Арнасай Разное

Пётр Чвялев

И какую же это войну я веду всю жизнь – сказала моя бабушка, хлопнув мухобойкой большущую нахальную муху.

Это было обычное утро ежегодно осенней многодневки — кому то охоты ,а кому то рыбалки . Выпив солдатскую кружку огненного кофе старый хиппи бойко переступал допотопными спортивными тапочками, оставляя четкие следы на сыром утреннем песке, от правой ноги — «елочка», от левой — какие то полосочки и кружки.

Спортивки были то же соответственно, правый — с мысочком, а левый — без, но оба тапочка черные. От утреннего холода спасали протертые до дырки на одном колене джинсы, красная махровая футболка и замшевая безрукавка – на десять метров воняющая рыбой. Нечесаную и немытую голову венчала шляпа заячьего велюра — по имени «как в жопе была», из под шляпы торчала седая борода.

Во время похода хиппи размышлял о вечернем разговоре за столом. Охотники, выпив спирту рассказывали конечно про охоту – кто , где и когда какого зверя застрелил или ранил, и как потом добивал прикладом или ножом, о том как хорошо застрелить лебедя или гуся, вот мяса бы наелись. Старый хиппи тоже «влез» в разговор, он зачем то рассказал о картине художника Рылова на которой изображено северное море и заснеженный остров, по морю плывет парусник, а на переднем плане летят большущие гуси. Хиппи говорил,что вся картина так и дышит СВОБОДОЙ. Охотники конечно сделали вид внимательных слушателей, но потом быстренько вернулись к своему. Тогда хиппи взял гитару с прилепленным на неё гербом Советского Союза и запел старинную уличную песню о любви:

«Я с нежных бедер твоих спустил капрон
И с молодой груди сорвал бутон
Легла под кленами ты, спиною мяла цветы
В объятьях страстной любви, минуты шли…,

— но любовь охотников то же не интересовала, поэтому хиппи двинул спать в свою палатку.

Он шел и думал, а может так и надо жить, убил – сожрал и дело к месту. Он забрался на самый высокий холм, когда внезапно раздавшийся над головой резкий скрипящий звук заставил его задрать голову кверху. Прями над ним , низко- низко, пролетали пять белоснежных гусей мощно размахивая огромными крыльями. Синее небо с серебристыми от восходящего солнца облаками и огромные белые птицы !!! Старый хиппи вскинул вверх руки, затряс ими и заорал что было мочи: «В голубо.о.ом просто.о.оре !» Гуси не испугались и продолжили свой полет. Они не боялись человека кричащего от восторга. Гуси боялись человека стреляющего из ружья.

Хиппи был рыболовом и поэтому уже через десять минут вытаскивал из воды закидушку на которой упирался изо всех сил здоровенный судак. Он пытался, но не как не мог удрать, ведь «резка» заглочена и крючек своим жалом намертво зацепился за рыбий желудок. И хотя в свою огромную пасть судачило набрал большой пучок водорослей, судьба его была решена. Он на берегу. Хиппи не стал вытаскивать крючка из рыбины, он просто перерезал леску, — зачем мучиться и судака мучить, буду потрошить и вытащу . Потом подумав о том, как тяжело будет умирать его судак без воды, он вытащил из ножен висящих на поясе кинжал, и резко ударив в основание колючей рыбьей головы, пригвоздил хищника к берегу, судак маленько подергался и затих. Все это время старый хиппи разговаривал с добычей, а судак молчал… рыбы всегда молчат…