Н. П. Остроумов о работе в Туркестане История Разное Ташкентцы

Юрий Флыгин:

В своих дневниковых записях Николай Петрович Остроумов упоминает о своих многочисленных контактах с представителями мусульманской интеллигенции, «которые, — как он писал, — при моем посредстве знакомились с русской школой и преподаваемыми в ней науками. Особенно ученые туземцы (таковыми Остроумов называет лиц, окончивших медресе и работавших мударрисами, казиями, то есть преподавателями и исламскими судьями) интересовались физическими опытами.

Появившиеся тогда фонографы, воспроизведение при них слова азана, напетого на валик моим знакомым муллой, до крайности поразило туземцев, слушавших эти звуки, происхождение которых они не могли объяснить себе и искали спрятавшегося под столом азанчи (азанчи — лицо, напевающее с минарета мечети призыв к молитве, азан — слова этого призыва — Н.О.). За 18 лет моей службы в гимназии туземцы непосредственно при посещениях своих этого учебного заведения и из «Туземной газеты» (Остроумов был ее редактором — Ю.Ф.) узнали много нового для себя, что несомненно способствовало развитию их умственного кругозора…

Во время ежегодных выездов Гл. инспектора училищ Туркестанского края я исправлял его обязанности, соединенные с этой должностью и тогда входил в непосредственные сношения с учебными заведениями всего края и с туземными школами и расширял таким образом круг своих знаний по туркестановедению. Вместе с тем по назначению генерал-губернаторов и по приглашению областных начальников я неоднократно участвовал в специальных комиссиях, в которых обсуждались религиозные, школьные, а иногда и административные вопросы Туркестана, иногда я давал личные отзывы местному начальству по местным (мусульманским) вопросам.

Не всегда мои мнения и отзывы разделялись лицами администрации, в том числе и некоторыми генерал-губернаторами, но я всегда высказывался прямо и откровенно, без лицеприятия, за что одни считали меня сартофилом, а другие сартофобом. Более всего мои взгляды не нравились младотатарам, которые стремились установить турецкое направление в школьном образовании сартов, чему я искренне противодействовал, не скрывал своих взглядов и в «Туземной газете»…

На основании сказанного выше, я позволяю себе думать, что в продолжении 40-летней своей жизни и службы в Ташкенте (эта часть дневника писалась в 1917 году, за 13 лет до смерти Остроумова — Ю.Ф.), я принес некоторую пользу Туркестанскому краю и всегда готов сознаться в своих ошибках, ибо — «orrare humanum est», или по другой, русской поговорке, — «не ошибается только тот, кто ничего не делает».

Далекий от самовосхваления, я искренне сознаю и откровенно заявляю, что служба в Ташкенте была для меня трудной жизненной школой, в которой я знакомился не только с исламоведением, но и с людьми…»