Сны на крышах Багдада Разное

Рассказ.

Автор Фахим Ильясов.

В славном и добром Багдаде столице Ирака, есть древняя традиция летом спать на крыше дома. Плоские крыши домов имеющие по краям ограды выше метра высотой, обустроены наподобие маленьких двориков. Обычно на крышах почти всегда находятся парочка старых кроватей, но народ в основном спит на бетонном полу постелив поролоновые матрасы. Вечером, обычно после одиннадцати часов, хозяева одетые в пижамы начинают укладываться спать. Дети выносят матрасы, простыни, подушки и ложатся пораньше. Полы на крышах чистые, их заранее моют водой из шланга, а заодно и остужают. Дети спят практически не укрываясь, в одних пижамах. Сон на свежем воздухе длится по разному. Некоторые уходят с крыши в свои квартиры под прохладу кондиционеров после первых призывов муэдзина на утреннюю молитву, а другие попозже, с первыми лучами солнца.

Наш дом расположенный на Пятьдесят Второй улице Багдада был пятиэтажным и многоквартирным. В нём жили советские, арабские и югославские семьи. В процентном соотношении это выглядело так: 60% советские семьи, 35% югославские и 5% арабские. Арабы жившие в нашем доме работали вместе с советскими специалистами и были командированы в Багдад из разных городов Ирака. Минводхоз Ирака мог перевести их на работы в другие города в любую минуту посчитав, что данный специалист будет полезнее например, в городе Кербала или Рамади. Никто из арабов никогда не роптал по поводу внезапных переводов с одного места на другое, иначе они лишались многих льгот, привилегий и повышения по службе. Минводхоз Ирака был могущественной и богатой организацией. Работа для иракских специалистов была на первом месте.

Начиная с мая и до конца сентября можно было спать на открытом воздухе не укрываясь не то что одеялом, но даже простыней. Арабы и арабки спали в красивых пижамах, а наши специалисты «заразившись» от них модой ночевать на крыше, тем не менее не спешили покупать дорогие пижамы от «Кристиан Диор», предпочитая спортивные футболки и трико. Не очень высокие бетонные перегородки разделяли крышу дома на несколько отсеков. В каждом из них, размером в большую комнату, можно было разместить по несколько матрасов. Наших людей на крыше, в основном, представляли лица мужского пола. А их жёны не имея красивых и модных ночных рубашек как у арабок, больше похожих на лёгкие вечерние платья, предпочитали не демонстрировать свои старые туальденоровые «ночнушки» с короткими рукавами и оставались в своих квартирах. Жёны арабов спали на крыше укрывшись за специально установленной занавеской. Но даже в этом случае арабки поднимались на крышу, только после того, когда засыпали наши ребята. Югославские семьи на крыше не были замечены вообще.

Но для нас каждая ночь под звездным небом сказочного Багдада была незабываемой. Советских «Карлсонов» ночующих на крыше было несколько человек, это Алексей Швецов, Саша Воробьёв, Саша Аникин, Витя Кабанов и я. Иногда, лежа на матрасах и разглядывая звёздное небо, ребята вспоминали разные истории связанные не только с работой, домом, но и с Ближним Востоком. Лёха Швецов, знаток Востока рассказывал как Халиф Багдада Рашид-ар-Харун в давние времена переодевшись в обыкновенного горожанина обходил ночной Багдад, чтобы узнать как охраняют порядок в Багдаде городские стражники. А юморист Аникин добавлял, что Халифу Багдада было бы очень интересно узнать, хорошо ли спится добрым молодцам из Руси, после анисовой водочки на свежем воздухе. Обычно, перед тем как заснуть Саша Аникин мечтательно произносил, — «Эх, полюбила бы меня арабка, я бы ни за что не уехал от неё». Ребята улыбались над словами Аникина, хорошо зная его дородную и суровую супругу. Я был новичком в этой компании, так как приехал в Багдад всего лишь несколько месяцев тому назад, а мои новые товарищи работали в Ираке уже третий год и умели сносно болтать на арабском языке. Весельчак и балагур Саша Аникин знал не только разговорный арабский, но также более сотни арабских пословиц и поговорок, которые умело использовал во время работы, вызывая восхищение у иракских коллег, а самое главное у другой, прекраснейшей половины Багдада.

Саша Аникин, выше среднего роста, жилистый и худой блондин с вьющимися по бокам волосами, юморист, выпивоха, заядлый курильщик, лентяй, пофигист и непревзойдённый рассказчик, тем не менее являлся высококлассным геодезистом. Он пользовался большим авторитетом у арабского директората и особенно у мадам Имань — главы финансового департамента контракта «ГЕНСХЕМА», который начислял деньги советским и арабским специалистам выезжающим в длительные и краткосрочные командировки из Багдада в другие регионы Ирака. Максимальный срок командировок был два месяца. Через два месяца ребята возвращались в Багдад, сдавали в бухгалтерию документы, отчёты о проделанной работе и уделив семьям недельку—другую, снова уезжали на объект для продолжения инженерно-изыскательских работ. Вторая командировка на один и тот же объект также длилась два месяца. Бывали и третьи, и четвёртые командировки в один и тот же регион. А вот буровой мастер Семёнов из российской глубинки (то ли Пермь, то ли Пенза) умудрился все тридцать месяцев своего пребывания в Ираке провести в командировке в городе Фаллуджа, недалеко от знаменитого озера Тартар, куда мы иногда ездили купаться. Семёнов каждые два месяца приезжал в офис, сдавал отчёты и уезжал обратно в Фаллуджу.

Самый цимес этой истории заключается в том, что Фаллуджа находится всего в шестидесяти километрах от Багдада, и Семёнов почти каждый вечер возвращался на служебной «Тойоте» домой. А жил он в нашем доме на Пятьдесят Второй улице и мадам Имань, часто видела Семёнова идущего в свою квартиру с бутылочкой анисовой или пива. А по иракским законам, если ты вернулся домой хоть на один день, то за этот день командировочные не начислялись. Но Семёнову, за его нескладный и какой — то деревенский вид, глава Финансового Департамента прощала всё и он всегда получал свои суточные динары. Также сердобольная Глава Финансового Департамента «в упор не видела» никаких нарушений, если наши люди приезжали из командировок на пару дней во время советских праздников или в свои дни рождения. Советские изыскатели работая в сельских местах, среди компактного проживания исключительно местного населения, быстро осваивали разговорный арабский язык. Особенно легко он давался Аникину Саше. Он ежедневно записывал в свой блокнот арабские слова и выражения в русской транскрипции, затем с успехом применял их в работе и быту.

Аникин часто помогал во время командировок представителю иракской дирекции «Генсхемы» в решении разных вопросов. Стоит ли говорить, что он всегда получал при выплате денег за командировку чуть больше остальных ребят, и что самое главное, при равном количестве отработанных дней. Командировочные деньги выплачивались после её окончания и были большим подспорьем для всех сотрудников контракта, как для советских, так и для иракских. На полученные командировочные Аникин любил выпить виски и на второй день после выпитого мог проспать всё на свете, пока ребята чуть ли ни пинками будили его. Но тем летом в перерыве между командировками и при отсутствии дражайших половин, ребята с удовольствием выпивали на крыше перед сном немного местной анисовой араки (водки). После выпитого, сон наших изыскателей не могли нарушить ни клаксоны автомобилей мчавшихся мимо дома, ни крики болельщиков с крыши соседнего дома, смотревших футбольный матч по телевизору между сборными Ирака и Саудовской Аравии (или другой страны), ни изумительный оперный тенор муэдзина призывающего правоверных на утреннюю молитву со словами — «Молитва лучше чем сон». Ребят будило Его Величество Солнышко своими первыми ласковыми лучами. Оно постепенно растапливало щёки ребят и по ним начинали медленно ползти капельки пота. Они просыпались по очереди, вставали, свёртывали матрасы и расходились по своим квартирам, под прохладу кондиционеров.

Вечерами по крыше гулял лёгкий ветерок, он приносил небольшую прохладу и свойственную только Багдаду негу, которая убаюкивала человека лучше всякой араки и сон праведника настигал ребят без всякого спиртного в течение одной или двух минут. Бывало, проснувшись, ребята обнаруживали на себе приличный слой пыли, это начинался Хамсин. Хамсин по арабски означает Пятьдесят. Пятьдесят раз в году бывают пыльные бури. Хамсин длится от нескольких часов до нескольких дней (редко, но бывает). Во время Хамсина на крыше, естественно, никто уже не спал. Иногда Хамсин пыльными тучами накрывает Багдад (а также ближневосточные города Басру,Мосул, Дамаск, Бейрут, Алеппо, Амман, Каир, Александрию, Эль Кувейт и т.д.) и при слабом ветерке несколько дней буквально висит на городом, выбрасывая на него тысячи тонн песка из пустыни. В эти дни народ ожидает спасительного ураганного ветра. Сильный ветер может начаться на второй или третий день, но он не сразу разгоняет тучи. Для порядка ветер начинает разносить мусор, целлофановые пакеты, пыль и песок по всему городу, не забывая ни об одной щели во всех зданиях. Некоторые наши специалисты даже надевали маски от пыли. После окончания пыльной бури, воздух становился кристально чистым, а по утрам бывало даже свежо. Но утренняя свежесть угасала так же быстро, как самая яркая звезда над Багдадом Сухайл — Канопус. Эта звезда очень хорошо видна на Ближнем Востоке и Южном Полушарии.
Для древних арабских моряков Звезда Канопус всегда служила ориентиром. Из нашей крыши эта звезда была очень хорошо видна. Господи, до чего же красиво это ночное небо Багдада, оно сплошь усеяно яркими и такими близкими звездами, кажется, взберись на стремянку и ты достанешь одну из них. Саша Воробьёв был любителем ночного любования звёздным небом.
Как—то раз он разбудил меня среди ночи и тихо сказал, — «Послушай эту музыку». Где-то недалеко тихо звучала из магнитофона песня «Tragedy» группы «BEE GEES». Братья Гибз захватывающе исполняли её. Я тоже полюбил эту композицию благодаря Саше Воробьёву, для которого она звучала рефреном во время его долгой командировки в Ирак. Мы хотели разбудить и Сашу Аникина, тоже ночевавшего с нами. Но его не оказалось на месте, хотя дежурный матрас лежал на полу. После музыки «BEE GEES» из этой же квартиры тихо, но впечатляюще начал призывать к романтическим поступкам бархатный голос Фрэнка Синатры.

Знаменитая песня «Странники в Ночи» в его исполнении сводила с ума всех женщин, как наших так и арабок на всех приёмах и банкетах. Праздничные вечера с музыкой устраивались по различным поводам на виллах руководителя контракта или главного инженера, в актовом зале офиса Аппарата Советника, в ресторанах и даже в офицерском клубе Багдада, куда нам был разрешён доступ. Послушав музыку мы ещё немного поворочались, но сна не было, поэтому решили спуститься в свои квартиры, так как скоро должен был запеть муэдзин, а это означало, что наступает утро. Мы свернули матрасы и пошли вниз. На пятом этаже встретили Аникина. Он шёл на крышу за своим матрасом. Что он тут делает подумал я мимоходом, ведь он живёт на втором этаже и тут же забыл об этом. Как-то раз Саша Воробьёв сказал мне, что он очень скучает по Москве, но ему чертовски хорошо работается в Багдаде и он всей душой полюбил этот город и, естественно, ему хотелось бы поработать здесь как можно дольше. Аналогичную мысль о работе в Ираке высказал и Лёха Швецов, а вот Витя Кабанов только тяжело вздохнул, его можно было понять, так как срок его контракта подходил к концу и отъезд в Москву был не за горами. Аникин в тот раз многозначительно промолчал.

Было лето, конец июня. Стояла сухая жара. Термометр показывал плюс 52 градуса в тени, но это ещё не было пределом, в середине июля термометр преодолевал шкалу с цифрой 52 и останавливался на цифре 56. Практически, все семьи советских специалистов уехали от жары в Союз ещё в конце мая и должны были вернуться в Багдад только в конце августа—начале сентября. Ночной сезон «на крыше дома моего» длился с середины мая по сентябрь. Мои компаньоны по крыше инженеры — геодезисты готовились в очередные командировки. Кто-то должен был ехать в город Сулеймания, кто-то в город Эн—Насирия, а кто-то в Кербала. Все ребята хотели поскорее уехать, чтобы вернуться в Багдад к моменту возвращения своих семей и тогда ребята перешли бы спать в спальни под горячие бока соскучившихся жён. Но той осенью супруга Аникина не вернулась в Багдад, ей надо было дождаться ключей от новой кооперативной квартиры. Однако, строители традиционно затянули со сдачей дома. Пришлось ей остаться в Москве до Нового Года. Аникин сразу превратился в соломенного вдовца.

До приезда в Ирак я никогда не работал в системе министерства водного хозяйства, поэтому меня временно не посылали в командировки, а оставили в офисе переводить толстые талмуды по инженерно—геологическим изысканиям, мелиорации, ирригации, дренажу, засолению почвы, строительству каналов и плотин и т.д., что очень помогло мне освоить все нужные термины. Но к переговорам в офисе начали привлекать уже со второго месяца работы. Благодаря опытному руководителю группы переводчиков Элеоноре Павловне Гавриловой, все переводчики прошли прекрасную школу по ознакомлению со всеми направлениями работы нашего контракта под названием «Генеральная Схема по Освоению Сельскохозяйственных Земель Ирака», сокращённо просто «ГЕНСХЕМА». Когда в книгах или брошюрах встречались непонятные технические выражения, тогда советский инженер разрабатывавший эту тему доходчиво объяснял нам их смысл. Контракт «ГЕНСХЕМА» курировал сам президент Ирака мистер Ахмад Хасан Аль Бакр, а после его ухода на пенсию новый президент Саддам Хусейн.

В сентябре меня послали в первую командировку в город Сулеймания с группой изыскателей. Сулеймания — Город Ветров, находится в горах Курдистана и там даже летом вечерами бывает прохладно. Два месяца командировки в Сулейманию пролетели быстро. Первый месяц Саша Воробьёв, Алексей Швецов и я спали на крыше виллы которую нам предоставил местный офис Министерства Ирригации. Но октябрьские ночи в Сулеймании были уже прохладными и мы перебрались в комнаты. За эти два месяца мы поднаторели в разговорном курдском языке (диалект Сорани) для общения на рынках города. Правда, по прошествии некоторого времени большинство курдских слов забылось, но через несколько лет вернувшись в эти края, я начал припоминать забытые выражения. А местные курды рассказали нам интересные факты о том, что во время первой Мировой Войны русские казаки вошли в Сулейманию, но военное командование не оказало им никакой поддержки, поэтому казачьи полки были вынуждены уйти оттуда. А после их ухода в Сулеймании родились несколько светлых детей. А ведь при должном внимании командования армии, казаки могли бы остаться, места там райские. Горы, чистый воздух, родниковая вода, фрукты, овощи и молочные продукты, всё это напоминало горные местности Акташ или Сукок под Ташкентом. Да и вообще отношение курдов к русским людям всегда было замечательное, граничащее с восторгом. После возвращения из Сулеймании, семьи советских специалистов из нашего дома начали переселять в другой, находящийся в районе под названием Мансур.

Халиф Абу Джафар-аль-Мансур из рода Аббасидов является основателем Багдада. Район Мансур, носящий имя основателя города считается наиболее престижным местом для проживания в Багдаде. Это очень зелёное место, где под защитой от солнца высоких и богатых на урожай финиковых пальм растут фруктовые и цитрусовые деревья, а на окраинных виллах Мансура встречается отличный виноград. В конце ноября, когда начинаются первые мелкие дожди, весь Мансур начинает пахнуть запахом вечнозелёного эвкалипта. Да что там Мансур, весь Багдад погружался в эвкалиптовый дурман. Ведь все парки, скверы, улицы были полны этими деревьями. Человек вдыхая в себя этот аромат накапливает запас антиаллергенов в своём организме.
Первым переехал в дом на Мансуре Саша Воробьёв. Алексей Швецов с семьей переехал в дом на Каррада Шаркия (означает Восточный квартал угольщиков на смеси турецкого и арабского языков). Кстати местные арабы не знали точного перевода слова Каррада. Помогли курды знавшие историю этих кварталов. Во времена Османской Империи иракские курды вместе с арабами работали угольщиками в этих кварталах Багдада. А в наш дом на Пятьдесят Второй улице начали дополнительно заселять югославов строивших пекарни и кондитерские по всему Ираку и болгарских строителей—дорожников. Из советских специалистов в доме остались только я, так всё ещё был без семьи, да такой же «холостой» Саша Аникин.

Неожиданно перед Октябрьскими праздниками меня вызвал Советник посольства СССР по партийным вопросам, он же председатель профкома. За границей в целях конспирации, партком называли профкомом, профсоюзную организацию называли просто профсоюзом, а комсомольцев называли физкультурниками. Советник сообщил мне, что приезжает правительственная делегация из Москвы по линии Совета Министров и мне как активному «физкультурнику» надо будет поработать в гостинице «Мансур» дежурным переводчиком. В обязанности дежурного переводчика, кроме распития казённого виски с членами делегации, входили поездки с ними же на переговоры в разные министерства Ирака, выполнение поручений руководителя делегации и его заместителей и т.д..
Мне пришлось больше недели пожить в шикарной гостинице на красивом берегу исторической и легендарной реки Тигр. За эти дни наша делегация выпила «целый контейнер» виски и ещё столько же увезла с собой. Утро начиналось с виски и заканчивалось на приёмах или просто в ресторане тоже виски. По моему, единственный кто не пил, это Председатель Советско—Иракской Комиссии по Экономическому и Техническому Сотрудничеству Алексей Николаевич Косыгин, тогдашний Председатель Совета Министров СССР. За время работы нашей делегации в Багдаде, пришлось проводить много времени на переговорах в разных министерствах Ирака. Дело в том, что многие члены нашей делегации сами отлично знали английский, французский или другие языки (владеющих арабским были единицы), но после ночного приёма во дворце президента Ирака или в резиденции какого-нибудь министра, они напрочь забывали иностранные языки и могли выразить свои мысли исключительно на ненормативной лексике Великого и Могучего. Подозреваю, что именно для таких моментов им и нужен был дежурный толмач. После отъезда делегации всё вернулось на круги своя. С утра пешком шёл в офис (полчаса), в два часа дня на служебном автобусе (но чаще пешком) возвращался домой. Наш дом полностью заполнили ребята из Балкан. Иракские инженеры вместе с семьями переехали работать в город Киркук. Однако югославов и болгар живших в нашем доме, практически, не было видно. У них были частые и длительные командировки по всему Ираку. Мадам Имань сообщила мне, чтобы я получил свои первые командировочные деньги. Получив динары (национальная валюта Ирака) я пригласил ребят в ресторан «Baghdad Draught Beer». После обильного пива с шашлыком, плюс пары бутылок джина «Beefeater» имевшихся у меня в запасе, на второй день ребята немного приболели. Но к обеду плохое самочувствие у всех прошло благодаря мистеру Джорджу, владельцу близлежащего магазина, который был арабом христианином и имел лицензию на торговлю спиртными напитками. Где — то после полудня, мы все дружно отправились в магазин за сигаретами и так как это был четверг, канун нерабочей пятницы, поэтому рабочий день длился до 13:00. В закутке магазина Джорджа усевшись на ящиках из под «Пепси Колы», мы задержались ещё на несколько часов. Мистер Джордж закрыл магазин на время сиесты и присоединился к нам. После посиделок, нам пришлось посадить пьяного владельца спиртного магазина в изыскательскую «Toyota Station» и отвезти его домой. В автомобиле, пьяный Мистер Джордж пытался разговаривать по русски. У него шикарно получалось произнести несколько выражений без всякого акцента, но только с русским матом. Сразу чувствовалось школа мистера Аникина.

У мадам Имань покойный муж был военным. Он был убит в одной из мелких, но частых стычек с курдскими повстанцами на севере Ирака. Имань, красивая арабка, коренная жительница Багдада происходила из богатого и знатного рода Фейсалов. Она, вопреки воле родителей, вышла замуж за бедного военного и прожила с мужем хоть и счастливо, однако совсем недолго. Имань было чуть за тридцать. Говорят, что арабки после тридцати увядают, но к Имань это не относилось. Единственная дочь Имань жила с её родителями, так как американская школа где она училась, находилась рядом с их виллой. Да, забыл написать, что наш длинный пятиэтажный и многоквартирный дом (32 квартиры) в котором жили советские и балканские специалисты, принадлежал мадам Имань (наследство богатого дедушки любимой внучке). Сама Имань занимала четырёхкомнатную квартиру на пятом этаже и время от времени там ночевала. Кроме этого дома, у неё ещё имелась вилла на Мансуре, совсем недалеко от виллы её родителей. В офисе арабы говорили, что на следующий год Имань собирается поехать на стажировку в США. Наступил декабрь, начинался сезон дождей. Иногда, под Новый Год, в Багдаде бывали даже ночные заморозки. По утрам виднелись замерзшие лужи. Но снег выпадал очень и очень редко, один раз в десять — пятнадцать лет и тут же таял. Центрального отопления в нашем доме не было, поэтому мы включали электрические печки.

Как-то раз после сиесты, часиков в пять, я пошёл к Аникину, мы должны были ехать на день рождения нашего общего товарища жившего в доме на Мансуре. Аникин открыл дверь и когда я вошёл, неожиданно увидел мадам Имань мирно распивающую с Аникиным популярное в те годы виски «Chivas Regal». Саша Аникин, сермяжный инженер—геодезист, в Союзе не пробовавший ничего дороже водки за три рубля шестьдесят две копейки, а то и просто самогонки от деревенской бабы Клавы, во время изыскательских работ в арбузной Ерзовке под Волгоградом, становился экспертом по дорогим виски. Я извинился и напомнил Аникину о дне рождения нашего товарища и вышел из квартиры. И хотя я был полностью уверен, что Аникин никуда не поедет, но для очистки совести подождал ещё минут двадцать. Затем взял такси и поехал на день рождения геолога Виктора Кремцова из Тюмени. Ребятам сказал, что Аникин заболел. Супруга Аникина не прилетела даже на Новый Год. Не до Багдада ей было, ведь надо было ремонтировать новую квартиру в Москве, покупать мебель, обставлять, да и старшую дочь нельзя было отрывать от школы.

Снова наступило жаркое лето. В Ираке сменился президент. Вместо ушедшего на пенсию Ахмада Хасан аль Бакр, президентом Ирака стал Саддам Хусейн, до этого работавший вице—президентом и портреты которого ещё за два года до выборов уже были развешаны по всему Багдаду. Семья мадам Имань боялась попасть в немилость, так как находилась в очень тёплых отношениях с бывшим президентом и в дальнем родстве с покойным королём Ирака. Но в первый год своего правления Саддам Хусейн никого из своих оппонентов не трогал. Самые догадливые иракцы потихонечку начали уезжать из Ирака. Первыми почувствовали опасность и бежали в Кувейт, Иорданию, Иран, Турцию и США как ни странно, не богатые еврейские семьи (Их вообще не трогали), а средние курдские и шиитские семьи. Потом спохватились богатые ассирийцы и халдеи(хотя отношение власти к ним было хорошее), затем зажиточные арабы — сторонники демократии и коммунисты (вот за ними всеми началась тотальная слежка). Незаметно складывали в чемоданы (то есть в иностранные банки) нажитое непосильным трудом нефтяные магнаты—родственники предыдущего президента и покойного короля Ирака Фейсала, убитого в 1958 году военной хунтой. Зато армянские кварталы Багдада не только не пустели, а вопреки обстановке, только, разрастались.

Недалеко от Пятьдесят Второй улицы вырос совершенно новый район, его так и называли «Новый Багдад», а наши специалисты переименовали его в «Армянку». Там располагались самые лучшие в Багдаде авторемонтные мастерские, владельцами и работниками которых были армяне. Все уезжающие жители Ирака думали что это временно, а оказалось на долгие десятилетия. Но для советских специалистов в Ираке ситуация только улучшилась, стали подписываться новые контракты на строительство плотин, каналов, военных заводов по сборке и ремонту техники, а самое главное на поставку вооружения для иракской армии. Естественно, что в разы увеличилось количество советских военных специалистов в Ираке. После прихода к власти Саддама Хусейна, инженер-геодезист Александр Аникин проработал в Багдаде ещё несколько месяцев и осенью устроил бурный сабантуй по поводу своего отъезда. На проводы пришли арабские специалисты не только контракта «Генсхема», но и Минводхоза Ирака. Сам Мистер Аникин после двух порций «дабл виски» (если порция «дабл виски» в США или Канаде это 70-73 граммов виски, то порция «дабл виски» советских специалистов составляла как минимум сто пятьдесят граммов) фонтанировал арабскими поговорками налево и направо. Пришла попрощаться с Аникиным и мадам Имань, которая была необыкновенно хороша в этот день. На ней было элегантное тёмно-серое платье подчеркивавшее её прекрасную фигуру.

Мадам Имань никогда не носила мусульманскую одежду, а только европейские наряды, правда иногда она закутывалась в красивый шёлковый платок от «Гуччи» или «Ив Сен Лорана», что делало её похожей на красивых героинь голливудских фильмов и особенно на Софи Лорен. Но в офисе она его снимала и тогда её пышные вьющиеся волосы ещё больше подчеркивали красоту Имань. Особо надо выделить её необыкновенной красоты глаза чайного цвета, которые лишали дара речи любого мужчину. Мадам Имань одним своим ухоженным видом, одной белозубой улыбкой и чарующим взглядом сразу убеждала собеседника в своей правоте. Весь офис знал, что мадам Имань благоволила к Аникину (откровенно говоря, все арабки Минводхоза Ирака млели перед Сашей), но никто не знал что она живёт с ним. В доме на Пятьдесят Второй улице никого из советских специалистов не осталось кроме меня, инженера геодезиста Семёнова (был всё время в командировках) и Аникина. Вечером Саша шёл якобы спать на крышу, а сам в половине первого ночи спускался в квартиру мадам Имань. Ровно в три тридцать утра он возвращался на крышу и ложился на свой матрас. После бурной ночи с одной из самых красивейших женщин Багдада, Аникина не могли разбудить ни солнце, ни шум улиц, ни гудки автомобилей. Он вместо восьми утра приезжал на работу к десяти, а то и к одиннадцати. Вот его стандартный ответ — «занимался «камералкой» или писал отчёты». Руководство снисходительно относилось к его опозданиям, так как основным местом работы Аникина были объекты для изысканий находящиеся за пределами города, а в Багдадском офисе «ГЕНСХЕМЫ» Аникин и все другие геодезисты, геологи, геофизики, буровики и механики находились только для выполнения отчётов и камеральных работ. Я уже больше года жил один. В московском ГЛАВКе что-то напутали с документами супруги и её приезд ко мне задерживался более чем на полтора года. Получилось так, что в один день встречал супругу и этим же рейсом провожал Сашу Аникина в Москву.

В аэропорту Сашу ожидала мадам Имань, она о чём-то поговорила с Сашей, затем Аникин подошёл ко мне и сказал, что его проводят арабы через VIP Зал. Мистер Аникин в этот день заслужил проводы через Зал для Важных Персон не только своим трудом на благо Ирака в течение трёх с лишним лет, но и своей одеждой. На нём ладно сидел шерстяной английский пиджак бежевого цвета, а тёмно серые брюки и черные туфли фирмы «Barker» только подчеркивали элегантность мистера Аникина, ну а белая рубашка «Hackett» с запонками от той же фирмы и галстук фирмы «Кристиан Диор» придавали ему вид английского лорда. Я сразу понял, что всё это подарила ему мадам Имань, так как мистер Аникин за все годы проведённые в Ираке кроме джинсов и рубашек «Polo” из Гонконга ничего не носил. На праздничные вечера и приёмы он надевал свой единственный тёмно-синий финский блейзер купленный во время отпуска в магазине «Берёзка» на Краснохолмской Набережной или английский кожаный пиджак из государственного магазина «Ороздибек» на улице Ар — Рашид в Багдаде. Мы попрощались и он ушёл в сопровождении грузчика катившего на тележке его огромные баулы. Мадам Имань ждала Аникина внутри ВИП Зала.
Я проводил других советских специалистов улетавших в Союз, затем встретил супругу с дочкой и мы поехали в наш дом на Мансуре, где мне выделили квартиру в день приезда семьи. Я даже не успел прибраться в этой квартире после бардака оставленного предыдущим жильцом, устроившего трёхдневную гулянку перед отъездом на Родину. Специалиста, кстати, главного геолога контракта и его супругу, буквально, вынесли на руках из дома и усадили в машину. Их еле разбудили перед посадкой на самолёт. Они улетели в Москву одним рейсом с Аникиным и говорят, что в самолёте Аникин с геологом дали жару, они пели песни и угощали всех виски из багдадского Duty Free Shop, но потом угомонились и мирно похрапывали до самой Москвы.

На работе Мадам Имань попросила наше руководство чтобы меня назначили её ассистентом для оформления командировочных документов. С приходом к власти Саддама Хусейна усилились бюрократические процедуры по оформлению всех командировочных и других документов. Большую часть всех финансовых отчётов теперь надо было оформлять и заверять в разных департаментах Минводхоза Ирака разбросанных по всему Багдаду. Инженер который занимался этими вопросами перевелся работать в город Киркук, там начал действовать крупный советский контракт по строительству ирригационного канала, а наша «ГЕНСХЕМА», наоборот завершала свою работу. В связи с этим нанимать на работу нового инженера не имело смысла и поэтому иракская сторона попросила наше руководство выделить меня на работу в финансовый департамент. Дом на Мансуре где жили советские специалисты располагался недалеко от посольства СССР, но зато очень далеко от нашего офиса. Прожили мы в этом красивом, зелёном и уютном месте совсем недолго, так как в связи с завершением работ по контракту «ГЕНСХЕМА» многие специалисты уехали и нам пришлось освободить этот небольшой двухэтажный дом, где мы с ребятами тоже часто спали на крыше. Я с семьёй переехал в квартал Каррада —Шаркия. Саша Воробьёв переехал в город Киркук, Лёха Швецов в город Эн—Насирия, а Виктор Кабанов, отработав три года в Ираке уже давно улетел в Москву. После Нового Года некоторых советских специалистов перевели работать в город Киркук на строительство канала, другую часть на новый ирригационный контракт в город Эн-Насирия, а остальные специалисты у которых истекли сроки контрактов вернулись в Москву. Меня перевели работать в консульский отдел посольства СССР в Багдаде. Красавица Имань вместе с дочкой отправилась в США чтобы уже никогда не вернуться на набережную Абу Навас её любимой реки Тигр. Мадам Ясмин, мама Имань взяла на себя бразды правления домом на Пятьдесят Второй улице, а через года два она и вовсе продала его.

Ещё через год мадам Ясмин продала виллу Имань и спустя некоторое время они с мужем эмигрировали в США. В советском консульстве я проработал полгода, затем меня перевели работать в Аппарат Советника по Экономическим Вопросам. Мы с семьей переехали жить в местечко под названием Масбах (плавание, так как недалеко находился бассейн). От дома до нашего офиса Аппарата Советника было пять минут ходьбы пешком. Из Москвы в Багдад зачастили разные делегации, среди которых были представители кинематографа и эстрады. Во время выступлений артистов в посольстве или на летней площадке офиса военных специалистов, яблоку негде было упасть. Всех актёров и вокалистов ждал оглушительный успех. Наш народ «измученный» в Багдаде американскими фильмами по иракскому телевидению и просмотрами порнофильмов по вошедшим в моду, а затем и в быт советского обывателя видеомагнитофонам, истосковался по светлым и чистым отечественным фильмам, по живым концертам на русском языке и общению со знаменитостями кинематографа, актерами московских театров и популярными вокалистами. Вся советская колония искренне радовалась каждому приезду представителей искусства и организовывала им очень тёплые приёмы, поэтому некоторым группам исполнителей продлевали командировки, чтобы они дали концерты для советских людей не только в Багдаде, но и в городах Басра, Мосул, Киркук и Эн—Насирия.

Древний Багдад молодел, хорошел и расширялся на наших глазах, он быстро застраивался новыми жилыми районами, высотными административными зданиями с гипермаркетами, парками и строил дороги под звуки экскаваторов, тракторов и грузовых автомобилей поднимающих пыль столбом в зоне строительства и разнося его по окрестностям. Весной, как всегда, семьи специалистов разъехались по широким просторам Советского Союза, чтобы осенью снова слететься в Багдад. Лето пролетело быстро и в конце августа многие семьи вернулись в Ирак.

22 сентября 1980 года началась Ирако—Иранская война. Все семьи специалистов, а также сами специалисты желающие покинуть Ирак, были эвакуированы теплоходом в Одессу через средиземноморский порт Латакия в Сирии и международный аэропорт города Эль Кувейт. Из почти тридцатитысячного количества советских мужчин работавших в то время в Ираке, добровольно покинули страну только восемьдесят нефтяников из города Басра и ещё несколько человек из других городов. Остальные остались работать в Ираке несмотря на бомбёжки и обстрелы городов артиллерией. Через несколько месяцев прилетел целый самолёт буровиков, мастеров и помбуров из «Башнефти», вместо эвакуировавшихся в первые дни войны восьмидесяти нефтяников из Азербайджана. Причина войны между Ираком и Ираном, это огромные залежи нефти находящиеся на дне устья рек Тигр и Евфрат и образующих реку Шатт—эль —Араб длиной в 195 км и акватории Арабского (Персидского) Залива. Бессмысленная война двух соседних государств длилась восемь лет. Сперва Иракские войска взяли провинцию Хузестан в Иране, где живут, в основном, арабы и поэтому Ирак считает его своей территорией. Затем Иран оккупировал остров ФАО (Ирак) и пытался захватить города Кербала и Басру. Город Кербала является святым городом для шиитов — иранцев (и не только иранцев), так как там похоронены Имам Али, зять и двоюродный брат Пророка Мухаммеда, а также сын Имама Али и внук Пророка Мухаммеда — Имам Хусейн. Южный город Басра, в котором живут мусульмане—шииты, граничит с Ираном и Кувейтом.

Для Ирана, шиитский город Басра Ирака является такой же вожделенной, как для таджиков города Самарканд и Бухара находящиеся в Узбекистане, в которых раньше жили, практически, одни таджики. Было восемь попыток со стороны Ирана взять Басру, но ни одна из них не удалась. Через восемь лет обе воюющие стороны вернулись на свои территории и на этом война закончилась. Стороны примирились. Ирак выиграл в этой войне (от продажи нефти), а Иран проиграл, так как против него ввели санкции. Людские потери с обеих сторон составили от миллиона до полутора миллиона человек. Точных подсчётов никто не вёл и цифры приблизительные. Но Саддам Хусейн не забыл о курдских повстанцах которые помогали Ирану. Во время войны между Ираком и Ираном, курды организовали небольшие партизанские отряды для борьбы с регулярными частями Ирака и успешно противостояли им. Но через некоторое время после окончания войны, отряды Службы Безопасности Ирака уничтожили тысячи и тысячи курдов, сжигая целые деревни вместе с населением. Поэтому, когда США напали на Ирак в марте 2003 года, курды являясь противниками не только Саддама Хусейна, но и всех остальных арабов Ирака, первыми пришли на помощь американским войскам. Сейчас курды установили блок—посты при въезде в Сулейманию и Эрбиль и никого из иракских арабов не впускают в вышеназванные города, естественно, кроме тех кто родился в этих местах, а таких единицы. Кстати, арабы из других государств частые гости в Иракском Курдистане, они прилетают в города Эрбиль или Сулеймания поиграть в казино. А игровые заведения в Курдистане открыли как вы думаете, кто? Конечно же, наши московские армяне. Могу сказать как очевидец, что арабы родившиеся в Курдистане, практически, не знают родного языка, они разговаривают на курдском и турецком языках. Город Киркук где живут туркмены, арабы, ассирийцы, халдеи, курды, армяне и несколько русскоязычных семей, находится под контролем законной власти Ирака. Курды не смогли включить Киркук в свою Автономию, так как никто не был заинтересован в том, чтобы отдать богатый нефтяной район свободолюбивым, но непредсказуемым курдам.

Во время войны с Ираном, сотни тысяч гастарбайтеров из разных стран хлынули на заработки в Ирак. В Багдаде за три года построили тридцать две эстакады и двадцать четыре тоннеля, множество фешенебельных гостиниц и административных зданий, два футбольных стадиона, открыли Национальный театр оперы и балета и несколько Луна—парков. Построили современные автострады соединяющие Ирак с Иорданией, Сирией, Саудовской Аравией и Кувейтом. Семьям погибших на фронте рядовых солдат давали квартиры и японские автомобили, а семьям офицеров—коттеджи и американские автомобили. Отдельно полагалось всем семьям погибших денежное вознаграждение. Но в первые месяцы после начала войны жизнь в Багдаде была очень тяжёлой. Электричество включали всего на несколько часов в день. Бомбежки и артобстрел случались по несколько раз в день. Но через три—четыре месяца бомбёжки с артобстрелами прекратились. А через полгода в страну понавезли переносные электростанции и лампочки Семёна Харитоновича снова начали бесперебойно освещать улицы и дома Багдада. Наше посольство рекомендовало в телефонных разговорах называть Саддама Хусейна —- Семёном Харитоновичем.

Тем временем война продолжалась на границе с Ираном и сражения перешли в разряд окопных. В самом Багдаде уже даже намёка не было, что где-то на границе с Ираном идёт война. Иллюминации становилось всё больше и ярче, а потом и вовсе перестали отключать электричество даже на окраинах города. В городе работали различные международные ярмарки и выставки. Открывались новые брендовые магазины и торговые центры. Семён Харитонович сам ездил за рулём Мерседеса по городу и разговаривал с простым народом за жизнь. Народ во время уличных бесед уверял президента в своей преданности и любви к нему. Увеличились в разы размеры различных пособий полагающиеся гражданам Ирака. Единственным напоминанием о войне был закрытый международный аэропорт Багдада, там шёл ремонт посадочных полос разрушенных Ираном в первые дни войны. Народ прилетал и улетал в Ирак через Иорданию, Сирию и Кувейт. И хотя через полгода после начала войны, Иракские Авиалинии возобновили работу, однако иностранные авиакомпании предпочитали привозить пассажиров в Ирак через аэропорты других стран. А потом автобусами их доставляли в Багдад. Так было безопасней.

Наш четырёхэтажный дом Аппарата Советника по Экономическим вопросам имел уютную крышу для ночного сна жарким летом. Ну а многие жены сотрудников Аппарата использовали крышу дома как место для загара. Стоит ли говорить, что с соседних домов на наших женщин принимающих солнечные ванны по утрам, были направлены окуляры нескольких сот мощных биноклей из соседних домов. Бинокли были советского производства. О популярности среди арабов загорающих советских женщин узнало руководство. Поэтому с женщинами провели беседу председатель профкома Посольства и сотрудник из «неуловимых наших». На второй день, после не очень приятной беседы профкома с женщинами, утренние загары прекратились к большому разочарованию мужчин — арабов, живших в соседних домах. Тем не менее, советские бинокли всегда пользовались и пользуются большим спросом у иракцев.

Иногда, я по привычке брал матрас и поднимался ночевать на крышу. Пусть на жарком, но естественном воздухе было гораздо приятнее спать чем под кондиционером. Супруга моя, после эвакуации из Багдада, что-то не торопилась обратно в этот город. Я и ещё парочка переводчиков холостяковали, поэтому начальство эксплуатировало нас по полной программе. Например в три часа утра я возвращался из столицы Иордании Амман, где встречал несколько десятков советских людей прилетевших рейсом Аэрофлота. От Багдада до Аммана ровно одна тысяча километров, две таможни и два пограничных пункта, несколько блок—постов перед въездами в Амман и на обратном пути в Багдад. Дорога со всеми остановками в одну сторону занимает от семнадцати до двадцати часов. После такой дороги надо было отдохнуть, как минимум, пару дней, но уже на следующий день, ровно в три утра я садился в служебную «Тойоту» и ехал в город Эль-Кувейт, столицу государства Кувейт (750км), встречать какую-нибудь делегацию. Это был очень трудный, но интересный и насыщенный разными приключениями период жизни.

Тем временем на крыше нашего дома произошло небольшое приключение с сотрудницей представительства ГИУ (Главное Инженерное Управление — занималось продажей оружия и военной техники). Бедную девушку наши бдительные дамы застукали ночью на крыше в объятьях какого-то красивого араба. Они узрели чужака пробиравшегося на крышу после полуночи и уподобляясь миссис Марпл из книг Агаты Кристи проследили за ним. На крыше эти кумушки увидели зрелище нарушающее «Облике Морале» советского человека. Советские Миссис Марпл тут же по телефону сообщили дежурному нашего офиса. Ну а потом всё развивалось очень и очень скучно. Было партийно — профсоюзное собрание где склоняли бедную девушку. Домой её не отправили, но через три или четыре месяца она улетела в отпуск и не вернулась. А через полгода после её отъезда я случайно увидел Наташу Белых, так звали девушку застигнутую в объятиях мужчины араба. Это случилось в Аммане, Наталья показала мне знаками, чтобы я не подходил к ней, так как была с каким-то арабом. Модно одетая, стройная Наташа уверенно вошла в ресторан «Ориент», куда и я направлялся с товарищем и его супругой прилетевшими из отпуска. Ресторан «Ориент» был одним из лучших в Аммане, там была очень вкусная и разнообразная кухня, выступали знаменитые арабские певцы обоих полов, а популярные солистки из Египта, Сирии, Марокко и Ливана зажигательно и виртуозно исполняли танец живота (каждая страна имеет свою школу). Вышколенные гарсоны не отходили далеко от столиков угадывая желания клиентов и выполняя просьбы.

Пепельница молниеносно заменялась сразу после выкуренной сигареты. Наташа не была красавицей, но имела хорошую фигуру и глаза тёмно синего цвета. Когда она работала в Багдаде, мужчины из нашего офиса пытались охмурить её, но ни у кого из них не получилось сойтись поближе с ней. Обладая шармом и харизмой, Наташа была дружна со всеми, но и только. Я даже не успел «многозначительно» переглянуться с ней в этом ресторане так же, как Штирлиц с супругой переглядывались в ресторанчике «Элефанте» под гениальную музыку Таривердиева. Честно говоря, во время нашего обеда, я вообще не узрел Наташу, так как метрдотель усадил нас в другой половине зала для некурящих. Во время приёма тающего во рту ливанского шашлыка под «Мартини», а также множества видов закуски и салатов, для посетителей ресторана ненавязчиво звучала фортепианная музыка в исполнении популярного Ричарда Клайдермана. Тот факт, что Наталья принадлежала к Доблестному Ордену Рыцарей имеющих Холодную Голову и Горячее Сердце (про Чистые Руки промолчу), было ясно ещё год тому назад. Ведь на закрытом собрании профкома, когда обсуждали поведение Натальи, не присутствовал ни один человек представляющий серый дом на Лубянке. Помню, что представительница Женсовета возмущалась поведением Натальи забыв о том, что сама изменяла мужу с соседом по дому, инженером «Сельхозпромэкспорта», когда её супруг, представитель «Техноэкспорта», уезжал в командировку в город Мосул (со своими было можно, но только негласно). Однако на собрании эта похотливая оторва превратилась в пуританку и рьяную поборницу нравственности, прямо как отшельница Жанна Кармелитка, основавшая Орден Монахинь Кармелиток в Тулузе.

Наталью Белых я больше не видел никогда. А вот мадам Имань, перед отъездом в США со слезами вспоминавшую Аникина, я снова увидел через много лет в Аммане. Ещё будучи в Багдаде, она попросила меня дать его адрес и номер телефона. Адрес Аникина я узнал в тот же день и передал ей, а вот городской телефон в его новой квартире ещё не был установлен. С Аникиным нам пришлось поработать ещё несколько лет в Сирии, но уже в разных городах. Откровенно говоря, это был уже не тот Аникин. Он всё ещё был весельчаком, пофигистом, знатоком разговорного арабского языка, но уже невооружённым глазом была заметна его тяга к выпивке. И хотя ему было всего около тридцати пяти лет, однако пропала у Саши зажигательная искорка в глазах, так привлекавшая арабских женщин Багдада.
Тем не менее, в городе Алеппо где он работал, все сирийские красавицы из офисов «Промбурвод» и «Алепповодхоз» были его поклонницами. Но статус и положение этих красивых арабок, конечно же, не шёл ни в какое сравнение с красивой, благородной, королевских кровей Имань из рода Фейсалов, ставшей настоящей Шахерезадой для сермяжного московского инженера—геодезиста Александра Аникина. Наша третья встреча с Аникиным произошла снова в Сирии. Советская власть дышала на ладан. Из Москвы пришёл приказ отменить выдачу характеристик отъезжающим советским специалистам. Этот приказ вверг в шок всех партийных бездельников находящихся в Сирии, а их там было немало. Они ведь пугали специалистов на разных собраниях, что при плохом поведении за границей, им вслед в Москву отправят отрицательные характеристики. Но даже несмотря на отмену должностей парторгов—профоргов, все эти трутни никуда уезжать не собирались. Используя связи, они перевелись на должности инженеров проектировщиков, геодезистов, буровиков и т.д., хотя ни черта не смыслили в вышеназванных специальностях. При встрече в Алеппо, куда я приехал в командировку из Дамаска, я даже не сразу узнал Аникина. Его, когда — то, светлые вьющиеся волосы покорившие не только мадам Имань, но и арабок Багдада, Мосула, Басры и Сулеймании, куда он часто ездил в командировки как-то пожухли и поседели, на лице появился небольшой шрам, результат пьяной драки с какими-то военными на ВДНХ, поэтому он отпустил бороду и стал похож на полярника. А ведь Саше не было даже сорока лет.

Через несколько месяцев перед его отъездом в Москву, мы вдвоём посидели в ресторане гостиницы «Шам» в центре Дамаска. После первой порции английской «Борзой» я спросил про мадам Имань, Аникин ничего не ответил. Он просто медленно отвернулся от меня и долго сидел так, время от времени прикладывая к глазам салфетку. Придя в себя, Аникин, голосом от которого у меня заныло сердце от жалости к нему заговорил —»Помнишь, как мы дурачились на крыше перед сном в Багдаде, как выпивали и радовались всему в этой жизни, как вы с Сашей Воробьёвым слушали музыку, вы ведь не знали откуда, а она доносилась из квартиры Имань и мы с ней танцевали под неё». Потом Аникин посидел, выпил немного и добавил, что про его большую и единственную любовь всей его сумбурной жизни не знал никто, кроме его друзей Саши Воробьёва, Лёхи Швецова и Вити Кабанова. От себя добавлю, что все эти ребята учились вместе с Сашей Аникиным в топографическом политехникуме, по окончании которого их всех распределили в московский институт «Союзгипроводхоз». После техникума ребята работали и учились в МИГАиК на заочном факультете. Помотались в экспедициях по Советскому Союзу, были одновременно командированы в Ирак. После Ирака снова начались командировки по Союзу. Но в Сирии, они уже работали в разных городах и в разное время.

Вернувшись из Алеппо, Аникин переехал жить в однокомнатную квартиру покойной матери в Медведково. Жена и две дочери обитали в трёхкомнатной кооперативной квартире у метро «Алексеевская». Официально они с супругой вроде не разводились, но уже давно жили отдельно. После возвращения из Сирии Аникин серьёзно заболел, толком не лечился и прожил совсем недолго. Онкология. Дочери приносили ему вместе с продуктами немного водки, чтобы облегчить страшные боли которые он испытывал. Аникин слишком запустил болезнь, врачи уженичего не могли сделать. Правда, каждый день приезжала «Скорая» и знакомый эскулап за небольшую плату делал обезболивающий укол, но иногда по ночам действие укола проходило и Саша от боли начинал лезть на стенку. В этот момент водка немного успокаивала боль. В один из своих последних дней он пожелал дочерям любви и счастья. Часто приходила жена, приносила медицинский спирт и обезболивающие таблетки. Аникин не исповедывался и ни у кого не просил прощения, да и не за что ему было просить, ведь он никому не был должен, никого не обижал в этой жизни, а в том, что он остыл к законной супруге и упустил свою любовь, он винил только себя. А ведь была у него возможность уехать к Имань, уж, как она звала его в письмах, которые приходили на почту до востребования и которые он сам переводил с английского на русский язык с помощью словаря. Но какая-то несвойственная ему заторможенность и привязанность к дочерям удержала его. Наверное он боялся крутых перемен в жизни. А ведь в тех девяностых годах можно было уехать хоть к черту на кулички.

Визы выдавались мгновенно в любом консульстве, коих всегда было множество в Москве. Умер Аникин во сне. На похоронах Саши присутствовали его близкие друзья Воробьёв Саша, Леха Швецов, Виктор Кабанов, а также многие сотрудники института «Союзгипроводхоз» во главе с генеральным директором. Аникина любили в институте, ведь он часто помогал коллегам попавшим в затруднительное материальное положение, заступался перед руководством за ребят, если тех хотели лишить премии. Он никогда и никого преднамеренно не обижал, а если иногда шутил неудачно, то сразу извинялся. После возвращения из загранкомандировок Аникин заваливал чертежниц, девчат из секретариата и машбюро сувенирами и подарками. А девчата, после загулов, всегда отпаивали его чаем с конфетами или кофе, угощали тортом или домашней выпечкой. Аникин был известным сладкоежкой не только в «Союзгипроводхозе», но и во всём Минводхозе Ирака, где арабки с умилением угощали его кофе и эклерами из французской кондитерской, что находился рядом с офисом. Как говорил Алексей Швецов, уже одним своим появлением в офисах Багдада Аникин радовал арабов, он всегда приносил незримую теплоту и, с улыбкой и шутками, решал все вопросы касающиеся материального и технического обеспечения группы изыскателей командируемых в пустынную иракскую провинцию. Если вовремя не решить эти вопросы, потом приходилось дополнительно возвращаться в Багдад и терять несколько дней для обеспечения всеми видами техники, а также рабочими из числа местных арабов.

Мадам Имань, с которой мы встречались сперва в Аммане, а потом и в Эль Кувейте говорила очень теплые и полные любви к Аникину слова. Она также часто повторяла, что работала со многими иностранцами как у себя в Ираке, так и в Америке, но Всевышний наделил только русских(читай советских) людей такими качествами как благоприязнь к арабам, бескорыстность в дружбе, готовность прийти на помощь, проявление смекалки во время работы и добропорядочные отношения со всеми другими иностранными специалистами. Сама Имань уже была замужем за американцем, родители которого были выходцами из Ирака. Муж, родившийся в США, совсем не знал арабского языка. Имань пыталась его научить, но Сэм (по арабски Усама) не проявлял усердия. Да и дочь Арифа учившаяся в американской школе Багдада, после переезда в Вашингтон, полностью переключилась на английский язык. Сэм работал в системе Госдепартамента США, а Имань в сфере интеллектуальных технологий. Раз в несколько лет Имань летала в Кувейт к родственникам, которые эмигрировали туда после прихода к власти Саддама Хусейна.

Мы с Алексеем Швецовым время от времени встречаемся и вспоминаем наши вечера и ночи проведённые на крышах Багдада, ребят с которыми ездили в командировки по Ираку, арабов с которыми работали, гордимся, что по проектам нашего контракта были построены каналы, дамбы, элеваторы, гидроэлектростанции и т.д.. К сожалению, наш общий друг Виктор Кабанов тоже ушёл из жизни совсем молодым, сразу вслед за Сашей Аникиным. Сердце. Александр Васильевич Воробьёв, один из лучших топографов России работает в частной компании и живёт в Ближнем Подмосковье. В свободное время его не оторвать от дачи, которую он построил своими руками. У него единственная страсть, это возиться на даче. Он там днюет и ночует, что-то строит, потом переделывает, потом доделывает, потом ремонтирует и т.д.. И в этом весь кайф для него. У Алексея Швецова имеется своя компания по инженерно— изыскательским работам, он её создал вместе с сыновьями ещё в девяностых годах. Мы конечно же вспоминаем багдадскую аристократку Имань и её трогательную, искреннюю и беззаветную любовь к русскому геодезисту Александру Аникину из института «Союзгипроводхоз». Отдельной истории заслуживает драматическая любовь другой арабки по имени Захра к инженер—геофизику Матвею Николаеву. Эта история тоже случилась в Багдаде.

Сама Захра родилась в Лондоне где её отец, гражданин Ирака и Великобритании работал врачом. И хотя Захра была поданной Её Величества, однако приехала поработать в Ирак, куда вернулись её родители. Отца Захры пригласил работать главным врачом в новый госпиталь бывший президент Ирака Ахмад Хасан Аль Бакр. Сама Захра не имела гражданства Ирака, да и не хотела его получать, но у неё был постоянный вид на жительство. Захра заведовала лабораторией «ГЕНСХЕМЫ». А однажды был случай, когда Захра подралась с женой Матвея на дне его рождения. Представьте себе виллу на берегу реки Тигр, теплый октябрьский вечер, аккуратную английскую лужайку, апельсиновые деревья со спелыми плодами, высокие финиковые пальмы и столы накрытые русскими салатами, селёдкой, красной икрой, арабским шашлыком и острыми закусками, жаренной рыбой из Тигра, французскими эклерами и тортом, багдадской пахлавой и турецкой выпечкой. Гости, после первых рюмок, уже перешли грань между стеснительностью и желанием пригласить красивых дам на танец. Музыка звучала самая разнообразная. Захра, покончившая с большой порцией джина с тоником, слегка опьянела и потеряла бдительность. Она пригласила Матвея на танец. Во время танца под музыку из фильма «Эммануэль», эта красивая и чувственная арабка открыто прижималась к Матвею. Через некоторое время после окончания танца, когда гости замерли в следующем «медляке» под саксофон Фаусто Папетти, супруга Матвея пригласила Захру на кухню и начала выговаривать ей на повышенных тонах, да ещё вперемежку с матом, о её неподобающем поведении. Захра ничего не понимая по русски, но видя угрозу со стороны противницы, просто взяла и надела на её голову эмалированную чашу с оливье. Благоверная Матвея растеряно смотрела на Захру, а та попросила прощения на английском языке и ушла. Благо, что все гости были свои—изыскатели. Никто ничего не узнал (руководство и партком), а дамы вскоре помирились, это случилось через несколько дней, после отъезда Матвея в командировку. Захра пришла извиниться и женщины распили «Чинзано» под иракские персики, виноград, апельсины и русскую гречку с котлетами. Было неясно только одно, как они понимали друг друга, но с тех пор Матвей жил как у Бога за пазухой.

Жена Матвея была уверена, что у Захры вспыхнула страсть к её мужу из-за выпивки. Наивная, она просто не знала, что Захра время от времени ездила в командировки в те же места, куда и Матвей. Она останавливалась в гостинице, а Матвей привозил ей опытные образцы грунтовых проб. А что они делали в гостинице в течение нескольких часов, персоналу было неинтересно. Захра, через год после окончания работ на «Генсхеме» вернулась в Англию. А вскоре и её родители тоже уехали в Лондон. Родители Захры и Имань, а также многие другие видные семьи Багдада боялись режима Семёна Харитоновича, то есть Саддама Хусейна, поэтому они старались уехать из страны. Инфантильный и слегка трусливый Матвей Николаев даже не пытался ответить на письма Захры, которые она передавала через отъезжающих из Багдада. Говорят, что в конце восьмидесятых годов прошлого столетия Захра приезжала в Москву и пыталась найти Матвея в институте «Союзгипроводхоз», но он там уже не работал. На начало 2019 года следы геофизика, а теперь уже и профессора Матвея Николаева, обнаружились в одной из лабораторий МГУ. О Захре, кроме её визита в СССР больше ничего не известно.

Институт «Союзгипроводхоз» Минводхоза СССР, выполнявший колоссальный и самое главное, высочайшего качества объём инженерно — изыскательских и проектных работ во всех странах Ближнего Востока, а также в Азии, Африке и Центральной Америке, славился не только своими отменными специалистами, но и не менее известными Дон Жуанами, оставившими яркие и тёплые воспоминания в сердцах местных красавиц. А несколько специалистов этого института всё таки остались жить в тех странах, где они встретили свою любовь. Это случилось в Перу. Истории обоих ребят аналогичны. Оба одновременно влюбились в знойных латиноамериканок, оба честно и открыто заявили о своей любви. Оба специалиста хотели остаться в Перу. Их обоих вызвали в посольство, где им важные Советники (один по Безопасности, второй попартийной линии, кстати, это была номенклатура ЦК КПСС) обещали, что после официального развода с жёнами в СССР их обязательно выпустят к любимым подругам. Специалисты послушно вернулись в Москву. Однако, после долгого и мучительного развода с жёнами, этих ребят, естественно, никто и нигде не слушал, и ни в какую Латинскую Америку их не собирались выпускать. Тогда за дело взялись настойчивые перуанки, они дошли до Генерального Секретаря ООН Мистера Хавьера Перес де Куэльяр, который был родом из Перу. Он принял девушек — соотечественниц, выслушал их, проникся их историями любви и обещал помочь. Не откладывая дело в долгий ящик, Мистер Хавьер Перес де Куэльяр попросил самого Леонида Ильича Брежнева выпустить двух советских специалистов к их перуанским жёнам. Леонид Ильич, как человек неравнодушный к прекрасному полу, тут же дал команду выпустить из СССР этих ребят к их Дульсинеям.

На всё про всё, у горячих жительниц Центральной Америки ушло более двух лет. Благо, что за это время обе русско—перуанские пары не разлюбили друг друга. Благодаря неимоверным усилиям этих отважных и влюблённых в русских мужчин перуанок, сермяжные московские бедолаги с большим трудом, но всё таки уехали в Перу. Кстати на свадьбе одного их них присутствовал сам Генеральный Секретарь ООН— Хавьер Перес де Куэльяр. В трудные для России девяностые годы, именно эти, женатые на перуанках ребята находили и составляли контракты по изысканиям для своего родного «Союзгипроводхоза» в Перу, Колумбии, Эквадоре, Бразилии, Венесуэле и других странах. Пусть небольшие по суммам, но эти контракты помогли институту продержаться на плаву ещё несколько лет. Фамилии ребят не называю, так как они, слава Богу, живы— здоровы и занимаются изысканиями по всей Южной Америке. Жаль, что известный во многих странах институт «Союзгипроводхоз» после развала СССР переименованный в «Совинтервод», из-за недальновидной политики руководства института утратил все свои связи на Ближнем Востоке. А после ухода из организации высококлассных специалистов, роспуска филиалов института и распродажей имеющихся активов, подозрительной туманностью Андромеды с акциями сотрудников института, начавшимся кумовством внутри руководства, а самое главное войной в Сирии, где находились основные объекты, легендарный «Союзгипроводхоз» превратился в заурядную контору. На сегодняшний день «Союзгипроводхоз», переименованный в «Совинтервод» занимает всего пару этажей из бывшего, своего восемнадцатиэтажного здания. А ведь Советская власть все эти здания и земли предоставила «Союзгипроводхозу» безвозмездно, как и всем другим организациям растранжиривших всё на свете. Аналогично поступили и с бывшим Минводхозом, без которого немыслимо сельское хозяйство вообще. И как поёт Юрий Шевчук про Исаакиевский Собор, — «А нету тётя такого музея». Также нет мелиорации, ирригации и дренажной системы в современной России, хотя сам музей существует в стенах бывшего МГМИ, переименованного в Московский Государственный Университет Природообустройства.

P.S. А вот в многострадальной Иракской Республике, несмотря на вторжение США и происки ИГИЛ, успешно функционирует Министерство Ирригации и Водного Хозяйства.