Альберт Аталиев — самый харизматичный 80-летний юбиляр Ташкентцы

Гуарик Багдасарова

С героем моего очерка меня вначале заочно познакомил автор книги «Альберт Аталиев. Хирург от бога, философ по жизни», которая была в стадии завершения, Владимир Сафаров, известный в Ташкенте писатель и джазмен. Он же настоял на моей встрече с необыкновенным человеком, чтобы пополнить главу «Армянские мотивы» в уже готовой для печати биографической книге. С заведующим кафедрой Ташкентского Медицинского института, членом Ассоциации хирургов им. Пирогова и хирургического общества Узбекистана, доктором медицинских наук, профессором Альбертом Ервандовичем Аталиевым мы с Владимиром Сафаровым встретились в его кабинете первой городской больницы в обычный будний день – 30 ноября 2017 года. До 80-летия (13 декабря 2017 г.) оставалось каких-то неполных две недели, но дух предстоящего праздника уже витал над убелённой головой юбиляра, отражался солнечным зайчиком в его живых голубых глазах, сквозил в совершенно детской обезоруживающей радушной улыбке.

С первого взгляда трудно было признать в весёлом балагуре Алике, как по-братски, на правах почти сверстника, обращался к нему Владимир Сафаров, — обладателя нагрудного знака «Отличник здравоохранения», ордена «Буюк хизматлари учун», академика Российской академии медико-технических наук, награждённого орденом «Золотая Корона» Европейской академии естественных наук. Ещё труднее за раскованным поведением весельчака, вулканически извергающего остроты, прибаутки, крылатые фразеологизмы вперемешку с цитатами из русской классической литературы, было увидеть члена Ассоциации хирургов им. Пирогова и хирургического общества Узбекистана, профессора, автора более 330 публикаций, трёх монографий, одного учебника, имеющего 12 патентов, 19 методологических рекомендаций и пособий и подготовившего двух докторов и 14 кандидатов медицинских наук.

Альберт Ервандович, — рассказывали его коллеги в книге Вл. Сафарова, — учил их не только хирургии. Он учил жалеть и понимать людей, внимательно и пристрастно рассматривать окружающую жизнь и относиться к ней философски, то есть мудро и просто, когда каждый день и любое дело — это праздник для души. Студенты ходили за ним хвостом и старательно записывали его шуточки, словечки, хлёсткие и меткие определения. Они учились у него редчайшему таланту — превращать все, чем занимаешься: оперируешь, пьешь растворимый кофе из расписного электрического самовара, паришься в бане, ведешь машину, читаешь лекции — любое занятие превращать в захватывающее, интересное, важное и элегантное событие. Среди его студентов ходит нравоучительное высказывание педагога: «Я до сих пор могу сказать помощнику, который слишком тщательно моется на слишком срочную операцию: «Это не баня».

Альберт Аталиев, профессор-хирург, разглядывает традиционный мединститутский плакат: «Если больному после разговора с врачом не стало легче, это не врач» — и говорит:

— Если больному после разговора с врачом стало легче, это — не больной.

Он мог во время лекции просто мимоходом шутливо заметить: «У каждого человека каждую секунду погибает 300 миллионов эритроцитов, а у меня всего 250, потому что я профессор», — студенты мгновенно реагировали на шутки педагога и дружно смеялись на его «приколы».

О профессиональном призвании Альберта Ервандовича Аталиева красноречиво говорят развешанные на стенах кабинета похвальные дипломы в аккуратных рамках. Их дополняют чёрно-белые и цветные фотографии, зафиксировавшие важнейшие моменты его стремительной карьеры; портрет великого хирурга и педагога, поборника общего гуманитарного образования, Николая Николаевича Пирогова. На одной из фотографий на стене запечатлён Альберт Аталиев со своим учителем — Садыком Алиевичем Масумовым во время операции. Альберт Ервандович своего учителя вспоминает с большим почтением:

— Он помог мне стать тем, кто я есть сейчас. Хирургия – дело рукодельное. Ее по книжкам не выучишь. Тут из рук в руки передается. Поэтому учителей принято помнить и чтить, как нигде, — и тотчас вспоминает забавную историю, происшедшую в старейшей Жуковской больнице, когда-то именуемой медсанчастью Главташкентстроя. В далёкие студенческие времена до создания централизованной канализации и водопровода рядом с хирургическими корпусами существовали выгребные ямы, которые часто засорялись. И тогда студентам вручалась лопата, и они отправлялись устранять засор.

Альберт Ервандович рассказывает:

— Вылезаю по уши в говне, а на крыльце стоит профессор Масумов, качает головой и говорит: «А мама надеялась, что сын врачом станет».

«Садык Алиевич, мы в этом мире просто работники», — мгновенно прореагировал на это замечание остроумный студент.

Профессор вспомнил, как комиссия под его руководством принимала вступительные экзамены в Мединститут. Альберт Ервандович обратился к 36 абитуриентам с предложением, что все могут заглядывать в конспекты, пользоваться шпаргалками, подсказывать друг другу и пользоваться мобильными телефонами, но приняты будут всего лишь шесть человек. В итоге никто никому не дал списать: все сидели тихо как миленькие, готовые честно сражаться до конца за своё место под солнцем. Среди них был его любимый ученик Валижон Муратов из Джизака, который в 2004 году поступил, в 2007 году окончил факультет хирургии Ташкентского мединститута и уже 10 лет самостоятельно делает операции в первой городской больнице. Он неоднократно заходил за консультацией к профессору, так что я смогла его сфотографировать в ходе нашей беседы с Аталиевым.

Свой успех у женщин Альберт Аталиев, отец троих взрослых состоявшихся детей от двух браков, объясняет очень просто. Первая жена Стася рано умерла от онкологического заболевания, оставив двоих детей на воспитание мужу. Вторая жена Светлана подарила ему второго сына Дмитрия. Альберт Ервандович подводит меня к книжному шкафу с застеклёнными дверцами и, открыв одну из них, указывает на свой фотопортрет в молодом возрасте: «Красавец — слов нет! — с вдохновенным лицом и целеустремлённым характером». «Но при этом, — добавляет наш собеседник на полном серьёзе, — я самый преданный мужчина». Дочь Виктория Баратова, сыновья Георгий и Дмитрий, старшая сестра Аргина, его давний друг Юрий Куликов, дочь другого школьного друга Юрия Гамбурга — Лариса Гамбург в книге Владимира Сафарова вспоминают Альберта Аталиева не только как преданного мужа, но и как любящего внимательного отца и просто человека и доктора, который сам ищет страждущих людей, чтобы помочь им.

Мы пришли побеседовать на часок с мировым светилой хирургии, которого знают не только в нашей республике, но далеко за её пределами. С 1971-1975 гг. Альберт Ервандович находился в загранкомандировке в Алжире, где в сложных условиях работал ведущим хирургом, руководителем группы советских врачей и президентом Общества врачей департамента, старшим ассистентом кафедры хирургии медицинского факультета Алжирского университета, где читал лекции на французском языке. Его приглашали работать в Америку, где он неоднократно бывал. Но после длительных командировок Альберт всегда спешил домой, потому что, по его словам, именно здесь на своей родине в Узбекистане он чувствует себя, как нигде, востребованным. География поездок и путешествий выдающегося хирурга по всему миру была обширна: от Нью-Йорка до Норильска, от Парижа до Байкала, от Африки до Бухары. И за редким исключением — всегда с семьей. Его сын Георгий умудрился появиться на свет в г. Батна в Алжире. Но только здесь в Ташкенте у себя дома Альберт Ервандович испытывал полное удовлетворение: удивительное сочетание энергетики и доброты, широкая эрудиция, чувство юмора снискали ему заслуженное уважение коллег, студентов, учеников и благодарность сотен тысяч больных. Мы встретились с Альбертом Аталиевым после лекции, которую профессор давал своим студентам здесь же в конференц-зале хирургического отделения больницы. Альберт Ервандович радушно принял нас в своём белоснежном халате и одновременно продолжал давать консультации своим младшим коллегам. Они заходили в кабинет с рентгеновскими снимками, по разным вопросам, и тотчас получали подробные разъяснительные ответы на них. Напряжённый рабочий ритм не помешал занятому хирургу дать блиц-интервью, в котором он поделился с нами своим неутолённым стремлением к познанию и творчеству, философскими размышлениями о жизни, литературе и искусстве, всегда помогавшим ему в его служении людям.

— Кого Вы больше всех любите из поэзии XX-XXI веков?

— Бориса Пастернака, раннего Евтушенко, Александра Файнберга. Мы жили рядом с Файнбергами возле старого здания консерватории, дружили и часто говорили с Александром о поэзии Евтушенко, Рождественского, Вознесенского. Однажды Инна Глебовна пригласила меня в гости. Я зашёл к ним с хорошими виски. Саша приготовил отменный плов. Мы пили, закусывали, беседовали и любовались Пушкинской улицей и заснеженными чимганскими горами на горизонте с высоты его балкона на восьмом этаже в писательском доме. Он подарил мне первую книгу «Велотреки» и несколько последующих сборников с автографом. Я со скорбью в сердце провожал его в последний путь…

У французов-классиков два великих поэта: Пьер Ронсар и Виктор Гюго, которых я тоже очень люблю.

— Как Вам помогало в разных житейских ситуациях увлечение театром, философией, искусством?

— В седьмом классе я сыграл Фамусова в «Горе от Ума» Александра Грибоедова. В восьмом классе учительница русского языка меня пригласила на роль Арбенина в спектакле «Маскарад» по драме Михаила Лермонтова. Я гордо стоял посреди сцены в актовом зале и артистично декламировал: «Бывало так, меня чужие жёны ждали. Теперь я жду жены своей…». Этот дар перевоплощения мне пригодился в моей будущей лекторской работе.

Преклоняюсь перед архиепископом Лукой, ставшей жертвой репрессий и проведший в ссылке в общей сложности 11 лет, реабилитированный в апреле 2000 года. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) — профессор, врач, лечивший обычных людей, многие из которых живы и сейчас; профессор, читавший лекции обычным студентам, ныне практикующим врачам. Политзаключенный, прошедший ссылки, тюрьмы и пытки и… ставший лауреатом Сталинской премии. Хирург, спасший от слепоты сотни людей и сам потерявший зрение в конце жизни. Гениальный врач и талантливый проповедник, порой метавшийся между этими двумя призваниями. Христианин огромной силы воли, честности и безбоязненной веры, но не избежавший серьезных ошибок на своем пути. Реальный человек. Пастырь. Ученый. Святой…

Альберт Аталиев показал на своём рабочем столе раскрытую книгу о выдающемся хирурге Войно-Ясенецком, ювелирно делавшем в Ташкенте сложнейшие операции под пристальным взглядом иконописных образов. Он взял в руки драгоценный фолиант священника–хирурга Георгия Шевченко под названием: «Приветствует вас святитель Лука, врач возлюбленный» (СПб: «Наука», 2007) и полушутя сказал: «Я себя называю Луковедом». В 2013 году мы в Успенском кафедральном соборе в Ташкенте, с благословения митрополита Ташкентской и Узбекистанской епархии Викентия, провели научный семинар, посвящённый 90-летию со дня хиротонии в епископы св. Луки. Я там делал научный доклад.

— Из философов уважаю Зигмунда Фрейда.

Профессор нас провёл в смежную комнату, где он позволял себе выпить чашку кофе или чаю в перерыве от работы, и показал свою скромную камерную картинную галерею. Среди копий работ экспрессионистов Мунка («Крик») и итальянского художника конца XIX-XX вв. Амедео Модильяни, акварельных рисунков с видами Армении и Центральной Азии был очень любопытный сюрреалистический графический портрет Зигмунда Фрейда неизвестного автора в стиле Сальвадора Дали.

— Вы бывали в Армении?

— В Армении я был один раз всего четыре дня в 1981 году ещё до Спитакского землетрясения. Мы для коренных жителей не армяне — «спюрки», утратившие национальные корни, язык, прежде всего. Мы говорим: «Барев, «екала-какала» — ничего другого не помним. Но я по-армянски иногда шучу: меня этому моя бабка Екатерина Калустовна по материнской линии научила.

Когда я возвращался из московской командировки в Ташкент, моя хитрая бабка на армянском языке меня спрашивала издалека: «Был в Москве? Хорошо там? Много ли кофе в Москве?» Я для себя её слова переводил так: «Привёз ли ты из Москвы, внучек, кофе для меня?»

Воспитание и начальное гуманитарное образование в детстве мне дал мой дядька Алексей Васильевич: откуда я знал, кто такой Наполеон и Кутузов? В десять лет я практически наизусть знал всего Александра Вертинского и позднее Булата Окуджаву — от него! У нас был патефон с виниловыми дисками наших кумиров. Я первый раз услышал живьём А. Вертинского в переполненном концертном зале им. Свердлова в 1948 и последний раз в 1956 годах в Ташкенте. Потом, когда у меня родилась дочка Вика, я пел ей колыбельные песни из репертуара Вертинского и Окуджавы.

Ещё долго, как два закадычных друга, беседовали о спорте, о футбольной команде «Пахтакор» и о джазе, об общих знакомых-джазменах Владимир Ашотович и Альберт Ервандович, перебирая и отбирая фотографии из семейного архива Аталиевых для будущей книги. Наконец, Владимир Сафаров прервал задушевную беседу, вежливо сказал, что мы с ним больше не можем задерживать профессора, которого ждут важные дела. Я подарила на память юбиляру мою книгу стихов «Левитация» (Т., 2016) с поздравительной надписью. На прощанье Альберт Ервандович поблагодарил нас за внимание к нему, сопроводив наш уход шуткой на посошок:

— Но вы поняли, что я хороший человек?

— Сразу же, с первой минуты, как вы по-мужски крепко обняли меня при нашем знакомстве!..

Источник