Интересные воспоминания о А. Кудашевой и её коне История

Из ЖЖ ljwanderer.

Как-то, играя за общественными амбарами на площадке у леска Лазаретника в мячик, мы увидели, что по дороге от поселка Крутоярского ехал всадник на белом коне. Прекратив игру, гурьбой, кто вперед, мы бросились навстречу всаднику. Первым делом мы особое внимание обратили на коня, уж очень он всем нам понравился, конь был красив, белой масти, сияющий в солнечных лучах. Остановив коня, всадник спросил у нас, как проехать к ветеринарному врачу — Александру Петровичу Шехтеру. Среди нас оказались два сына А.П. Шехтера — Николай и Павел и, естественно, всей гурьбой мы провожали всадника до дома Шехтера.
Всадник не являлся знакомым человеком Шехтера, видимо, он по пути следования на предыдущих остановках выяснял, где и у кого бы он смог остановиться. По приезде всадник отрекомендовался Александрой Герасимовной Колпаковской.

Из «Искры» за 1911 год.

Мы, конечно, были удивлены, что всадник оказался женщиной. Одета она была в широкие шаровары, в длинную черкеску, подпоясанную наборным ремнем при кинжале и пистолете, в черную папаху с длинным ворсом. Пока она знакомилась с семейством, умывалась и приводила в порядок себя и своего коня, подошел довольно порядочный по объему ее багаж, и станица уже знала и говорила о ее приезде. Особо был встревожен и удивлен приездом “какой-то Колпаковской” проживавший по соседству с Шехтером восьмидесяти четырехлетний генерал-майор в отставке Иван Яковлевич Нирбут. Приодевшись, он пошел к Шехтеру для встречи с ней (он, будучи хорошо знаком с Шехтером, почему-то бывал у них редко). Придя к Шехтеру, он застал всех в столовой, извинился за свой визит, здороваясь с ней и представляясь ей, заявил, что он очень хотел бы знать настоящее имя, отчество и фамилию уважаемой Александры Герасимовны, ибо он, будучи женат на родной сестре Александры Герасимовны Колпаковской, — дочери бывшего губернатора Оренбургской губернии генерала Колпаковского, хорошо знал, что Александра Герасимовна умерла, и он лично присутствовал на ее похоронах.

Спутница, поставленная им в очень неудобное положение, встала и перед всеми извинившись, сказала, что она имела в виду и дальше следовать “инкогнито”, но, оказавшись случайно разоблаченной, достала документ личности и прочла, что она в действительности является Александрой Герасимовной Кудашевой, женой или дочерью, теперь не помню, князя Кудашева.

Конечной целью ее поездки была эвакуация в Омск, а дальше — в Китай. Прожив у Шехтера несколько дней и ознакомившись со станицей, княгиня Кудашева решила на некоторое время задержаться в станице Пресногорьковской и стала подыскивать для себя и коня соответствующее помещение. Таким помещением оказалась наша летняя кухня, где она и обосновалась вместе с конем — чистокровным арабом Лориком.

Конь понимал ее с одного слова. Спал он тут же, на матраце, набитом соломой. Кормушки для сена и овса были тут же. Ел он против наших лошадей сравнительно мало. Всех посетителей, с кем бы она ни приходила или кто бы к ней ни приходил, при ней он пропускал беспрепятственно, давая свободный подход к столу, не мешая разговаривать. Зайти же в избушку в отсутствии хозяйки было невозможно. Только кто-то открывал дверь, как он, прижав уши и оскалив зубы, с шумом бросался на посетителя и тут же брал зубами за ремень, висевший на двери, закрывал ее. Редко она закрывала свою избушку на замок. На Лорика, как на сторожа, можно было положиться. Уходя куда-либо надолго, она оставляла ему соответствующую посуду. Обычно он терпел и ждал ее возвращения. Небольшую проминку его она делала по кругу во дворе или проезжала его сама верхом в седле. Разрешала делать проминку его и мне, но только без седла, и только однажды она разрешила мне проехать в седле. Седло казачьей формы, само седло, стремена, подпруга и шлем были украшены золотыми и серебряными орнаментами. Потники обшиты тонким персидским ковром. Седло это ей было подарено, как она говорила, в империалистическую войну главнокомандующим войсками Н.Н. Романовым, дядей царя Николая II. Кудашева, имея воинское звание полковника, командовала отдельным казачьим полком.

«Искра» 1914 год

В то время ей было около сорока пяти лет. Столовалась она у нас. За завтраками и обедами она обычно не задерживалась. Вечерний чай проходил в беседах и спорах с отцом. К вечернему чаю почти ежедневно приходил И.Я. Нарбут. Поговорив за чаем, в основном с матерью, он обычно за столом засыпал и, проснувшись, вставал, извинялся, и тут же уходил домой. Жил он в отдельном доме из трех комнат. Одну из них занимал денщик.

Вторая комната служила спальней и залом, а третья являлась как бы столярной и слесарной мастерской. Часа по два-три в день он чем-то занимался. Строгал, пилил, клеил или перебирал и приводил в порядок свои инструменты. У нас много было предметов его работы: ухватников, сковородников, лопаток с деревянными дубовыми ручками на металлических заклепках, деревянная походная кровать с плетеной сеткой из мягкой шерстяной веревки. Особо были интересными преподнесенные им ко дню рождения матери три или четыре дубовые складные турецкие табуретки, с мягким сидением из персидской ковровой полоски.

Кудашева имела высшее образование, имела два диплома, ветеринарного и медицинского врачей. Много путешествовала, долго жила в Индии, владела гипнозом. Говорила на многих языках, свободно говорила и по-казахски. Лечила она в основном гипнозом и лекарствами из трав. Кроме этого, к ней много обращалось людей и лично, и по почте как к гадалке, знающей астрологию и хиромантию. Выступала с лекциями, проводила беседы и показные занятия по уходу за конем, показывала правильную ковку и расчистку копыт. Изредка на вечерах, устраиваемых после спектаклей, танцевала лезгинку. Во время танца, идя по кругу, выбрасывала к потолку свой кинжал и, не задерживаясь, в танце ловила его, и так повторяла несколько раз.

Прожила она у нас около года. Уехала от нас в Курган на Смолинский конный завод и там по совместительству заведовала городской ветеринарной амбулаторией.

Дальнейшая ее судьба неизвестна. В конце 1917 года я у нее был.

magazines.russ.ru/ural/2007/8/pre14-pr.html

«Искра» 1914 год

А вот еще воспоминания А. М. Полякова из его книги «Записки жандармского офицера» / Жандармы России. — М.; СПб., 2002., которые приводит у себя в дневнике rus_turk.

Помню, 23 апреля 1913 года через Чарджоуй проезжала, делая кавалерийский пробег, небезызвестная в спортсменском мире Кудашева, которая делала испытание на выносливость английской лошади при дальних расстояниях. Эта Кудашева, подобно своему предшественнику Пешкову, на коне монгольской породы Монголик проехала верхом из Харбина в Петербург и, когда она по этому случаю представлялась бывшему царю, то Николай II дал ей для испытания своего английского жеребца Крит, который оценивался, по словам Кудашевой, в 36 тысяч рублей, с тем, чтобы она объехала на нем всю Сибирь, Алтай, Туркестан и вернулась бы в Петербург. [Кудашева А. Г., вдова войскового старшины Оренбургского казачьего войска. Совершила пробег длиной 12060 верст (около 12865 км) верхом по маршруту Харбин—Петербург с мая 1910 года по август 1911 года. Подарила коня цесаревичу Алексею. Второй поход провела в 1913 году по маршруту Владивосток—Петербург на жеребце Крит. — прим. ред.].

Я думал увидеть лихую наездницу, чудесного коня, услышать от нее много интересного, почему даже квартиру предложил ей у себя, но представьте наше с женой разочарование, когда мы увидели старую, корявую бабу, подрумяненную, с подведенными глазами, но с грязными ногтями, которая делала перехода в сутки от 8 до 15 верст со всеми удобствами, то есть попросту каталась в свое удовольствие, а ее Крит был похож на раскормленного кабана, даже с раздвоенным крупом. Все ее ухаживание за ним состояло в том, что она его целовала в морду и около него спала, а кормили его, поили, смотрели, седлали и расседлывали посторонние люди. При мне она сделала пробеги: от станции Фараб до Чарджоу — 8 верст (я ей тогда разрешил переехать через Амударьинский мост) — это в один день, 22–го апреля; 23–го она сделала у меня дневку, а 24–го она проехала из русского Чарджоу в туземный — 9 верст, итого в три дня всего 17 верст! Ее вещи и фураж везли по железной дороге.

Боже мой, какой разврат допускался при Николае Романове! Что же стоил ее пробег правительству и обществам (городским, сельским и другим), если ее переход через бухарские владения в несколько дней, по словам бека, стоил бухарскому правительству более 800 рублей?

Когда Кудашева ночевала у меня, то для коня сделали специальную палатку, а ей, Кудашевой, особую в ней загородку из местных ковров, и в таких удобствах конь, по брюхо в сене, а она в шикарной постели отдыхала от переходов. Вот так кавалерийский пробег!

Чего же, впрочем, удивляться, когда она сама мне рассказывала, что все это ей устроил Распутин. Через год она была опять в Чарджоу, но на этот раз она ехала уже в своем естественном виде, то есть в женском платье, по какому–то секретному поручению правительства сперва в Хиву, потом в Афганистан и затем в Персию. После «кавалерийского пробега» попала в секретные дипломаты. Бедная Россия, что только в ней не творилось?