Востоковедение, религиоведение и другие тонкости Разное

Интервью с Аширбеком Муминовым

Аширбек Курбанович Муминов, заведующий кафедрой религиоведения Евразийского Национального университета им. Л.Н. Гумилева, доктор исторических наук и один из выдающихся исламоведов всего региона, недавно отпраздновал свой юбилей и выход очередной книги “Научное наследие ханафитских ученых Центральной Азии и Казахстана”. В интервью CAAN он рассказывает о том, что представляют собой и как развиваются такие науки, как востоковедение и религиоведение.

Расскажите, пожалуйста, о своей научной карьере, о ленинградской школе востоковедения, чем она отличается, и отличалась от других научных школ? Какие моменты вам запомнились о ваших профессорах?
Мое знакомство с ленинградской школой началось в 1987 году. С 1982 г. я изучал восточные рукописи в Ташкентском институте востоковедения. В Ленинграде я стал заниматься почти тем же. Однако были поразительные различия: 1) Библиотека в Ташкенте не была каталогизирована, существующая литература по направлениям была фрагментарной. В Ленинграде же в ней по разным направлениям востоковедения работали порядка 20 специалистов со знанием языков. Через каждые 15 дней обновлялся стенд новых поступлений: мы тратили по 2-3 часа только на ознакомление с новой литературой со всего мира. 2) В моем родном институте существовали как бы два крыла: а) «современники», занимавшиеся проблемами «коммунистического движения», женским, молодежным движением … в странах Зарубежного Востока; б) «рукописники». Причем, «современники» считались «тяжеловесами» и занимали нижние этажи здания, считавшиеся «прохладными». Тут в Ленинграде работали одни представители «классического востоковедения». «Современники» находились в московском отделении ИВ.

В «арабском кабинете» работал Алексей Сергеевич Боголюбов, который любил нам рассказывать о жизни великих востоковедов, которые тут создавали свои труды. Так мы приходили в «неприсутственные» дни и знакомились с легендами востоковедения. Тут находись ящички с картотеками, составленными несколькими поколениями исследователей. Например, была картотека с именами сподвижников пророка Мухаммада, где все данные написаны по-арабски и согласованными буквами русского и латинского языков. До сих пор я удивляюсь, что даже арабские богословы неправильно произносят их имена, полагаясь на свою начитанность!

В институте стажировалась большая группа стажеров и аспирантов из «союзных и автономных республик», живших в доме аспирантов. Часто из их уст мы узнавали легенды об известных востоковедах и методах их работы. В арабском кабинете каждый из наших учителей имел свой творческий путь, и на их примере мы уже знали, что и как надо делать для достижения хороших результатов. Конечно, методам работы с первоисточниками мы учились у наших наставников. Нас нацеливали на тяжелый и результативный труд. Каждый наш шаг при подготовке выступления на заседании арабского кабинета, конференции, написании тезисов, доклада, а затем и статьи были ступенями роста, получения опыта, появления веры в себя. Обсуждение доклада молодого ученого, его статьи, диссертации, автореферата было делом чести для старших товарищей. Они читали наши труды от начала до конца, делали нам по 70-100 письменных замечаний, которые учитывались нами до мелочей. Такого заинтересованного, строгого и вместе с тем доброжелательного обсуждения работ молодых я больше не видел нигде. Каждое их замечание, каждое пожелание помню до сих пор.

В каком состоянии изучение ислама находятся в данный момент в нашем регионе и в мире? Где бы вы отметили сильные школы или кафедры?
Много сильных исследовательских центров и кафедр по подготовке специалистов-исламоведов в нашем регионе и мире. Однако каждый из них имеет свои сильные и слабые стороны. О них можно рассуждать по их публикациям. Происходит как бы сближение уровней разных школ, в первую очередь, по причине развития современных систем распространения и получения информации.  В нашем регионе одним мешает конфессиональный (апологетический) подход к решению проблем исламоведения, с одной стороны,  другим – прикладной характер требований, предъявляемых к исламоведческим исследованиям. «Классикам» не помешало бы знание проблем ислама в новое и новейшее время. Уверен, что успеха добьются те, кто, имея хорошую подготовку и основательные знания, будет заниматься новыми источниками.

В последние годы вы особенное внимание уделяете исламу в степной части Казахстана и даже на одной из конференций говорили об акмолинской мусульманской культуре? Расскажите подробнее, пожалуйста?
Мои исследования показывают, что радикальное деление Центральной Азии на «степную», кочевую часть и «оседлые регионы», по крайней мере, по части изучения мусульманских рукописей и документов мешает общей работе. Считаю, оно является сохранением влияния «имперского» дискурса на развитие событий в данном регионе. Для открытия новых источников такое деление не имеет значения. Например, в последнее время обнаруживаются новые, причем, информативные источники в Казахстане и соседних с ним регионах. Они свидетельствуют о существовании своеобразной среды мусульманских улемов в разных частях Казахстана. По одной Акмолинской области один словарь Садуакаса Гилмани дает 39 первоклассных улемов, большинство которых нигде прежде не упоминались. Мы надеемся на более глубокое изучение письменного наследия Садуакаса Гилмани и его предшественников, современников. По соседним с Акмолинской областью регионам также ведутся исследования. Надеюсь, они создадут новое представление, картину о мусульманской культуре в Северном Казахстане.

Какие “белые пятна” в истории и мусульманской культуре Казахстана и Центральной Азии еще не изучены и чему следует уделять внимание?
По Казахстану ясно, что два важных периода – исламская культура в эпоху Золотой Орды и Казахского ханства изучена очень слабо. Предстоит большая работа в этой области. Нужно подготовить специалистов со знанием языков, как восточных, так и западных языков. К тому же слабо обстоят дела с преподаванием базовых дисциплин и теорий в области гуманитарных и социальных наук, обязательных, стол нужных для подготовки религиоведов и исламоведов.

Какие ваши научные планы на ближайшие годы? Что интересного, какие источники вы обнаружили за последние годы?
Я разработал и издал два монографических исследования по истории ханафитских ученых в Центральной Азии, Казахстане и их научном наследии в 2015 году и в конце 2018 года. Намереваюсь продолжить эти исследования. Принципиально новыми источниками считаю открытые нами рукописные биографические словари, исторические сочинения и эпиграфические памятники, относящиеся ко второму имперскому периоду в истории ислама в Казахстане (1868-1917 гг.). Они дали возможность полностью пересмотреть периодизацию истории ислама в Казахстане и предложить новые перспективы в изучении исламской цивилизации в нашей стране.

ОтТУда.