Необыкновенное путешествие по камчикскому тоннелю Разное

Виктор Ивонин:

В прошлую пятницу из Ферганы позвонил старый друг, сообщил, что у него умер сын и поминальные мероприятия пройдут в воскресенье. Похороны и поминки я посещаю обязательно, а потому тут же поехал на вокзал, взял билет на субботу, а потом и второй — обратный, на понедельник. Утром сел в поезд, познакомился с попутчиками, по традиции, прочитал им лекцию о том, почему им легко и свободно живётся в родном Узбекистане, Рассказал о том, как ездил раньше в командировки на предприятия Ферганской Долины через перевал Камчик на велосипеде и, будучи большим знатоком каждого камня, а в особенности, подъёмов и спусков на этом пути, которые я либо своими ногами должен был накручивать, либо собственным мягким местом прочувствовать на крутых спусках. А уж километраж «от сих до сих» я подавно по всем приметным местам трассы наизусть знаю.

Фото из Википедии.

Бодро выложив юным, благодарным слушателям геологию и географию, мелькающей за окном местности, отметив выдающуюся роль Ангренского угольного разреза в приготовлении лучших в мире ташкентских шашлыков и их роли в развитии энергетики Ташкентского промышленного региона я подробно остановился на циклопических холодильниках Новоангренской ГРЭС, называемых в миру градирнями. Вылив из баклажки воду Нестле на голову одного из самых юных слушателей, я попросил подтвердить его, что льющаяся сверху вода обладает свойствами хлоадоагента. Тем самым я убедил моих спутников в том, что градирни на Новоангренской ГРЭС действуют нормально, поскольку электричество, которое доходит до Ташкента из этой электростанции, несмотря на то, что его получают из горящего угля, действительно, холодное.

Но это было начало. Вскоре проводникам пришлось кричать на весь вагон: — «Товарищи пассажиры, срочно отойдите от левого борта», поскольку после того, как я сообщил слушателям о том, что поезд проезжает мимо крупнейшего в мире угольного разреза Узбекистана, и его можно увидеть в окна левой стороны поезда, народ вплотную прилип к новеньким и идеально чистым стёклам. Люди, поначалу, отлипли, но затем вновь вернулись к вожделенному и уже заляпанному ими жирными лбами и носами, стеклу. Я показывал им каолин. Ту самую волшебную белую глину из которой, однажды, однокашник Михайлы Ломоносова, некто Виноградов, сделал первую в Российской империи настоящую фарфоровую конфетницу с крышкой в виде листа ферганского винограда сорта «Дамские пальчики». Я знал, что Дамские пальчики в Долине растут в каждом дворе, а потому, рассчитывал, что каждый, кто сидел в вагоне немедленно станет рассматривать белый обрыв из которого, оказывается и получаются настоящие Дамские пальчики. Проводники взвыли. Но было поздно. Поезд шёл дальше и угольный разрез с двухсотметровыми белыми стенами из каолина уплыл за ближайшую горку. Народ сел на места.

Это был ключевой момент. Кресла в вагоне удобные, самолётного типа, и я почувствовал, что непременно потеряю аудиторию, если не расскажу им технологию производства фарфора. Поэтому, я сдуру ляпнул, что знаменитые узбекские чайники и унитазы делаются из каолина с ганчем. Народ мне не поверил. Мало того, обиделся на то, что я сравнил чайники с унитазами и поставил их на одну доску. В моей голове мгновенно пролетела крамольная мысль и я представил, как мои спутники, сидя на унитазе, произносят сакральную фразу: — «Пой, Мой и Чой». Пришлось выкручиваться. Чайники я назвал почётным словом фарфор, а унитазы — позорным — фаянс.

Потом долго рассказывал почему раньше на каждом базаре сидели мастера узбеки и аккуратно ремонтировали каждый разбитый чайник специальными скрепками. Всё дело в том, что в составе ангренского каолина имеется 40 процентов чистейшего алюминия. Об этом сказочном ангренском богатстве знал сам «Вождь народа и Великий кормчий» Иосиф Виссарионович Сталин, который в 1941 году своей рукой повелел Узбекистану строить в Ангрене алюминиевый завод. Но была война. Пока узбеки копали глину кетменями, немцы в уральском городе Алапаевск успели лопатами накопать бокситы, в которых не 40, а 60 процентов алюминия и даже построить завод.

Затею с анренским алюминием отложили до лучших времён. Но и на сегодняшний день это огромное богатство, которым можно прокормить всё население Узбекистана. Тут я корректно заметил, что никто, конечно, узбеков алюминием кормить не собирается, но и свинину есть, тоже не пристало, а алюминий и свинина вещи единообразные. Спутники мои дружно согласились, что лучше нам с ангренским алюминием пока подождать. Тут я им чуть про чирчикский фосфогипс не стал рассказывать, но вовремя спохватился. Понял, что проезжая мимо Ангрена говорить о Чирчикской химии и фосфогипсе не резон.

Поднявшись на Великую Ангренскую плотину. поезд должен был ехать по самой береговой кромке гигантского водохранилища, тесно зажатого неприступными каменными громадами Ангренского ущелья. Ан нет. Водохранилище исчезло. Его не было. Вернее оно было, но воды в нём не было. А нет воды, нет и хранилища. Выпустили наши меньшие ангренские братья всю воду. Выплеснули её на полив. Увидев это я потерял дар речи и скромно замолк. А поезд тем временем тупо и льстиво вилял своей шеей и хвостом, осторожно пробираясь вдоль неприлично обмелевшего сая. Так и сидел у окна. Сначала смотрел на машинки, бегущие поверху, потом вспомнил, что этот участок горного подъёма длиной всего 32 километра и стал поглядывать на часы.

Время шло. По вагону бегали молодые проводники в серых жилетках с красивыми подстаканниками и фирменным, горячим зелёным ферганским чаем. Мониторы демонстрировали убийственный узбекский фильм. Взглядывая периодически на экран, я всё время видел набитые в кровь морды положительных героев и холёные, наглые рожи — отрицательных. Тем не менее, по окончанию фильма-ужастика весь телевизионный народ оказался в лучших концертных залах Ташкента. В отличие от московских шоу, в наших отечественных, артист на сцене выполнял лишь вспомогательную роль. Главную — играли сами зрители. Они запросто вставали с кресел, выходили в проход и запросто перепевали и перетанцовывали профессиональных артистов.

А тем временем, поезд болтался на путях как вошь в проруби — то вправо, то влево. Битый час так мотался из стороны в сторону. Наконец, по умопомрачительному мосту над 100 метровой пропастью и старым автобаном, добрался до единственной на трассе новой станции Орзу. Здесь он нервно скрипнув тормозами и лязгнув сцепками, остановился. Началась долгая стоянка. Поезд ждал встречного, ползущего по тоннелю. Это была самая долгая стоянка на маршруте и я совсем потух. Говорить было нечего и смотреть, тоже было не на что. Механически подсчитал, если 32 км разделить на один час, то получится, что средняя скорость на этом участке была 32 км в час. Перед нами был тоннель.

Тоннель красивый и длинный. Четвертое место в мире по длине. Целых 19 километров. Ну, думал я, к вечеру из него, не раньше, выберемся. Заглянул в сумку. Фонарик был, спички были, вода и лепёшки были. Значит продержусь. Но тут впереди, как в самолёте стюардессы, выстроились проводники и помахивая эффектными галстуками с серьёзной надписью золотым шитьём «Узбекистон» весьма серьёзно на государственном и русском языках объявили, что в тоннеле запрещается пользоваться всем, запрещается вставать с кресел и гулять по вагонам. Все причухли в своих креслах. Поезд, тем временем, разогнался и помчался по тоннелю как питерская фирменная «Красная стрела». Такой прыти я от него явно не ожидал. В вагоне было тихо и неуютно. Изредка, где то далеко под позвоночником по коже пробегал мороз. Народ сжав зубы и прикусив язык сидел, не шевелясь. Изредка в вагон доносились какие-то странноватые полуподземные звуки. Кожа скукожилась, покрывшись гусиной рябью. Но вскоре я расслабился, любуясь феерическими фресками и прелестными мозаичными панно выдающихся узбекских мастеров и художников.

Тоннель кончился. Вагон проснулся, озолотившись ярким солнечным светом. Казалось бы всё. Но нет. Неожиданно он вновь нырнул в чёрный, чёрный тоннель, стремительно выскочил из него, потом вновь нырнул, и опять выскочил. А потом вдруг затормозил. Остановился лязгнув сцепками. Путь был одноколейным, ждать встречный поезд мы не могли. Не могли, но постояли. Постояли перед крутым спуском. Места мне были совсем незнакомые. Далеко внизу большой посёлок, или даже небольшой городок. Здесь я, на своём велосипеде никогда не был и смотрел на новые места с превеликим интересом. Поезд шёл по горному траверсу. С обоих сторон были крутые склоны. Уклон был солидный и поезд пробирался по нему медленно и осторожно.

В вагоне запахло варёными сосисками и жареной глазуньей. Проводники доставляли эти незатейливые блюда оголодавшим пассажирам. Точно также носились по вагону с горячим зелёным чаем. Ещё булочки и ватрушки. Наконец выкатили типично аэрофлотовский узкий ящик на колёсах и стали предлагать крашеную воду, сигареты и шоколад.

Наконец, первая остановка в Ферганской долине — станция Пап. Это по русски Пап, а по узбекски, оказывается, Поп (Рор). Хотел сфотографировать надпись, да раздумал. Лишь спросил у попутчика, чего ради на берегу Сырдарьи появилось селение с необычным именем Поп. Спутник был молодой узбек. Похож на студента. Не задумываясь он тут же выдал историю о происхождении этого названия. Оказывается, уже давно, в эти места зашёл одинокий монах. Ловил рыбу в реке. Тем и жил. А потом построил часовню с луковицей и крестом наверху. Народ потянулся на эту невидаль поглядеть. Проповедовать монах стал и сказал, что имя его Поп. Об Исе он мусульманам рассказывал и им было интересно, потому что Поп об Исе намного больше знал, чем мулла в мечети. Вот народ его и слушал. А как умер он, то стали звать это место его именем — Поп, значит. Только потом уже в советское время, когда попов в тюрьмы и лагеря сажали, местные другое название поселению дали — Пап. А сами то, всегда Попом его называют.

Поезд тихо двинулся. Ездит он действительно тихо никаких железнодорожных звуков типа «трах, трах, тарарах» нет. Не гремят колёса на стыках. Не гремят, потому что резиновые они. Поэтому тихо в вагонах, комфортно. Ещё час и мы в Маргилане. Город небольшой, но знаменитый. Знаменитый своим хан-атласом и неповторимыми шёлковыми тканями с уникальной расцветкой. Вышли. Встретили меня друзья узбеки. До Ферганы рукой подать.

Прошли в воскресение траурные поминальные мероприятия, а в понедельник я обратно на этом же поезде в Ташкент поехал. Всё примерно так же было. Только публика была другая. В основном старики пенсионеры ехали, да молодые женщины с маленькими детьми. Да ещё один я не узбек. Молодая пара рядом через проход угостила меня Дамскими пальчиками и выспросила всё что могла — откуда я, куда я, давно ли в Узбекистане. Ну и так далее. Рассказал я им всё как на духу. Скрывать мне от молодёжи нечего. Интересно ей, пусть слушает. Так до тоннеля и доехали. Темно уже было. Проводники опять засуетились. Опять вставать и ходить запретили и настоятельно форточки в вагоне рекомендовали закрыть.

Но видать не понял, кто-то. Осталась одна форточка сверху открытая. Так что Вы думаете. Мы почти половину проехали и вдруг на колени девушки, сидящей впереди меня через форточку золотой самородок влетает и прямо ей на колени падает. Её чуть кондрашка от ужаса не хватила. Подскочила она. Самородок на пол упал. Только я тогда ещё не знал, что это самородок. Взял, да и помог девушке. Поднял. И тут почувствовал, что тяжёлый он непомерно. А потом и разглядел, что золото это. Отдал девушке. Сказал, чтоб никому не показывала, да было поздно. Народ в нашем вагоне глазастый оказался, по всем вагонам за пять минут раззвонили. Так до Ташкента и ехали. Все на эту невидаль смотрели и щупали. А в Ташкенте девушку, кто-то из родни встретил и уехали они. А я на метро домой поехал.

Вот такое у меня необыкновенное путешествие по тоннелю было. В другой раз обратную дорогу тоже распишу, только вот, всё из-за этой открытой форточки и золотого самородка смешалось, скомкалось. Как вспомню, так ни одной другой мысли в голове.