К нам провели трамвай Искусство

Николай КРАСИЛЬНИКОВ
(Из повести «Рос в Ташкенте мальчик»)

1
Сами сидел на камне возле дома, жевал кислые виноградные усики, а жевки выплёвывал под ноги. Когда усики кончились, он загадочно произнёс:

– На соседней улице рельсы кладут! Скоро и у нас будут…

Новость была ошеломляющей и приятной: не надо будет ходить далеко-далеко узкими переулочками к конечной остановке, где трамвай под номером восемь, натужно скрипя колёсами и сыпля искрами, очерчивал круг.

Посмотреть на укладку рельсов поспешили втроём: Сами, Яник и я.

Здоровенные парни-работяги, раздетые до пояса, загорелые, облитые солнцем, с капельками пота на туго выпирающих мускулах, клали на гравий шпалы, стыковали рельсы, забивали кувалдой костыли.

Было так интересно, что Сами первый не выдержал, подошёл к одному из рабочих. Самому молодому, с веснушками на лице, напоминающими перепелиные крапинки. Тот мусолил самокрутку, опёршись о кувалду.

Сами оценивающе оглядел великанский молоток и робко попросил:

– Можно я… это… попробую забить?

– Валяй, – усмехнулся парняга, скептически окинув его фигурку.

Сами с трудом приподнял кувалду. Кувалда всей своей тяжестью потянула его в сторону и… уткнулась в землю, хорошенько встряхнув незадачливого «забойщика».

Мы рассмеялись. Яник даже схватился за живот.

Рабочий, однако, осуждающе посмотрел на нас и пояснил Сами:

– Кто же так обращается с инструментом? Вот как надо держать. – Он легко, словно пёрышко, вскинул над собой кувалду – бац! – и огромный костыль-гвоздь «утонул» в деревянной шпале.

Сами снова поднял кувалду – на этот раз она подчинилась спружиненной мальчишеской силе – тюкнул по костылю и тот наполовину вонзился в шпалу. Второй удар поставил гвоздь на место.

– С почином, – поздравил рабочий. – Молоток!

– Ещё бы ударить, – вдохновился удачей Сами.

– Я тоже хочу попробовать, – сказал Яник.

– Дайте и мне, – подвинулся я к кувалде.

– Э, так дело не пойдёт, – развёл нас в стороны рабочий. – Это вам не насвай: где закинул, там и сплюнул. Где дисциплина? Надо по порядку.

Ух, с какой радостью мы вбили по костылю! Сначала Яник, потом я. Рельсы ещё на несколько метров продвинулись вперёд. Была в этом и частичка нашего труда. Как тут не гордиться!

Права была моя мама, любившая повторять: «Кому работа в тягость, тому неведома радость». Кажется, тогда я впервые понял полную значимость этой поговорки.

2
Через несколько дней две стальные ленты протянулись так далеко, что осталось гадать: куда они приведут? Одни говорили – к будущему заводу, другие – в соседний колхоз.

Гадать можно долго, но лучше самим посмотреть. Сами первым отправился на своём егозливом велике «Орлёнок» в разведку. Даже не захватил никого с собой. Вернулся и сообщил:

– Рельсы уложены, кольцо у колхоза. Первый трамвай пустят вот-вот… Так мне сказал  рабочий, что давал нам кувалду.

Мы каждое утро бегали к линии, уходящей за горизонт, за низенькие саманные и кирпичные домики, утопающие в садах и виноградниках, – не покажутся ли долгожданные вагоны? Вставали на мыски. Наклонялись ухом к холодному рельсу, уловляя звуки, – не послышится ли стук колёс? Вглядывались в чуть провисающие медные провода – не подрагивают ли? Но пока повсюду дремала утренняя тишина.

И вдруг… – а это случилось в субботу, – Сами первым отпрянул от рельса.

– Что, едет? – насторожился Яник.

Но спрашивать было не нужно.

Рассеянно-счастливое лицо друга выдавало долгожданный  праздник.

– Еде-е-е-ет! – закричал Сами.

– Еде-е-е-ет, ур-ра! – закричали мы на всю махаллю.

Из-за поворота вынырнул трамвай, разбрызгивая на дуге жужжащие искры. Солнце ослепительно полоснуло по чистым его стёклам. Над вагонами почётным эскортом с суматошным визгом, лоща тёмно-белыми крыльями, вились невесть откуда появившиеся майны.

Трамвай стремительно приближался к нам, стуча мелодично колёсами: та-ка-та-ка-тум, та-ка-та-ка-тум! Словно невидимый музыкант бил тугими пальцами по звонкой коже бубна.

– Та-ка-та-ка-тум, та-ка-та-ка-тум! – Сами, заплескав ладонями над головой, пустился в пляс.

Мы – за ним.

Трамвай отчаянно зазвонил в колокольчик. Мы прыснули в стороны, майны – тоже. Из открытого окна высунулся вагоновожатый – и кто бы вы думали? – наш сосед Юсуф-арбакеш! – Он погрозил увесистым кулаком: мол, не бегайте рядом с рельсами.

Вот тебе и Юсуф-арбакеш, имевший дикошарого конька. Всю жизнь развозил на арбе уголь, саксаул, сено, фрукты и овощи с базара, а тут – вагоновожатым!

Когда только выучился? Мы-то и не подозревали, но были рады за него. Кулак – не в счёт, ведь Юсуф добрый человек, это он шутит. Теперь у нас не только свой трамвай, но и свой вагоновожатый.

Наши ожидания подтвердились: не зря мы зачем-то остались дожидаться трамвая… И точно, на обратном пути трамвай остановился.

На подножке показался Юсуф.

– Садитесь, соседи, – пригласил он, озорно подмигнув. – Сегодня пробная обкатка. Платить не надо!

Ну и ну, и это сказал Юсуф, любивший повторять, что «бесплатно – кот не чихнёт!»

Мы лихо запрыгнули в трамвай, не дожидаясь повторного приглашения. Пустые вагоны качнулись, и колёса под нами дружно запели: та-ка-та-ка-тум, та-ка-та-ка-тум!

Мы толкались за спиной теперь уже бывшего арбакеша Юсуфа и радостно вопили:

– Но-о! Ещё давай! – будто это вовсе был не трамвай, а каурый конёк Юсуфа.

Юсуф не обращал внимания на наши разудалые возгласы. Он явно был доволен и горд своей новой профессией. И держался собранно, с достоинством, лишь изредка поправлял на голове тюбетейку-ферганку, из-под которой выглядывала пахучая веточка индийского райхона, да степенно оглаживал седой ус. Наверное, в эти минуты серебристые рельсы напоминали Юсуфу следы ребристых колёс старой его арбы на дрожкой пыльной дороге.

Свистел за открытыми окнами утренний ветерок с далёких келеских степей. Мелькали ветви деревьев, дома, занавески на окнах, цветы, лица прохожих…

– Но-о! Быстрее! – орали мы.

– Быстрее нельзя, кхм, – кашляя, серьёзно отвечал Юсуф-арбакеш, виноват, Юсуф-вагоновожатый… Впрочем, первоначальное прозвище так за ним и осталось, хотя и приобрело отныне смешной оттенок.

3
На другой день трамвай заполнили шумные пассажиры – с сумками, вёдрами, бидонами, мешками, портфелями. Управлял им Юсуф. Только у дверей теперь сидела хмуробровая тётка-кондуктор в очках с толстыми стёклами и с кожаной сумкой на груди. Когда она была в хорошем настроении, тётка весело напоминала:

– Кто ещё не позолотил ручку кондуктору? Ну-ка, зайчики, оплачивайте за проезд! – и праздник кончился. Не потому, что нужно было покупать билеты. Просто это был уже не вчерашний, первый трамвай.

Но разве, если бы любой праздник длился бесконечно, мы бы радовались ему?