К 100-летию газеты «Правда Востока». ТЕПЕРЬ ОБРАЩАЮСЬ ПО ИМЕНИ… Часть 4 История Ташкентцы
Случилось так, что в 1953 году был приглашен на работу в «Правду Востока» Константин Волков. С газетой этой у него была старинная дружба. Еще 18-летним, после окончания отделения журналистики на рабфаке, он был направлен в Турткуль, тогдашнюю столицу Каракалпакии, собственным корреспондентом «Правды Востока». Потом получил высшее журналистское образование, занял пост главного редактора бухарской областной газеты. «Правда Востока» имела собственных корреспондентов в каждой области, была связана и с областными редакциями. Так вот бухарская областная газета была на самом хорошем счету, а личные материалы ее главного редактора ценились особо. Но чего-то недосмотрел главный и был с работы снят. «Правда Востока» быстренько заполучила его в штат. На должность заведующего отделом промышленности. Говорили о нем разное. В том числе и о том, что в семье нет порядка, живут с женой практически врозь, хотя имеют двух общих детей.
Но мне-то что было до этих разговоров: к тому времени имелся у меня официальный жених – лучший студент ташкентского политеха, единственный в институте сталинский стипендиат, подающий большие надежды математик. И свадьба была назначена на следующую весну. А пока он, окончив институт с красным дипломом, честно отбыл по назначению на два года на ферганский гидролизный завод. С головой погрузился в новое дело, а заодно обустраивал новенькую двухкомнатную квартиру. Впереди маячила московская аспирантура.
Но прошло всего несколько месяцев со времени моего знакомства с «заезжим бухарцем» – и все в моей жизни смешалось, перевернулось, закрутилось в какой-то сумасшедшей круговерти. Зависла несданная сессия на филфаке, в долгий ящик отправились материалы для сборника очерков. Сорвался готовящийся рейд по сельским учреждениям культуры… Ну, а по заявлению законной супруги Константина в партийную организацию «дали ход» персональному делу. Судьба наша была предрешена: его исключили из партии, сняли с работы (уже в должности собственного корреспондента всесоюзной газеты по Узбекистану).
В редакции отношение к этому сумасшедшему роману было неоднозначное. Одни удивлялись нашей отваге (романы-то были у многих, но не на виду, без ущерба для репутации, а мы вот – «уперлись рогами», как неодобрительно отозвался мой зав). Другие – большинство – яростно осуждали ситуацию. А нам уже было все равно: какие ждут кары, где дальше придется жить, чем заниматься – лишь бы вместе.
Татьяна Сергеевна мой выбор не одобряла. С Владимиром, женихом моим, она была знакома (он нередко заходил в редакцию), планы наши матримониальные считала правильными. Тем более я благодарна ей за поддержку в то трудное время.
Уже было вывешено объявление о ближайшем комсомольском собрании, в повестке дня которого значился вопрос о моральном облике члена ВЛКСМ Р. Бабкиной. И как только я пришла в тот день на работу, меня поманила за собой Татьяна Сергеевна. Везде в кабинетах были люди, и мы уединились под широкой редакционной лестницей, где уже ожидала нас Эмилия Александровна. «Ну что теперь делать! – вздохнула она. – Мой совет такой: сожмите кулачки и не вступайте ни в какие объяснения. Главное – не настроить всех против себя». – «Да, это важно. Как в рот воды наберите – и все», – вступила Татьяна Сергеевна. И тут подоспела парторг редакции Раиса Ивановна Помрих, которая к ситуации с моим скандальным романом относилась крайне негативно. «Ага, – зловеще произнесла она. – Вот они где… Совет в Филях… Кулачки сожми… Ротик закрой… Вот слушай, что я тебе скажу: не хочешь вылететь из своего комсомола, сиди, молчи. Не зли собрание. Насчет раскаяния что-нибудь можешь пролепетать. И – все. А то жизнь-то тебе как раз здорово подпортят…»
Два часа шло собрание. На учете у нас, помимо малочисленных «своих», состояло и несколько комсомольцев из редакции «КизилУзбекистон». Парни эти ведать ничего не ведали, удивленно крутили головами, но сидели тихо. Высидела и я покорно и терпеливо. Промямлила что-то. Записали строгий выговор с занесением. Ни на кого зла не держу: время такое было. И благодарна, что об увольнении меня из редакции никто и не заикнулся, даже дали десять дней на подготовку дипломной работы (правда, два месяца полагалось).
Да, очень тяжелый был год: Костю направили работать в редакцию газеты «Советская Каракалпакия», где были остро нужны кадры, даже с подпорченной репутацией. Звонил каждый вечер. Тосковали мы страшно. А тут еще отчуждение близких людей, тяжкие объяснения с семьей бывшего жениха. Немыслимая нагрузка с работой и учебой. Многие ужасались моему решению как можно скорее ехать в Нукус, «в этакую глушь», советовали пересидеть трудное время в Ташкенте. А у меня уже стояли собранными два чемодана.Летом 1955 года, через несколько дней после защиты диплома, улетела в Нукус. Работать стала в той же редакции, что и Костя, в отделе культуры. В нукусском загсе мы зарегистрировали свой брак. Жили на съемной квартире. Развлекались, как все: один новый кинофильм в две недели. И как здесь пригодился опыт «Правды Востока», отдела информации, с его оперативностью, умением перестраиваться по обстановке. А писать приходилось на самые разные темы: журналистов в штате остро не хватало. Было среди сотрудников немало интересных людей, собирались по выходным, ездили на чудесное Соленое озеро, к старинным крепостям, овеянным легендами, устраивали вечеринки. Публикаций из этого древнего, сурового и романтического края ждали и центральные издания: полноводным морем был Арал, могучей рекой Аму-Дарья. Вела раскопки в песках Хорезмская археологическая экспедиция… Но вот открытия знаменитого «Музея в пустыне» не дождались: Игорь Савицкий как раз и работал тогда в этой экспедиции, копил материалы для будущих экспозиций.
Через три года Костю, которого в партии на следующий год по приезде нукусский горком восстановил (даже с сохранением партийного стажа), друзья позвали работать в самаркандскую областную газету. Ему поручили его любимый промышленный отдел, я же все годы просидела в секретариате, занималась литературной правкой идущих в газету материалов. Но и сама писала много. Надо ли говорить, что такое Самарканд с его выдающимися памятниками древнего зодчества, с его живописными предгорьями, чудесной рекой Зарафшан! Ну, а со многими самаркандцами дружба продолжалась (и продолжается) через всю жизнь.
Как-то зимой в Самарканд приехала в командировку Татьяна Сергеевна. В гостиницах стоял лютый холод, и мы пригласили ее остановиться у нас. Утром все вместе вышли из дома. Костя тащил на руках нашу тепло укутанную полуторагодовалую дочь в ясли. Аленка выдавала какие-то новые словечки, и он умилялся вслух. «Да конечно ваша умнее всех. Родят на старости лет – потом носятся, как с писаной торбой», – отозвалась Татьяна Сергеевна. Посмеялись: какая там «старость лет», жили мы, несмотря на неуют съемных квартир, большую загруженность редакционными делами, молодо и радостно. Но! Присутствовала истина в ее словах: только на пятый год супружества решились мы обзавестись ребенком, как раз к своему 40-летию получил долгожданную дочь «молодой папаша». Да и мне было уже двадцать восемь. Слава Богу, вырастили, дождались и внучкиного диплома. А вот правнучку увидеть Константину Петровичу уже не довелось…
В Ташкент вернулись через семь лет. Пошла в «Правду Востока». Встретили холодно. Из моих любимых людей никого уже там не было. На работу не позвали, хотя у Кости уже вышли сборник рассказов, первая повесть. Следом выходили новые книги.
Его пригласили на работу в издательство имени ГафураГуляма, потом в Союз писателей, в члены которого он уже был принят.
Мне довелось поработать в разных редакциях, в издательстве. Восемь лет возглавляла журнал «Узбекистон хаво йуллари», который и создавать пришлось с самого первого номера.
В жизни Татьяны Сергеевны за годы нашей вынужденной «эмиграции» произошли большие изменения: с газетной работой она покончила навсегда, перешла в издательство «Фан», редактировала научные труды по биологии. Это давало ей и больше времени для личного творчества. С Владимиром Ивановичем Кутузовым они расстались, жила одна, на новой квартире. Он был женат на другой женщине. Обо всем этом она рассказала во время нашей первой встречи: по старой памяти пообедали в кафе, а потом пошли «покурить» на скамеечку к театру Навои. Показывала фотографии повзрослевших детей, очаровательных внучек Зиночки и Анечки – Сережиных дочек, Володиного Вани, которого видела редко – семья старшего сына давно обосновалась в Москве.
Следующие наши встречи были нечастыми, случайными. Но не забыла она позвонить мне, когда провожали в последний путь Владимира Гавриловича Михайлова. Потом шли к воротам по тенистой аллее Домбрабадского кладбища, вспоминали редакцию, посиделки в узеньком кабинете нашего литсекретаря, его рассказы, его привычки, его словечки…
Некоторое время Татьяна Сергеевна трудилась в издательстве Министерства сельского хозяйства Узбекистана. Там же работала редактором моя давняя подруга Лиля Полетаева, – вот через нее и обменивались приветами, через нее узнавала кое-что о жизни Есениной. Лиля рассказывала, что в их коллективе очень любили и ценили дочь великого поэта, конечно, как и везде, расспрашивали о подробностях ее детства, о родителях. Татьяна Сергеевна и здесь делилась с коллегами воспоминаниями, какими-то драгоценными подробностями, ведомыми только ей. Еще говорили, что она страдает от обострившейся гипертонии, часто берет редактуру на дом.
…От Лили я узнала о кончине Татьяны Сергеевны. Случилось это 5 мая 1992 года. С ней дома находился младший сын Сережа. Вызванная им «неотложка» примчалась вовремя, сделали все возможное, но спасти ее уже не смогли. В шкафу лежало письмо: слова любви и напутствия, некоторые распоряжения и просьбы. Главной была такая: положить в гроб прядь Машиных волос…
Прощание с дочерью великого поэта, так много сделавшей для увековечения его памяти, оставившей яркий след в литературном творчестве, в сердцах людей, проходило в Есенинском музее. Множество пришедших отдать последний поклон этой замечательной женщине. Море цветов. Проникновенные, горькие и светлые слова. С портрета, который хранится в музейной экспозиции, она улыбалась всем своей милой застенчивой улыбкой.
Отпевали Татьяну Сергеевну Есенину в храме Пресвятого Александра Невского на Боткинском кладбище. Гроб был установлен на широкой скамье, покрытой тяжелой темно-лиловой парчой. Теплились огоньки свечей в руках прощавшихся. Курился дым ладана из паникадила священника, служившего заупокойную службу. Вдруг Владимир Иванович, ее бывший муж, стал сползать по стене. К нему бросились сын Владимир, приехавший из Москвы, жена, рядом стоявшие мужчины. Вынесли на воздух, привели в чувство. Уговаривали уехать домой, но он отказался, проводил свою первую любовь до места упокоения.
Долго в ее оградке был только скромный холмик с табличкой. Потом установили памятник, посадили березку. И так уж удивительно совпало, что рядом с Татьяной Сергеевной покоятся многие из тех, с кем она трудилась в «Правде Востока», – и Степан Семенович Черник, и Иосиф Сигалов, и Абрам Шкловер, и Константин Волков… И я теперь, приходя к маме и мужу, обязательно приношу ей цветущую ветку. И обращаюсь по имени – Танечка. Дорогая моя. И незабвенная.
Римма ВОЛКОВА.
Комментариев пока нет, вы можете стать первым комментатором.
Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.
Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.