она была вся белая, невысокая и худенькая. Говорили, что она не ладит со своей снохой. А с Пулат кеннойи, выходит, она ладила, раз подолгу у нее жила. Когда Пулат кеннойи выжимала сок усьмы в перевернутую пиалу, она обязательно звала нас всех, чтобы мы намазали брови этим соком. А усьму сеяли в нашей махалле почти во всех во дворах. Говорили, что она очень полезна, особенно для глаз, и все взрослые женщины еще мазали соком ресницы и веки.

Вот сидим как-то все во дворе у Пулат кеннойи на топчане и мажем брови палочками от камыша, которые она отламывала от циновки под нами. Там собрались, не считая хозяек, Марджан апа, моя мама, я и две мои сестренки, мажемся и болтаем. Причем, после того, как сок на бровях высохнет, через некоторое время надо еще подмазать слоем сока, и так несколько раз. Каждый раз, когда добавляли сок, надо было наклонить голову направо и налево, и тогда сок тёк вправо и влево и равномерно распределялся по бровям. У Пулат кеннойи были очень красивые брови, густые, а в середине чуть-чуть сросшиеся каким-то треугольником. Я такие брови больше ни у кого не встречала. Слово за слово, и разговор зашел о том, что паранджу даже старухи уже не носят, хотя они долго не могли привыкнуть ходить без нее, все стеснялись. Правда, они по привычке накидывали ее на голову и плечи, а лицо уже не закрывали чачваном (покрывалом из конского волоса). И Пулат кеннойи вспомнила, что у нее валяется где-то ее паранджа, которую она надевала, когда была молодой келин (снохой).

И тут у аммы заблестели глаза, и она велела срочно найти эту паранджу. На это Пулат-кеннойи отвечала: «Да не знаю я, где она! Зачем она вам? Никто же сейчас паранджу не носит!» Амма даже привстала: «Давай, давай, ищи быстрее! А еще у меня есть почти новые атласные шаровары!» Пулат-ой проворчала: «Ой, амма, уж жили бы спокойно в свои восемьдесят с лишним лет!» Тем не менее, через несколько минут паранджа была найдена, Зумрад надела новые штаны, нацепила паранджу и вышла на улицу. Женщины и мы, дети, стоя около калитки, наблюдали за ней. Амма, увидев приближающегося молодого парня, повернулась к нему спиной и пошла впереди него игривой походкой, мелко перебирая ногами. Парень сзади видел только паранджу и снизу под ней новые атласные штаны и маленькие ножки. И, конечно, он, первый раз в жизни увидев живую женщину с паранджой, стал догонять ее и просить: «Девушка, открой личико!» Пройдя несколько шагов, амма вдруг остановилась, потом резко повернулась к нему и, подняв чачван, показала свое лицо восьмидесятипятилетней старухи. Парень от неожиданности остановился как вкопанный и, услышав сзади себя хохот женщин, тоже расхохотался. Марджан сквозь смех восклицала: «Ой, амма! Как здорово! Даже я до этого не догадалась!» На шум вышла соседка Мунаввар апа, и Зумрад показала свою шутку еще несколько раз, каждый раз производя ошеломляющее впечатление на преследовавших ее мужчин. Причем, последний раз за ней побежали сразу двое ребят с просьбой открыть личико.

В следующий свой приезд амма придумала еще одну шутку. Как-то у нас сидела Пулат кеннойи, которая вынесла нам одну косу «макарон-джаркоп» (жаркое с макаронами). Мы обычно всегда делились тем, что приготовили. И вдруг к нам забегает Рая и заикаясь, еле-еле выговаривает: «Я видела привидение» . Мама ее успокоила и сказала, что она, наверно, перепила или анаши накурилась, вот ей и видятся привидения. Пулат кеннойи только заулыбалась и ничего не сказала. Той же ночью нас разбудил истошный вопль, доносившийся с соседнего двора. Родители и мы, старшие дети, вскочили. Младшие, Бах и Феруза, продолжали спать глубоким сном. Папа сказал: «Девочки, вы не выходите, а мы с Анваром выйдем и посмотрим». Само собой, мама пошла с ними. Минут через пять мы услышали со стороны калитки громкий хохот и выбежали во двор. Там стояли мои родители с братишкой Анваром, а перед ними развевалось что-то белое. Подойдя ближе, мы увидели амма, которая была закутана в простыню и размахивала руками.

— Что это? — спросила я. Старуха рассмеялась чужим хриплым смехом и воскликнула:
— У-у-у! Ман арвохман! (Я – привидение!) Ха-ха-ха!
Сзади выглядывали Джура с женой Мунаввар. Теперь смеялись уже все. На шум выбежали Рая с детьми, собакой и бараном. Мунаввар рассказывала: — Я услышала шум, выглянула во двор и увидела что-то белое. Я подумала, что это арвох (дух) моей свекрови. Я разбудила мужа, и он стал читать Коран. Но это белое начало страшно хохотать. Мы очень испугались и стали кричать, думали, что это аджина (нечистая).

Через калитку во двор заглянула Пулат-ой.
— Вот такая наша амма, — сказала она со смехом и добавила: — У нее бессонница, поэтому и нам спать не дает. Вот кого ты, Рая, видела вчера вечером! Та молча захлопала глазами и испуганно посмотрела на нашего папу, который сделал ей рукой успокаивающий жест.
Утром на улице лепешечница Саври, встретив Марджан, рассказала про привидение, и та заспешила к нам:
— А что за аджина приходила к Джуре?
— Это амма вырядилась в белую простыню и напугала Джуру, — засмеялась мама.

После этих слов Марджан вбежала в дом к Пулатой, обняла амму и поцеловала:
— Спасибо, амма! Вы, оказывается, из наших! – и заспешила обратно домой.