Улица Сапёрная История Разное

Автор марат ялышев

Моя мастерская в Ташкенте находилась на улице Сапёрной/так по адресу/, а на самом деле почти на самом пересечении улиц — Шота-Руставели и Сапёрной. Очень удобное место: неподалеку Госпитальный рынок, еще « Авиакасса» — хай-тек пристройка к девятиэтажке имеющая огромные переплеты оконных витражей, которые поначалу воспринимались, светящиеся в ночи, как новый изыск современной архитектуры. А прямо напротив, через перекресток, гостиница «Россия» с чудесным пивбаром, в торце здания, со стороны неприметного переулка, ведущего вглубь квартала. Ещё Республиканский Дом Моделей Одежды/РДМО/ и Швейная Фабрика неподалеку…
Со всеми этими заведениями у меня приключались свои истории в разное время, и можно немало о чем рассказать… Другое дело, что данные сюжеты — мой личный опыт и не каждому могут быть интересны. Так я во всяком случае думал до последнего времени.

Но поймав себя на том, что сам порой зачитываюсь чужими весьма нехитрыми воспоминаниями до того, даже, что и слезы выступают из глаз. Да такое случается нужно признаться.
Поэтому подумалось: вдруг и мои, ностальгические воспоминания могут быть интересны кому-то. Хотя прежде всего я, конечно, делаю это для себя.
И вот выпив бокал терпкого красного вина, после трудов праведных, я вновь вспоминаю.

Ташкент огромный город, но не знаю — можно ли было назвать его мегаполисом в нынешнем понимании слова?
Охватить сознанием весь его целиком я не могу даже теперь, по прошествии времени. Хотя, казалось бы, с годами воспоминания становятся более монументальными, избавляясь от нароста лишних деталей и суетной мишуры.

Образ Ташкента представляется мне руслом большой реки, впадающей в бескрайнее море времени. Множество ручейков и речушек, образуют пойму. В этих лакунах, петлях, складках и нишах пространства, образующего многочисленные фрагменты, живут люди. Именно эта сложная структура обитания, возможно и спасает их — таких разных — от бытовых конфликтов и неурядиц, которые неизбежны в местах скопления представителей разных народов и культур, как это случилось с Вавилоном, например. А еще жара. Ссориться и ругаться в жару — себе дороже.
Ташкент тоже подвергался испытаниям даже и на памяти нашего поколения: сначала землетрясение, затем перемены, вызванные Перестройкой. Но он вроде бы устоял, несмотря на неизбежные потери.
Я провел детство на берегах реки Салар, в районе Самаркандской автостанции, что находится на западной окраине Ташкента. Мой мальчишеский мир тогда простирался от автостанции и до остановки « Текстильщики»/ в просторечии — Текстиль/, где был край моей личной географии, и уже чуть позже распространился до Дворца Культуры Текстильщиков, что возле парка Кирова. Там я начал занятия живописью, посещая кружок рисования в знаменитой студии Фрумгарца.

Все что находилось дальше, был мир неизведанный и загадочный. Мне он стал открываться только с поступлением в Архитектурный Институт, который располагался возле ЦУМа/ самый центр города/ Тогда Ташкент открылся во всем своем многообразии.
Впоследствии родители получили квартиру на Ак-Тепе, в районе улицы Мажлиси, там я провел чудесный период жизни, когда «родичи» уехали работать на севера, оставив меня на хозяйстве. Я уже был студентом тогда.
Это была настоящая свобода! А вернее испытание ею. Свобода ведь искушает, как известно, и не все выдерживают этот непростой урок. Но пройти его обязан каждый. Только тогда становится ясно чего ты стоишь.

Интересная тема, но речь не об этом.

Итак Сапёрная… Сама эта улица имеет настолько интересную историю, что только ей можно посвятить целый рассказ.
Но я, к сожалению, пока не расположен к длинным историческим реминисценциям. В другой раз может быть.

Все началось с неожиданного визита Стаса Стравчинского, моего бывшего однокурсника.

Мы с женой валялись — молодые и полуголые — в постели и было раннее утро, во всяком случае для нас…
Видимо, вернувшись поздно ночью домой, забыли запереть входную дверь. Поэтому Стас и застиг нас врасплох. Практически на месте преступления.
Он, впрочем, по своему обыкновению, нисколько не смутился. Что-то даже пошутил недвусмысленно, опять же в своей манере — заштатного плейбоя и супермена..

У него было дело ко мне. О чем и поведал, когда через несколько минут жена приготовила кофе и мы присели на кухне, чтобы поговорить.

Стасу нужно было помочь. Надо заметить, что при всей его ко мне симпатии/ во всяком случае декларируемой/ этот человек появлялся в моей жизни только в тех случаях, когда я был ему действительно необходим.
И никак иначе. Меня впрочем это вполне устраивало.
Что хорошо было со Стасом. С ним можно было не устраивать длинных разговоров.
Все предельно лаконично и ясно. Выслушал просьбу и назвал цену вопроса. Никакой лирики не предполагалось в отношениях с ним.
И я не помню чтобы мы сильно торговались когда либо. Все началось еще с курсовых проектов, которые я изготавливал по его просьбе. Мы всегда договаривались. Видимо я не слишком задирал цену, а он был в меру/ относительно/ щедр в расчетах.
Стас был из того поколения молодых циников, которые словно уже тогда были заточены под грядущую Перестройку. В институте он был комсомольским вожаком. Сам себя назначил, чтобы затем пробраться в коммунистическую партию. Он был карьерист и не скрывал этого. Купил нас тем, что заявил — вам не придется «паритьтся» по мелочам…
Все «трудности» он брал на себя. Даже взносы не нужно будет платить.

Эти декларации Стаса я вспомнил потом, когда судьба свела с другим комсомольским функционером, но об этом чуть позже.
Я сам все сделаю, назначу собрание, проведу его и отмечу в протоколе 100% явку. Сам сдам протокол в райком… Короче гуляйте, ребята и забудьте про все заботы и хлопоты, связанные с комсомолом..Он для вас больше не существует — так он заявил на собрании, где мы единогласно избрали его своим комсомольским вожаком.
Единственное условие Стаса заключалось в том, чтобы мы не проболтались ненароком. Ну мы и молчали, разумеется, как рыба об лед. Сходить в кино вместо комсомольского собрание разве это было плохо?

Я уже не помню, что за услугу ему тогда оказал, вернее помню, но это неважно. Хотя почему же неважно? Надо ведь как-то объяснить дальнейший ход событий? В общем, нарисовал я ему несколько плакатов с цитатами из Законодательного Кодекса еще сталинских времен/ Стас тогда устроился работать в Исполком/ Для чего ему нужны были эти цитаты, размещенные затем в красивых рамках на стенах кабинета, я мог только догадываться. Наверное указывал на них перепуганным владельцам незаконных сараев, демонстрируя затем свой оттопыренный карман.

У Стаса, как работника Райисполкома, было тогда определенное влияние на начальников ЖЭКов Ленинского района, в результате чего я и оказался однажды на улице Сапёрной.
Мне позарез нужна была просторная мастерская. Именно таким образом состоялся наш натуральный обмен услугами.
Вскоре начальник ЖЭКа, с физиономией прожженного плута, уже показывал мне подходящее помещение, услужливо при этом кланяясь и обозначая явное желание дружить со мной веки-вечные.
С ним потом возникли проблемы, когда Стаса через пару лет уволили за его шалости с чужой недвижимостью. Заигрался, видимо парнишка. А может быть пришло время освобождать ягодную поляну для других?.
Но я тогда уже дружил с третьим секретарем Райкома Партии товарищем Маргаритой Фузуловой.
/ в это трудно поверить, но знакомство было случайным/ Один ее звонок заставил беднягу начальника сильно вспотеть и вновь полюбить меня всей своей трепетной и продажной душонкой. Причем еще сильнее и преданнее он меня полюбил, так как мадам Фузулова была персона более влиятельная, чем какой-то там инспектор Райисполкома. Боялся за свою шкуру гнида.
Интересные были времена тогда. Впрочем, они и теперь не менее интересны.

Вернемся к мастерской однако… Когда-то здесь находился спортивный зал, но что-то видимо пошло не так и вот теперь внутри царит запустение и разруха. А еще сырость и особенный запах тлена, доносящийся из всех щелей.
Но любой беспорядок можно ликвидировать, если есть желание и энтузиазм. И вот через пару недель яростного натиска и безудержного напора, весь хлам оказался на ближайшей мусорке и можно было начинать новую жизнь в этих навсегда покинутых юношеским спортом помещениях.
А их было множество -огромный полуподвал в цокольном этаже жилого дома. И все это мое! Осталось даже кое что из спортивного инвентаря. В особенности пригодились кожаные борцовские маты. Сами догадайтесь для чего. Потом уже появился диван, обтянутый алым кумачом, оставшимся от оформления какой-то партийной конференции, а так же огромный стол, который являлся и обеденной и рабочей поверхностью одновременно. По стенам висели картины, любимая мной композиция в стиле «ассамбляж», покрашенная в авангардный лиловый цвет, ну и еще много чего : от медных духовых труб, и самоваров,составляющих коллекцию, и до аксессуаров необходимых художнику для его работы и творчества.
Настоящего уюта тут так и не состоялось. Во всяком случае в общепринятом понимании этого слова.

Я его и не добивался. Мне и так все нравилось. Даже когда учредил персональную студию, где был целый штат работников и для этого пришлось привести в порядок две соседние комнаты. Сделав из них офис на своей половине я все оставил по-прежнему. Тут царил эдакий художественный беспорядок и тот притягательный шарм пространства, где обитают немного шальные музы и их почитатели, это если изъясняться высоким штилем. А если попросту, то было просто хорошо и душевно. В особенности если немного выпить. Поэтому тут никого не волновал запах скипидара или сигарет или портвейна. Паутина под высоким потолком… Все это микшировалось полумраком по углам и ощущением безбрежности окружающего пространства. Тут можно было все. И даже случайные гости, порой приветствовались… Правда не всегда.
Бывали моменты, когда я надолго запирался изнутри и никого не впускал в мастерскую, как бы кто не хотел и не просился. Это обычно случалось, когда являлось вдохновение или просто желание побыть одному. Ну или с очередной дамой, заглянувшей на огонек.
Я был там полноправным хозяином. Моя умница жена ни разу не явилась сюда без предупреждения. Впрочем и я ее никогда не мучил беспочвенными подозрениями. Наверное именно поэтому наш брак продержался 15 лет. Могло быть и больше, но… Это другая тема.
Сегодня не об этом…

Тут, в своей мастерской я, кстати, познакомился с упомянутой уже Маргаритой Фузуловой. Друзья архитекторы, попросились занять пустующий спортивный зал для работы над проектом реконструкции Сквера. Вернее его парковой зоны. А курировала все это дело Фузулова.
Проект, этот кстати был весьма серьезным мероприятием. Изучались старинные планы и проекты нарисованные великим Бенуа. Было любопытно прочесть оригинал Устава этого парка, именуемого, как дворянский. Впервые я тогда услышал слово сард, так именовали местных жителей/узбеков/…
С высоты своего сегодняшнего возраста, я понимаю, что Фузулова была совсем не старая еще дама. И ей видимо льстило общество молодых и энергичных архитекторов. Работа над проектом кипела в основном по ночам и конечно отношения между участниками коллектива складывались вполне себе неформальные с коньячком и музыкой не очень сочетающейся с линией Партии.

Я для этой компании был слишком молод наверное, да и в работе над проектом не принимал особого участия, поэтому заглядывал к ним не так часто. Может это и к лучшему, во всяком случае Фузулова, видимо, оценила мою деликатность и впоследствии относилась очень даже положительно.
Как-то раз даже назначила Главным дизайнером всего района. Так во всяком случае представила местным директорам заводов, торговых и пищевых трестов, робко столпившимся в ее кабинете, куда были вызваны срочным порядком. Я потом ездил по этим заведениям, где меня пытались как-то задобрить: всучить сувенир или усадить за накрытый по случаю стол. Приняв это вначале с большим энтузиазмом — какой фронт интересной работы открывается !— скоро я понял, что ничего сделать оказывается нельзя. Все было зарегулировано так, что комар не пролетит без высочайшего позволения. Пару листов фанеры нужно было добиваться неделю. Хотя где-то этой фанерой чуть не печку топили. Т.е. директор предприятия, связанный с металлом мог тебе подарить грузовик железа, а на швейной фабрике отмотать хоть километр ткани, но достать весь необходимый список для оформления клуба при Тресте столовых было огромной проблемой.

Нет, для своей личной дачи они конечно все добывали путем многоходовых операций, но для Клуба… Во первых зачем выбиваться из общего ряда? Появятся ненужные вопросы. Так или иначе, но все мои инициативы по «эстетизации окружающей среды» методами дизайна, сводились к предложению взятки, чтобы я только отстал от них со своими дурацкими эскизами.
Когда я все это честно объяснил третьему секретарю райкома Партии по идеологии и культуре товарищу Фузуловой, она заметно взгрустнула.
Да… — молвила она и отвернувшись к окну, смахнула с полыхающей от стыда щеки горькую слезу… Ничего она на самом деле не смахнула. Разберемся! — сказала Маргарита Фузулова и стала куда-то энергично названивать.
Не знаю чего уже ей там ответили на другом конце провода, но после этого ее энтузиазм в вопросе эстетических перемен заметно поубавился. Вопрос с Дизайном в отдельно взятом районе города Ташкента был закрыт раз и навсегда.
Хотя наших добрых отношений это не испортило.

Самый интересный период/ хотя и короткий/ случился, когда тут появились мои коллеги -дизайнеры: Андрей Крюченков и Володя Котлов.
Мы с ними были, если не отцами-основателями, то во всяком случае пионерами дизайнерского движения в Узбекистане.
Я состоял в Оргкомитете по созданию Союза с самого его основания. Смешно сейчас вспоминать. Так все было серьезно, страстно и в то же время наивно, как и все что случается в первый раз, наверное.
Судя по информации в тех журналах, доступ к которым мы тогда получили: в мире происходит очередная Промышленная Революция. И во главе — его Величество Дизайн. И вот мы, волею судеб, в гуще событий. Дизайном тогда озаботилась Партия. Нас пригласили в ЦК., снабдили ценными указаниями и дали денег на развитие. Пятьсот тысяч полновесных советских рублей! Это было круто по тем временам.
И вот сливки нашего движения/можно сказать элита/ стали собираться в разных местах, в подвале на Саперной в том числе. Тогда мы уже учредили Союз Дизайнеров и стояли у его руля. У каждого была персональная мастерская и с нас не брали налогов, так что все заработанное падало в собственный карман без изъятий и контрибуций, как говорится… Было много интересной работы и деньги текли рекой тогда…
С утра и до вечера мы работали: рисовали эскизы, проектировали, клеили макеты… Ну, а вечер был наш. Обычно отправляли гонцов через дорогу и они приносили дары из пивбара что возле гостиницы «Россия». О чем мы там терли тогда, и про что базлали, трудно вспомнить теперь.
Хотя гул голосов до сих пор стоит в ушах. Словно вчера все это было. Было шумно, весело и душевно. Да хорошо было тогда, что и говорить. Немного наивно.
Я вот думаю: а может нужно было воспользоваться моментом, как художник Факторович, бросивший свой театр оперетты и занявшийся бизнесом, организовать швейный цех, заняться шелкографией, или ресторанчик открыть, наконец? Пока не вылезла из всех щелей вся эта преступно-мафиозная шелупонь, придушившая все наши благие начинания на корню. Жил бы теперь не тужил. Юношеский максимализм и отсутствие опыта сгубили многих из нас.
Хотя были люди, предупреждавшие, что все не так просто в этом якобы позитивном движении вперед. И наш пафос несколько неуместен даже…
Возможно оттого, что сказано это было очень интеллигентно и ненавязчиво не было воспринято всерьез, во всяком случае мною. А ведь нужно было задуматься уже тогда.

Это я о том разговоре с известным дизайнером/ кажется его фамилия Васильев/. Тогда к нам для «обмена опытом» приехали питерские коллеги из Союза дизайнеров Ленинграда. Весь обмен, разумеется, ограничился экскурсиями и неформальными посиделками. Одна из них состоялась у меня в мастерской. Накрыли поляну, выпили коньячку и закусили. Этот Васильев сидел рядом со мной. И вот после очередного горячего тоста, выпив уже, обратился ко мне с вопросом: а вы всерьез полагаете, что этот Союз даст вам что-то в смысле развития? Я к тому времени уже знал, что он работал в качестве дизайнера в Японии и Франции. Маститый и опытный в общем был дядечка…
В его вопросе чувствовался определенный подвох, но учитывая регалии своего визави, я отнесся к нему спокойно. Человек много видел — имеет право, в конце концов.И я стал излагать свою позицию. Мол Дизайн это локомотив, который вытянет вперед все наше Общество. Вот в Англии была принята государственная программа. На каждый фунт стерлингов, вложенный в дизайн, было получено 10фс прибыли!

— Да я знаю — ответил он. — Но это произошло не благодаря какому-то Союзу, там их нет, а из-за правильного отношения к вопросу Правительства. Большого Капитала прежде всего. А у нас — сказал он — все попахивает компанейщиной. Условий для развития Дизайна пока еще нет — вот в чем дело.
Ну так для этого и Перестройка — ухмыльнулся я.
Да Перестройка — он задумался — Впрочем у вас все складывается хорошо и это главное. Давайте за это выпьем.
Мы выпили, потом еще.
Я его спросил: а как дело обстоит во Франции, например?
Во Франции… Там тоже нет Союза дизайнеров. Есть Клуб, где дизайнеры могут состоять если их примут. Но это так… Там можно вкусно поесть, пообщаться, выслушать доклад. А для работы есть юристы. Мы с вами вступили в кооперацию и пригласили своих юристов, заключили договор. Сделали работу, получили деньги и разделили их в соответствии с договором. Для этого не нужен Союз. У дизайнера есть Имя, его торговая марка. Больше ничего не нужно.
Мне его речь показалось не очень убедительной. Ну да: юристы, договоры. У нас в Союзе Дизайнеров тоже есть юрист/один, а зачем нам больше?/, есть замечательный директор Фонда, господин Мусихин, который помогает нам в хозяйственный вопросах. А мы — белая кость, мы творцы/ так нам Мусихин объяснил/ зачем нам заниматься ерундой? Для этого и нужен Союз. Это удобно.
Это уже впоследствии, когда Мусихин оказался редкостной сволочью и перессорив всех и вся, начал отбирать имущество и мастерские… Сажать неугодных в психушки… Тогда я вспомнил слова дизайнера Васильева.
С тех самых пор я и пытаюсь быть сам по себе. Хотя все постсоветское пространство все еще живет по законам, похожим на Правило Стаи и индивидуализм не в чести.
В какой-то момент, я осмелился пойти против Мусихина. прибравшего все к своим рукам и сколотившего вокруг себя собственную стаю/пригодился ему опыт комсомольского вожака/. Несмотря на то, что был к тому времени Секретарем Союза Дизайнеров, мастерскую на Саперной он у меня отобрал.
А вскоре начались известные трудности по национальному вопросу, появились бандиты и продажные менты, мешавшие работать. Пора было делать ноги.
В этом пытался помочь Боб/ Володька Дмитриев/ — человек по-своему гениальный: архитектор, художник, талантливый музыкант. Я знал его еще по Самаркандскому архитектурному, где проучился полтора года, пока не перевелся в Ташкент.
Боб переместившись из Самарканда в Ташкент после окончания СамГАСи и недолгой работы главным архитектором города Навои, стал заядлым ташкентским тусовщиком, которого знали все.
Он имел обыкновение пропадать из поля зрения на время, но всякий раз возвращался с очень лапидарными, но сочными рассказами о своих приключениях — в Коктебеле, например или на Урале или в Москве. Еще где-то. Он знакомился и люди влюбленные в его талант, тащили Боба за собой. Он и не сопротивлялся обычно. Легкий на подъем был человек.
И вот однажды исчез надолго. Прошло лето, вернулся народ из Коктебеля из других мест, где имел обыкновения теряться Боб, а его все нет. Забеспокоилась уже ко всему привыкшая его жена и пришла к нам на Сапёрную искать пропавшего мужа. Но Боб исчез — ни слуху о нем и не духу!
Мы все, грешным делом, уже похоронили раба божия… Ну да с таким образом жизни можно ведь нарваться на лихих людей. Не все же добрым да хорошим попадаться на нашем жизненном пути?
Благую весть принес однажды Валера Ванякин. Спустившись по ступенькам в подвал, он сразу торжественно заиграл лицом и начал интриговать: А с кем это я сегодня говорил ночью? Угадайте?…
Ну мы, конечно, засыпали его веером предположений: от «белочки» и до девы Марии во плоти…
Но оказалось, что ночным собеседником Ванякина оказался не кто иной, как пропавший и уже оплаканный нами Боб.

Представляете звонок среди ночи… — устроившись поудобнее начал рассказывать Ванякин. — Слышу, голос вроде знакомый, а понять не могу… Наконец догадался -Боб, говорю ты что ли?
Ну да — отвечает. — И знаешь откуда?
Даже не догадываюсь. С того света что ли?
Ну почти. Из городу Парижу — говорит. Долго базлать не могу, тут у меня девка на плече болтается.. Ждите. Короче, письмо с инструкциями. Передал с оказией — скоро доставят..
Вскоре появилось и письмо. Его привез Боря Куприянов, который уже лет пять топтал парижскую землю. Борю к подножью Эйфелевой башни увезла француженка, которую он подцепил на какой-то выставке в Москве. Красавчик Боря, блудливо ухмыляясь, называл ее своим «транспортным средством». Так или иначе средство доставки сработало безупречно и вот теперь Боря вернулся чтобы навестить «землю обетованную»», а заодно продемонстрировать свой парижский прононс и европейский шик. Заодно вот поработал курьером, вручив нам письмо от Боба.

История завоевания Бобом Европы была весьма простой. В то время когда мы гадали: куда на сей раз отправился коротать лето наш Боб, тот сидел на Арбате, рисуя портреты, где и познакомился с коллегами из Прибалтики. И вот они устроили ему вызов в мирную на то время Югославию.
Югославия, по свидетельству Боба, его не очень впечатлила. Зато вид с холма на просторы Греции понравился настолько, что других мыслей, кроме как прогуляться по оливковым рощам, видневшимся вдали, уже не осталось вовсе. Немного подготовившись и приобретя билет на очередную экскурсионную поездку к границе, Боб залег в кустах и дождавшись отъезда автобуса, и относительных сумерек, смело отправился в путь. Видимо границы в Европе настолько условны, что никакие пограничники ему на пути не попались и уже вечером, Боб рисовал портрет дочери хозяина таверны с пансионом. Пожив некоторое время у гостеприимных греков и перерисовав всех желающих он отправился дальше. В итоге пешком и на перекладных Боб добрался до Италии, а затем выгрузился из автобуса в центре Парижа.
Друзья мои — писал Боб — я счастлив: у меня впервые появился счет в банке! Вино/что для Боба было немаловажной опцией/ тут стоит дешевле трамвайного билета? Как выяснилось впоследствии-это билеты на транспорт во Франции довольно дороги. А француженки любят нас русских, как родных.
В качестве подтверждения, письмо было утыкано сочными женскими поцелуями — следами от губной помады.

Кроме прочего Боб сообщил и технические детали. Сразу по приезде он попросил политическое убежище. Приняв вопрос на рассмотрение/ срок полгода/ доброе французское Правительство выделило ему месячное содержание эквивалентное 500долларов, кроме того он умудрялся даже не имея лицензии во время обеденного перерыва, когда бдительные инспектора следящие за порядком на бульваре Монмартр, уплетали свои круасаны, рисовать пару портретов, зарабатывая 50 долларов… В общем настала райская жизнь и единственно чему не хватало добряку Бобу, это хорошей компании рядом.
Получив инструкции по перемещению в Париж, мы добыли фальшивые гостевые, которые нужно было заполнить и с ними уже отправляться в путь.
Как сейчас помню этот момент, мы вчетвером : я, Андрей Крюченко, Володя Котлов и Валера Ванякин, сидим за столом в помещении мастерской на Сапёрной и стараясь не ошибиться/ всего по два листочка на каждого/заполняем бланки.
В какой-то момент рука перестала слушаться меня. — Какого черта я попрусь на край света, за приключениями, когда у меня и тут все неплохо складывается?
И я не поехал. Вместо меня подобрали какого-то другого хлопца, которого я не знал.
Ребята уехали.
Ну а вскоре случилась печальная история и меня поперли с Сапёрной.
Эта сволочь Мусихин устроил так, что в момент переоформления аренды, туда въехал сын какого-то милицейского генерала.
Когда я разъяренный явился к нему на аудиенцию, то услышал слова, сопровождаемые фирменной улыбкой комсомольского функционера/ гаденькая, но не лишенная шарма гримаска/ — Я думал ты умнее… Зря ты против меня попер. Иди теперь повоюй с генеральским сынком!
Воевать было бесполезно. Начальник ЖЭКа беспомощно развел руками, Фузулова, вместе со всей Партией, потерявшая свое былое влияние, лишь нахмурилась и стиснув кулачок заявила, что вряд ли сумеет мне помочь. Так закончилась мой чудный почти десятилетний роман с улицей Сапёрной. Другие настали времена и другие нравы.
— «В Москву в Москву »— воскликнул я однажды и покинул родной город навсегда.

Как-то приехав в Ташкент уже в нулевые, я пошел посмотреть на то место где прошли не самые плохие мои годы.
Там было питейное заведение. Вход прорубили в том месте, где было окно и стоял мой знаменитый диван, обтянутый кумачом.
Обычное заурядное кафе и от всего былого духа, сохранилось лишь слово -арт.
Арт — кафе с каким-то не запоминающимся названием. Я спустился по ступенькам вниз и присел в том месте, где когда-то стоял мой рабочий стол, оглядел помещение, пытаясь восстановить в памяти интерьер. Оно казалось меньше чем было когда-то. Крохотный и не очень уютный зал на четыре столика. Было ощущение, что пространство сжалось, как будто усохло от времени. А ведь когда-то тут было просторно и всем желающим хватало места.
Девушка принесла пиво и спросила не желаю ли я еще чего? Я не желал.
Я хотел бы, конечно, вернуть время, которое утекло незаметно. Но это, к сожалению, невозможно Увы…

© ЯЛЫШЕВ МАРАТ