К 100-летию газеты «Правда Востока». ТЕПЕРЬ ОБРАЩАЮСЬ ПО ИМЕНИ… История Ташкентцы

Да, тяжелеть стали мои букеты. Пока дойдешь до своих, несколько раз остановишься, чтобы положить цветы на скорбные плиты. Первой – Татьяне Сергеевне Есениной, ее оградка – совсем рядом от входных ворот. Подошла и замерла: сверкает черный мрамор памятника, в вазе – букет белых роз, рядом – оранжевые гладиолусы, несколько крупных ромашек. И смотритель подошел. Рассказывает: «Сегодня три девушки приходили. Вот все помыли, цветы положили. Потом стихи читали. Яблоки кушали, вино пили». Господи, вспомнила: да ведь сегодня 3 октября, день рождения Сергея Есенина! Умницы какие эти девчонки, пришли почитать его стихи к дочери! Вот как достойно помянули любимого поэта! Кладу и свою ветку голубых астр рядом с ромашками, не могу сдержать благодарных слез. Еще произношу про себя: «Как красиво у вас, Танечка!»…

Нет, при жизни Танечкой никогда не называла, не решалась, хотя мужчин – ее ровесников – всех на ты и по именам. Ее – только по имени и отчеству. И другие из молодежи – тоже не решались: словно существовала какая-то невидимая черта, которую нельзя было переступить.
А познакомились мы в редакции газеты «Правда Востока». Пару лет после первого курса университета я побегала по заданиям редакции в качестве нештатного корреспондента и вдруг получила предложение идти работать литсотрудником в отдел информации. В штат! С зарплатой! Мой дядюшка-писатель, который когда-то, в свое время, эту уважаемую газету редактировал, ответил на мои сомнения: «Бегом беги соглашаться, пока там не передумали!» – «А университет? – Ведь еще два года учиться…» – «Никуда твой университет не денется», – подвел итог беседы Михаил Иванович Шевердин, и я побежала писать заявление о зачислении в штат моей уже горячо любимой редакции.

Конечно, трудно было совмещать учебу с работой, проучилась лишние два года, но и госэкзамены сдала на «отлично», и дипломную работу защитила, как отметила авторитетная экзаменационная комиссия, «с блеском». Вот такие в ту пору, в середине пятидесятых, были к выпускникам требования: и три госэкзамена, и защита диплома.

Газетчиком, наверное, надо родиться, чтобы с радостью нестись за информацией в 50 строк, диктовать среди ночи материал «в номер», вычитывать все четыре полосы во время дежурств. И, уж пройдя все это, начинать пробовать свои силы в «серьезных жанрах».
Я знала, конечно, что в «Правде Востока» работает дочь Сергея Есенина, стихи которого чуть не с пятого класса «обожала», заучивала наизусть. Разыскивала повсюду – записывала на слух от знающих людей, переписывала к себе в тетрадку из чужих альбомов (была такая мода в ту пору у девочек – иметь альбом, куда подруги писали всякую ересь: клятвы в любви, «секретики», разные умные цитаты, ну, и попадались в них настоящие стихи).

Но вот личное наше знакомство сТатьяной Сергеевной Есениной произошло только теперь, когда я стала работать в штате редакции. Познакомил Георгий Димов. Зашли в отдел советского строительства. За одним из письменных столов сидела молодая женщина. Голубоглазая, белокожая, с пепельно-русыми волосами. И я вновь поразилась такому яркому, такому очевидному сходству Татьяны Сергеевны с ее великим отцом. Димов представил ей меня: «Вот наш новый кадр – Рэма Бабкина». Перебросились какими-то словами к случаю, потом она закурила «беломорину» из пачки, лежащей на столе, спросила: «Имя у вас необычное, откуда такое?». Пришлось, в который раз, объяснять: в паспорте-то у меня имя нормальное: Римма. Но отец назвал Рэмирой – модно было в ту пору давать такие имена дочерям. Расшифровывается: Революция, Электрификация, Мир. «Неслабо, – отозвалась Татьяна Сергеевна. – А можно – Рэмочка?»…

Уходя, и я задала шутливый вопрос: «Почему ваш отдел называется – советского строительства? А что, бывает еще и антисоветское?». На что Татьяна Сергеевна громко рассмеялась: «Да мы пишем про всякие там горсоветы, райсоветы, ну, и верховный тоже. Такое у нас строительство…»
Мнение об этом отделе у меня сложилось самое негативное: в горячую летнюю пору, когда многие сотрудники были в отпусках, мне поручили как-то написать отчет о сессии городского совета. Вооружили кучей выступлений участников сессии, какие-то документы велели изучить, и – чтобы к концу дня отчет был готов.

Заведовал этим отделом Лазарь Захарович Сливкин. На мои стоны, что из этих однообразных речей нельзя извлечь ничего путного, он заметил: «Это трудности роста. Вот напишете еще несколько материалов по моим заданиям, поставлю вопрос, чтобы вас перевели из информации ко мне в отдел, нам нужен еще один сотрудник».

Знал бы этот добрейший и интеллигентнейший человек, как я испугалась! Ой, только не это, не хочу расти в этом направлении! Ни вглубь, ни вширь! Но несколько материалов все-таки сделать пришлось, а во время отпуска Лазаря Захаровича и посидеть в отделе целый месяц. Обрабатывала заказанные им статьи, отвечала на поступающие письма читателей. Нет, не повезло мне на этой стезе: все казалось скучным, казенным. Между тем, Татьяна Сергеевна работой в этом отделе была загружена по горло. Шли сюда по самым разным вопросам: несправедливо уволенные, не получившие обещанного жилья, не дождавшиеся ордера на лечение, недовольные размером назначенной пенсии. Шли за защитой «к советской власти». И Татьяна Сергеевна «врубалась» во многие жалобы и проблемы. Ездила в командировки, готовила яркие материалы: критические статьи, интервью, комментарии к поступившим письмам, фельетоны. Этот ее опыт сослужил хорошую службу, когда она писала свою первую повесть.

А мне тем же летом пришлось отбывать «трудовую повинность» даже в отделе партийной жизни, опять же на время отпуска заведующего, – обзванивала авторов, готовила их материалы в печать, молотила по клавишам персональной пишущей машинки Абрама Яковлевича Шкловера, отвечая на многочисленные читательские письма. Правда, по вариантам ответов, не таким уж разнообразным, он меня успел натаскать до своего отъезда. Позже поняла: мне, новичку, завы этих серьезных отделов ничего стоящего не оставили – так, разгрести «текучку».
Возник какой-то вопрос, и я спросила Татьяну Сергеевну – не работала ли она в партотделе. Та усмехнулась: «А мне не положено, не имею чести состоять в партии». И добавила: «Бог миловал…».

Группа ташкентских журналистов (1970-е годы)

В ту пору, в середине 50-х годов, в «Правде Востока» работали многие по-настоящему талантливые журналисты. «Проблемные» статьи, очерки, фельетоны, написанные Георгием Димовым, Ефимом Таубеншлагом, Константином Волковым, Камилом Файзулиным, всегда находили широкий отклик у читателей. Яркие материалы готовили сотрудники отдела литературы и искусства Валерий Артищев и Георгий Меликянц, их горячо обсуждали, нередко разворачивались шумные дискуссии. Камил и Валерий еще в пору работы в «Правде Востока» выпустили свои первые повести. Татьяна Сергеевна тоже входила в эту «обойму», ее «коньком» были фельетоны. Остроумные, в отличие от мужских – не жесткие, не очень обидные. Несколько даже по-женски кокетливые. Но стать героем фельетона боялись больше всего: меры по ним принимались очень суровые. Даже если были эти фельетоны «по-женски кокетливыми».

Когда много лет спустя я читала повесть Татьяны Сергеевны «Женя – чудо ХХ века», вспоминала ее остроумные газетные фельетоны, пронизанные иронией, мягким юмором. Вот в ту пору и закладывался ее собственный оригинальный стиль прозаика.
Говорят, природа отдыхает на детях великих людей. А вот не всегда. Татьяна Сергеевна оставила читателям собственное литературное наследие: и повести – упомянутого уже «Женю…», «Лампу лунного света», и мемуары – о Сергее Есенине, Зинаиде Райх, Всеволоде Мейерхольде…
Я же преданно любила свой отдел информации с его калейдоскопом событий, за которыми надо поспевать, ежедневными новыми открытиями в самых разных сферах, с его оперативностью. Еще нравилось готовить «фотоокна» для воскресных номеров: две-три страницы текста и несколько снимков, которые делал наш талантливый фотокор Саша Палехов.

Со всеми коллегами Татьяна Сергеевна была ровна и доброжелательна. Но некоторых выделяла особенно. Георгия Димова – в первую очередь. Это был друг из друзей. В страшную пору, когда, после пережитых ею в Москве трагедий – ареста Мейерхольда, ее отчима, убийства матери, – совсем молодая Татьяна Есенина с мужем и маленьким сыном оказалась в эвакуации в Ташкенте, такой же молодой Гоша Димов способствовал приему ее на работу в «Правду Востока». Помогал с получением и обустройством жилья, с какими-то талонами на питание, на топливо, на лекарства, без которых в ту пору было бы просто не выжить. И даже когда уже ушла из редакции, Татьяна Сергеевна всегда чувствовала его поддержку, его плечо. Димов и место для ее последнего приюта выбивал… Когда открывали памятник, он не мог сдержать слез. Давно уж и его самого нет в живых: под конец жизни уехал в Москву к дочерям, там и похоронен…

На есенинском вечере в ОДО. В первом ряду с цветами сидит Т.С. Есенина. Стоит первый слева Георгий Димов.

Еще дружила Татьяна Сергеевна с Эмилией Александровной Торочешниковой, красивой, спокойной женщиной, работавшей с ней в том же отделе советского строительства. С заведующей отделом писем Клавдией Яковлевной Кузнецовой – статной, яркой, всегда красиво одетой, с безукоризненной прической.

В числе близких Татьяне Сергеевне людей была и Раиса Ивановна Помрих – парторг редакции в пору моего там пребывания. Полная противоположность Есениной: властная, прямая, нетерпимая к несправедливости.
Очень симпатизировалаТатьяна Сергеевна Яше Нудельману. Фронтовик, кавалер многих боевых наград, чуткий и справедливый человек. Да он и всем нам был симпатичен, недаром его называли «совестью редакции».

Уже и не вспомню, кого еще назвать. Но вот Владимир Гаврилович Михайлов, точно, занимал в кругу друзей Татьяны Сергеевны особое место. Человек уже очень немолодой, он работал литературным секретарем, умело правил идущие в номер материалы. Татьяна Сергеевна часто заходила в его узкий, как карандаш, кабинетик, они подолгу беседовали.

Почему отводилось ему особое место, узнала только через много лет. В середине 90-х годов по моему сценарию снимался документальный фильм о пребывании Сергея Есенина в 1921 году в нашей столице. Так вот, поэт не раз приходил в дом родителей Владимира Гавриловича, в ту пору 19-летнего юноши. Сейчас в ташкентском Музее Сергея Есенина есть комната, которая представляет типичный интерьер жилья местной русской интеллигенции в начале ХХ века. Подарена музею эта обстановка семьей Михайловых: один из стульев там – тот самый, на котором сиживал поэт, стакан с подстаканником – из которого он пил чай, зеркало, в которое смотрелся, настенные часы, по которым сверял время… Владимир Михайлович прекрасно помнил каждый миг пребывания Сергея Есенина в их доме: как читал поэт свои стихи, как вели вечерние беседы…
Было, было им с Татьяной Сергеевной о чем поговорить.

Музей Есенина занял в жизни Татьяны Сергеевны очень важное место. Она дружила с его тогдашним директором Вадимом Николюком, до конца своих дней поддерживала теплые отношения с научным сотрудником Альбиной Витольдовной Маркевич. Следила за поступлениями новых материалов, сама подарила музею бесценные есенинские автографы, фотографии, книги, семейные реликвии. Даже чемодан поэта, с которым он был в своей последней поездке в Ленинград, экспонируется сейчас в музее. А Альбине Витольдовне, которая сегодня возглавляет Клуб-музей «Мангалочий дворик Анны Ахматовой»», до сих пор пишут родныеТатьяны Сергеевны.

Великий русский поэт в ту пору все еще пребывал в опале, произведений его не издавали, ничего не писали о его творчестве в официальной печати. И вот так уж счастливо случилось, что я первая принесла в редакцию «Правды Востока» только что изданный наконец в Москве однотомник его стихов.
Было это летом 1953 года. Приблизительно раз в месяц мне полагалось посещать республиканский книготорг, чтобы оповещать читателей о новинках книжного рынка. В тот день сразу почувствовала какой-то особый ажиотаж, царивший в стенах этого учреждения. И тут же узнала невероятную новость: в Ташкент поступил сборник стихов Сергея Есенина. И один экземпляр я могу приобрести. Меня буквально зашатало от счастья, когда взяла в руки эту книжечку в твердой серой обложке с изображением березок. Выйдя на улицу, тотчас же прислонилась к какой-то затворенной двери и открыла сборник. Как по-другому смотрелись и воспринимались давно знакомые стихи! И как буквально бросало в жар, когда натыкалась на слово, строку, искаженную в тех списывавшихся друг у друга «альбомных» вариантах.

Поспешила в редакцию. Прошла в кабинет Татьяны Сергеевны. Там находилось несколько сотрудников. «Вот, смотрите», – только успела сказать я, и сборник выхватили чьи-то руки. Вот он у Татьяны Сергеевны. Я увидела, как побледнело ее лицо, мелко задрожали пальцы… Тут же меня поманил за дверь Димов. «Ты знаешь, надо эту книжку подарить Тане», – тихо сказал он. «Да ты что, Гоша… Я так мечтала о ней! – перебила я. – Нет, я просто не могу!». Георгий посмотрел на меня с явным сожалением и ответил: «А ты подумай, как мечтала она…». И словно пелена спала с глаз… Благодарна ему до сих пор. Вернулась в кабинет, забрала у кого-то сборник и протянула его Татьяне Сергеевне: «Это вам! Первый! Примите, пожалуйста». Конечно, книжечку эту драгоценную книготорг распространял по заявкам, ну и редакциям досталось…

В ту же пору я стала пробовать силы в жанре очерка. Но не для родной газеты они готовились. Меня пригласила сотрудничать в женском журнале «Узбекистон хотин-кизлари» (позже переименованном в «Саодат»), его главный редактор – прекрасная поэтесса Зульфия. Она давала мне первые уроки журналистского мастерства в этом жанре, с ее напутствием очерки шли на страницы журнала. И о ком только не довелось тогда писать: ученые, актрисы, политики, командиры производства… Машинист паровоза, зенитчица минувшей войны, невеста солдата…Водитель хлопкоуборочной машины, манекенщица, библиотекарь…(Об этом своем сотрудничестве в женском журнале, о замечательных мастер-классах Зульфии, о ее судьбе я рассказала в очерке «Несколько запоздалых слов любви», его можно прочитать на сайте «Новости Узбекистана»:
https://nuz.uz/moi-uzbekistancy/5198-neskolko-zapozdalyh-slov-lyubvi.html
https://nuz.uz/moi-uzbekistancy/5207-neskolko-zapozdalyh-slov-lyubvi-chast-2.html

И первой, кому я с замиранием сердца решалась показать некоторые из своих опусов, была Татьяна Сергеевна. Иногда она сразу начинала читать принесенные страницы, другой раз откладывала на вечер. Замечания были дельными, точными. Как-то сказала: «А вы увереннее будьте, все у вас получается. И еще: не обмирайте так над каждой строкой, это всего лишь текст, его можно, да и нужно, дорабатывать, совершенствовать». Да уж, «обмирать» я умела: висела над плечом литературного секретаря, хватала его за руку, как только он заносил перо над строкой моего текста. Доходило до смешного: «Ну, ладно, – говорил Абрам Борисович, – не будем трогать. Вот у вас идет: «завоевали кубок в уБорной борьбе». Оставим так?..». – «Нет, не может быть!» – вопила я. А все присутствующие хохотали, через минуту – и я вместе с ними. Сейчас вспоминаю с великой благодарностью, как все они были терпеливы, снисходительны, доброжелательны. Да они просто меня любили, ведь я одна была среди них двадцатилетней. Это через год, через два приехали по назначению с Урала, из Москвы, Ленинграда сразу несколько талантливых выпускников факультетов журналистики: Саша Егоров, Леня Топорков, Женя Сорокин, немного позже– Валерий Зюганов. И газета стала интереснее, ярче, «соревновательнее». Жаль только, что все они, кто раньше, кто позже, в столицу нашей родины и отбыли, стали работать в различных органах печати. Но «Правду Востока» поминали добром, ценили полученный в Узбекистане опыт.

А с Татьяной Сергеевной в те далекие пятидесятые, к моему великому счастью, мы постепенно сближались. В одном отделе нам поработать не довелось, но судьба милостиво подарила счастье близкого общения с ней уже на первом году моей работы в редакции.

«Барабанщик», «свежий глаз» – назывался литсотрудник, которого прикрепляли к дежурному редактору. Полосы завтрашнего номера газеты они вычитывали параллельно, потом сверяли, разбирали сделанные поправки. Так готовили начинающих журналистов к этой ответственной миссии. И вот настал день, вернее – ночь, когда «барабанить» выпало мне. В дежурство Татьяны Сергеевны.

Давно уже в издательствах введен строгий график поступления газетных полос на вычитку (да и продвижения всех материалов в периодических изданиях). В ту же пору интервал между полосами мог составлять несколько часов, так как в типографии у линотипистов скапливалось на правку сразу по многу полос от разных редакций. Бывало, домой дежурные редакторы уходили уже под утро.

Вот в эти долгие интервалы можно было поработать над готовящимися к сдаче материалами, «погонять чаи», ну и наговориться всласть.
Конечно, мне очень хотелось о многом расспросить мою замечательную напарницу. Изо всех сил я старалась сдерживаться. И все-таки Татьяна Сергеевна пообещала к следующему дежурству принести кое-что из семейного архива. И принесла. Фотографию своей красавицы-матери Зинаиды Райх в главной роли в спектакле «Дама с камелиями» (спектакль шел на сцене театра Всеволода Мейерхольда, ее второго мужа), детские фотографии – свои и младшего брата Кости, замечательный их снимок вместе со знаменитым отчимом… И еще была фотография маленькой нежной девочки с большими темными глазами. Маша… Нет, об этом позже…