Моисей Вайнберг История Ташкентцы

Опубликовала в Фейсбуке Виолетта Лаврова

Советский композитор польского происхождения Моисей (Мечислав) Вайнберг.

Моисей (Мечислав) Самуилович Вайнберг (8 декабря 1919, Варшава – 26 февраля 1996, Москва) — польский, советский, российский композитор. Народный артист РСФСР (1980), лауреат Государственной премии СССР (1990).

Из наиболее известных и любимых мелодий Вайнберга: музыка к театральным постановкам и кинофильмам (более 60), в том числе к фильмам «Летят журавли» (1957), «Последний дюйм» (1958), «Афоня», «Укротительница тигров», «Гиперболоид инженера Гарина», «Тегеран-43» и др. Музыка ко множеству мультипликационных фильмов, в том числе широко известные и любимые и детьми и взрослыми «Винни-Пух» и «Каникулы Бонифация».

* * *
Когда началась война, Вайнберг эвакуировался в Ташкент, город, где нашли приют и убежище цвет культурной интеллигенции страны. Там он познакомился с Натальей, дочерью Соломона Михоэлса, выдающегося еврейского актёра трагика. В 1942 году они поженились. После войны, когда они вернулись в Москву, у них родилась дочь Виктория.

Интересный портрет молодого пианиста и композитора Моисея Вайнберга оставила его современница Людмила Кафанова (журналистка):

«Мне посчастливилось знать Метока (Моисея) Вайнберга с 1942 года,
— В эвакуации, в Ташкенте я училась в одном классе с младшей дочерью Михоэлса Ниной, а ее сестра Талочка была женой Метока. Ему было 22 года. Высокий, худощавый, с копной темно-рыжих вьющихся волос. Как и все рыжие, он был белокожим, и лицо его, всегда улыбающееся, как бы излучало свет. Приветливый, дружественный, не по-нашему, не по-советски (он был из Польши) уважительный. У него уже тогда была репутация интересного композитора. В Москве он сразу был признан и занял место в кругу своих великих современников. И вдруг — погибает (теперь все знают: был убит) Михоэлс и вслед за этим арестовывают Моисея Вайнберга — «агента» Джойнта и разнообразных вражеских разведок. Я не понимала, как этот мягкий, застенчивый человек мог выжить в советской тюрьме. Но он выжил и даже дожил до 77-ми лет.»

Но я забежала немного вперёд. В Ташкенте Вайнберг работал в оперном театре. Именно в Ташкенте Вайнберг написал первую симфонию, которую отправил на оценку в Москву к Шостаковичу. Вскоре молодого человека пригласили в Москву. С этого началась большая дружба двух великих композиторов ХХ века: масштабного, «всесоюзного» Дмитрия Шостаковича и малоизвестного, но чрезвычайно талантливого Моисея Вайнберга.
http://muzobozrenie.ru/mechislav-vajnberg-pochti-lyuboj-mi…/

* * *
ВАЙНБЕРГ МОИСЕЙ (МЕЧИСЛАВ) САМУИЛОВИЧ
Родился 8 декабря 1919 года в Варшаве, Польская Республика.

Советский композитор.
Заслуженный деятель искусств РСФСР (30.06.1971).
Народный артист РСФСР (17.09.1980).

В еврейском театре предвоенной Варшавы был известен как Мойше Вайнберг, в довоенных документах как Мечислав Вайнберг.
Родился в семье дирижёра и композитора еврейского театра Шмуэла Вайнберга (1883-1943) и актрисы еврейского театра на идише Сони Вайнберг (в девичестве — Карл; 1888-1943), в 1916 году переселившихся из Кишинёва в Варшаву после кратковременного пребывания в Лодзи. Самуил Моисеевич Вайнберг руководил оркестром в варшавском еврейском театре «Скала».
В 1939 году эмигрировал в СССР. Его семья, остававшаяся в Варшаве, в дальнейшем погибла в концентрационном лагере Травники.

В 1939 году окончил Варшавскую консерваторию (класс фортепьяно Ю. Турчиньского), в 1941 году — Белорусскую консерваторию (класс композиции В. Золотарева).

В 1941 году эвакуируется в Ташкент, поступает на работу в театр оперы и балета. С 1943 года жил в Москве.

Известен как крупнейший оркестровый композитор ХХ века. Обладал незаурядным пианистическим дарованием. В качестве ансамблиста исполнял и записывал свои сочинения, в том числе — Фортепианный квинтет (в ансамбле с квартетом им. Бородина). Написал многие песни к советским кинофильмам (в том числе, фильму Летят журавли) и мультфильмам (в частности — мультфильму «Винни-Пух»).
Автор «Молдавской рапсодии» (1949), «Польских напевов» (1950), 26 симфоний, кантаты «Дневник любви» (1965), 12 струнных квартетов, 19 сонат для разных инструментов, 2 балетов, 7 опер, музыки для театра, около 100 романсов на слова Ю. Тувима, И. Переца, О. Туманяна.

Арестован в феврале 1953 года в связи с «делом врачей», ходатайство об освобождении Вайнберга писали Дмитрий Шостакович и Николай Пейко. Освобожден после смерти И. В. Сталина, впоследствии реабилитирован.

Умер 26 февраля 1996 года в Москве. Похоронен на 49-м участке Домодедовского кладбища.

* * *
Этот небольшой и неполный рассказ о замечательном, хотя и малоизвестном широкой публике композиторе, Моисее Вайнберге.

Родился он в Варшаве. Накануне войны бежал в Советский Союз, где искал спасения от антисемитизма. Вся его семья была уничтожена в концентрационном лагере и только ему одному удалось спастись. Но от ужасов сталинизма и ему пришлось пострадать. Советские люди знали его музыку к кинофильмам «Последний дюйм», «Летят журавли», к мультфильму «Винни-Пух». Но имя композитора в титрах оставалось не замеченным…
Моя бабушка, Аделя Моисеевна Горфинкель (в девичестве Вайнберг) родилась в 1886 году. Умерла в 1944 г. Дата её рождения, возможно, не точна. Мой папа вспоминает, как его папа рассказывал, что бабушке в паспорте уменьшили возраст. Для чего это было сделано? Неизвестно. Впрочем, сейчас это и не важно. Детей в семье было тринадцать человек. Моя бабушка была самой младшей. Последним ребёнком в семье. Любимицей. Жили они в небольшом провинциальном городе, Кишинёве.

Отец семейства, Моше (Моисей) Вайнберг, был бухгалтером. Мать, по обычаю того времени, не работала. Ей хватало забот, хотя в доме были и няни, и бонны и служанки, что говорит о том, что семья жила довольно зажиточно. Мой отец пошёл по стопам своего дедушки и тоже был бухгалтером. Но уже в советское время. И хотя наша семья состояла всего из четырёх людей, мы жили более, чем скромно. Ни о каких служанках и боннах не было и речи. Но это так, к слову.

Я никогда не видела своей бабушки Адели. Только на фотографиях. Она умерла ещё до того, как мои родители поженились. Мой папа очень любил свою маму и в честь неё назвал меня, свою дочку. Кстати, младший брат папы тоже назвал свою младшую дочку Адой, но на год раньше, и теперь в нашем семействе три Ады… Может и больше. К сожалению, я не знаю так глубоко нашу родословную.

Бабушка закончила гимназию в Кишинёве с золотой медалью. Единственная еврейка на всю гимназию. Она очень хотела стать врачом. Поступила учиться в университет. Но упала в обморок на занятиях в анатомическом театре и с медицинской карьерой было покончено. Училась ли она ещё где-нибудь? Папа этого не знал. Кажется, она больше нигде не училась… (Много позже, уже после папиной смерти, его младший брат Володя рассказал мне, что бабушка окончила фармацефтическое училище и работала помощником фармацефта в молодые годы.

Спасаясь от Кишинёвского погрома (1903г.), моя бабушка, в семнадцать лет, уехала в интернациональный Баку. Там уже жили три её сестры и пять братьев. Первое время она жила у братьев, но невестки её не жаловали. Наверно, ещё и попрекали куском хлеба. Вряд ли она работала. Разве что только бонной, учительницей детей. Ведь образование у неё было только гимназическое. Университет, как я уже рассказывала, ей не удалось закончить. Память моего отца не сохранила подробностей из её рассказов о своей жизни. И нам приходится о многом догадываться, строить предположения.

Отец вспоминал, как мама рассказывала ему, совсем ещё мальчику, об ужасе, ворвавшемся в мирные тихие дома кишинёвских евреев. В то время в Кишинёве была большая еврейская община. Почти больше половины всех жителей небольшого, в 60 (108-?) тысяч людей города, были евреи. Они занимались торговлей, мелким производством, банковским делом. Было множество синагог и общественных зданий. Всё это было разрушено местными и приезжими громилами. Бабушка убегала под градом камней, которые бросали в неё мальчишки.
Папа рассказывает, а я пытаюсь представить себе молодую девушку в длинном платье по тогдашней моде. Жгуче-чёрные пышные вьющиеся волосы разделены на прямой пробор и забраны вверх, в причёску, открывающую милое лицо с большими печальными глазами. Чуточку нависшие над глазами круглые брови, удлинённый нос. Еле заметная улыбка, как на портрете Джоконды. Такая она на карточке, единственной уцелевшей после нашего отъезда в Америку. Позже мы сделали портрет по этой фотографии и теперь он висит на стене прямо над компьютером, за которым я печатаю эти строки.

Листая электронные страницы, я нашла справку о злодеянии, которое потрясло мир и навсегда вошло в историю под названием Кишинёвского погрома, хотя и до него, и после, было множество других погромов. (Pogrom — организованная резня, первоначально — евреев в России).

Назревала первая революция. Нужно было дать повод накалённой межнациональной розни, чтобы разрядить обстановку. И такой повод нашёлся. В конце марта 1903 года, перед еврейской пасхой, в посёлке Дубоссары, недалеко от Кишинёва, исчез, а потом был найден убитым христианский мальчик. Позже выяснилось, что он был убит родственниками. Но в газетке «Бессарабец» начались печататься статейки, что это, мол, дело рук евреев, которым нужна кровь младенца для мацы. Старое, как мир, обвинение. Но как всегда сыграло свою роль безотказно.

Погром начался 6 апреля 1903 года, в последний день еврейской пасхи и накануне русской пасхи. Кроме местного населения в погроме участвовали специально приехавшие для этого дела несколько сот подонков из других городов и селений. 49 евреев было тогда убито и более 500 ранено. Без крова осталось две тысячи семей. Тихие мирные евреи оказались без кулаков… Но кровавый урок научил их, что нельзя не сопротивляться. И в последующие погромы, а их ещё было не мало, жертв среди евреев уже было меньше, зато среди погромщиков число жертв значительно возросло.

Тот печально знаменитый Кишинёвский погром продолжался два дня. Всего два дня — и история круто взяла новый поворот. С этого дня началась еврейская эмиграция.

А выдающийся еврейский поэт Хаим-Нахман Бялик навсегда запечатлел кровавые события в своих стихах «Сказание о погроме»

…Встань и пройди по городу резни, и тронь своей рукой, и закрепи во взорах присохший на стволах, и камнях, и заборах остылый мозг и кровь комками: то — они.
…спроси, и проплывут перед тобой картины: набитый пухом из распоротой перины распоротый живот — и гвоздь в ноздре живой; с пробитым теменем повешенные люди; зарезанные мать и с ней, к остылой груди прильнувший губками ребёнок, — и другой, другой, разорванный с последним криком «мама» — и вот он — глядит недвижно, молча, прямо в мои глаза и ждёт ответа от меня.

И загляни ты в погреб ледяной, где весь табун во тьме сырого свода позорил жён из твоего народа — по семеро, по семеро с одной. Над дочерью свершалось семь насилий — и рядом мать хрипела под скотом; бесчестили пред тем, как их убили, и в самый миг убийства, и потом…

Да, моей бабушке повезло остаться в живых. А что стало с родителями бабушки — неизвестно. Погибли они, или выжили? Память моего отца не сохранила воспоминаний… (Уже много позже, после его смерти, я нашла сведения в Интернете, что отец и дед погибли во время погрома.) Зато он хорошо помнит, что в Баку жили пять братьев и три сестры Адели Моисеевны, с которыми его отец и мать довольно тесно общались.

На мой вопрос, почему все они оказались в Баку, последовал исчерпывающий ответ. В Баку было безопаснее для евреев в то время. К тому же маленький провинциальный городок Кишинёв не давал возможностей выйти из рутины бедного существования и раскрыться талантам, которыми несомненно были одарены эти люди.
Так, один из братьев моей бабушки, Самуил, был талантливый музыкант. Но родители не хотели, чтобы музыка стала его профессией. Среди евреев более популярна была мечта о том, чтобы их дети стали врачами, или юристами. И тогда юноша бежал в Варшаву.

В официальных статьях и воспоминаниях эта история рассказывается иначе. В них говорится, что Самуил Вайнберг вместе со своей беременной женой перебрался в Варшаву, хорошо помня ужасы Кишинёвского погрома (ему тогда был 21 год), в котором погибли его отец и дед, и стараясь оградить свою семью от опасности. Его сын, будущий композитор Мечислав (Моисей) — названный так, очевидно, в честь дедушки Моше — родился через десять дней, 8 декабря 1919 года.

Мне посчастливилось поговорить с Натальей Соломоновной Михоэлс (дочерью актёра Михоэлс и первой женой Моисея Вайнберга).

Совершенно случайно, через свою школьную подругу, которая живёт в Израиле, я узнала, что и первая жена Вайнберга, Наталья Соломоновна Михоэлс, тоже живёт в Израиле. Я переборола своё смущение и робость и, взяв у подруги телефон Натальи Соломоновны, позвонила ей. Мне ответил низкий, почти мужской голос (потом подруга объяснила мне, что у Натальи Соломоновны прокуренный голос и поэтому так звучит.)

Я с ней разговаривала дважды. К сожалению, Наталья Соломоновна тоже не знала точно, когда, в каком году уехал отец Вайнберга из Кишинёва, но для неё очень сомнительно, чтобы это было накануне родов.

Скорее, он уехал много раньше. Муж ей не говорил в подробностях. Он вообще не любил говорить на эту больную для него тему, вспоминать о родителях и сестре, которые все погибли в концентрационном лагере Травники.

Вопреки официальным сообщениям, что родители его отказались уезжать из Варшавы, они, в действительности, хотели уехать всей семьёй из окупированной немцами Варшавы. Но по дороге к поезду у сестры сломался каблук и они задержались. Мечислав (так его тогда звали в Польше) успел на поезд, а семья не успела…
Можно понять, почему эта тема была закрыта для человека, потерявшего таким страшным образом родителей и сестру. Его душа открывалась только в его музыке, наполненной еврейскими мелодиями.

Наталья Соломоновна подтвердила (отчасти) то, что рассказал мне отец со слов его мамы. Теперь становится более вероятным (да и почему бы его мама рассказала неправильно?), что её брат, позже ставший отцом гениального мальчика, вундеркинда, уехал в ранней молодости из Кишинёва, чтобы вопреки сопротивлению семьи, стать музыкантом.
Мой папа очень хорошо помнит, как его мать рассказывала о своём самом чудесном событии в жизни, как она гостила у брата в Варшаве.

Жена Самуила была пианисткой. Сам он в Варшаве устроился в еврейский театр — скрипачом и дирижёром оркестра. А в свободное от работы время обучал маленького сына игре на пианино (дочь тоже стала музыкантом). Сын ещё в раннем детстве поражал своими способностями. Он схватывал уроки музыки буквально на лету. Его первое сольное выступление состоялось в десять лет. Он уже тогда принимал участие в театральных спектаклях, как пианист. А в 12 лет Мечислав поступает в Варшавскую консерваторию по классу фортепиано.

Нет, вряд ли моей бабушке довелось встретиться с гениальным ребёнком. Ведь он родился в 1919 году, в Варшаве, а в 1921 у бабушки Адели в Баку родился первый ребёнок, мой отец, которого она, как и брат Самуил, назвала в честь своего отца Моше (Моисеем).

И так уж сложилось, что никогда больше она не видела своего брата, его семью. И никому из нас не довелось познакомиться с бабушкиным племянником, единственным, кто уцелел в Варшавском погроме, ужасающе многократно превышающем потери Кишинёвского погрома… То, что случилось потом с юношей Мечиславом (Моисеем), рассказывала моему отцу его мама и её сестра тётя Хая. Но о ней и её сыне, который погиб в числе двадцати бакинских комиссаров, речь впереди.
Наступил 1939 год. Началась Вторая Мировая Война. И евреям в Варшавском гетто пришлось также не сладко, как и их родным в Кишинёве 36 лет назад. Только оттуда они бежали от рук земляков-громил, а здесь приходилось спасаться от немцев. По рассказу тёти Хаи, родной сестры моей бабушки Адели, семья их брата Самуила была отправлена в лагерь перед отправкой в Россию. Но советское правительство распорядилось не пускать беженцев. И только их сыну Мечиславу удалось проникнуть в состав, отправляющийся в далёкую Россию. Ему помогли избежать печальной участи поклонники его таланта.

По другой версии, которую я нашла в «Русском Журнале», родители решили остаться в Варшаве и отправили в Советский Союз только детей, Мечислава и его сестру. «На полпути к цели сестре пришлось вернуться обратно — у неё стоптались башмаки, до белорусской границы Мечислав добрался один. Видя в нём в первую очередь еврея, спасающегося от немцев, советский пограничник записал имя нового гражданина СССР: Моисей (наверно из своих скудных познаний имён из Ветхого Завета). Отсюда путаница с именами — как правило, близкие друзья называли Вайнберга «Метек», коллеги — Моисей, в энциклопедиях же обычно фигурируют оба имени.» (Добавлю от себя, М.Вайнберга в Музыкальной энциклопедии, где я впервые увидела его лицо на крошечной фотографии и прочла краткий обзор жизни и творчества своего знаменитого родственника, упорно называют русским советским композитором, «забывая» упомянуть о его еврейском происхождении. Но это так, к слову.)

Мне, всё-таки, больше верится версии покойной тёти Хаи. Ведь советским источникам не к лицу было признавать, что их правительство договорилось с гитлеровским правительством о том, чтобы не допустить спастись евреям… Отсюда и миф о якобы нежелании родителей будущего известного композитора покинуть вместе с детьми Варшаву. К тому же, и жена Вайнберга, Наталья Соломоновна Михоэлс, подтвердила в телефонном разговоре со мной, что спастись пыталась вся семья, но из-за дочери, у которой во время бегства сломался каблук, они отстали и не поспели на поезд, увёзший одного их сына в Россию…

Ещё в детстве я узнала о двоюродном брате моего отца. Правда, они никогда не виделись. И вряд ли Моисей Вайнберг знал или слышал что-нибудь о моём отце. Зато мы о нём знали и гордились, что в нашей родне есть такой замечательный выдающийся человек, которому сам Шостакович посвятил свой десятый квартет. «Он (Вайнберг) написал девять квартетов (у меня их было восемь). Я поставил задачу догнать и перегнать Вайнберга, что и сделал». Так писал Д.Д.Шостакович. Но об этом я узнала уже гораздо позже.

Первоначально Вайнберг обосновался в Беларуссии, где два года учился в Минской консерватории по классу композиции у профессора В.А. Золотарёва. Когда началась война, Вайнберг эвакуировался в Ташкент, город, где нашли приют и убежище цвет культурной интеллигенции страны. Там он познакомился с Натальей, дочерью Соломона Михоэлса, выдающегося еврейского актёра трагика. В 1942 году они поженились. После войны, когда они вернулись в Москву, у них родилась дочь Виктория.

Интересный портрет молодого пианиста и композитора оставила его современница Людмила Кафанова (журналистка):

«Мне посчастливилось знать Метока (Моисея) Вайнберга с 1942 года, — — В эвакуации, в Ташкенте я училась в одном классе с младшей дочерью Михоэлса Ниной, а ее сестра Талочка была женой Метока. Ему было 22 года. Высокий, худощавый, с копной темно-рыжих вьющихся волос. Как и все рыжие, он был белокожим, и лицо его, всегда улыбающееся, как бы излучало свет. Приветливый, дружественный, не по-нашему, не по-советски (он был из Польши) уважительный. У него уже тогда была репутация интересного композитора. В Москве он сразу был признан и занял место в кругу своих великих современников. И вдруг — погибает (теперь все знают: был убит) Михоэлс и вслед за этим арестовывают Моисея Вайнберга — «агента» Джойнта и разнообразных вражеских разведок. Я не понимала, как этот мягкий, застенчивый человек мог выжить в советской тюрьме. Но он выжил и даже дожил до 77-ми лет.»

Но я забежала немного вперёд. В Ташкенте Вайнберг работал в оперном театре и там же родилась его первая симфония. Необходимо было узнать авторитетное мнение о ней и в 1943 году Вайнберг отправляет ноты в Москву к Шостаковичу. Симфония понравилась и автор был приглашён в Москву. Так началось его знакомство, переросшее в дружбу с великим композитором двадцатого века Д.Д.Шостаковичем, который «всегда безумно ценил Вайнберга», — вспоминает журналист и музыкальный критик Иосиф Тавор. — «Он нередко пишет в мемуарах, что он обращался к Вайнбергу за советом, за помощью. И Вайнберг тоже обращался к Шостаковичу; он, без сомнения, как человек очень впечатлительный, очень эмоциональный, очень тонко чувствующий и прошедший массу перипетий в своей жизни, конечно испытал влияние Дмитрия Дмитриевича. Но это было не просто влияние, это была теплейшая дружба, о которой мне ( Иосифу Тавору) Наталья Соломоновна тоже очень много рассказывала, это была дружба людей, которые абсолютно не завидовали друг другу. Было уважение одного мастера к другому. Было обоюдное обогащение двух композиторов. И остаётся вопросом, почему один из них оставался в тени другого. Не знаю. Может быть, один больше соотвествует эпохе. Д.Д. Шостакович — композитор масштаба, композитор эпохи. Вайнберг — куда более интимен. Является ли это недостатком или каким-то ущербом не знаю. Я не берусь судить о степени талантливости или гениальности того и другого, но факт остаётся фактом — до последнего времени Вайнберг находился в тени Шостаковича. Но сейчас Вайнберга знают и ценят во всём мире.»

Сохранилось воспоминание о том, как в 1947 году Шостакович в четыре руки с Вайнбергом исполнял свою Четвёртую симфонию в кругу коллег. Почему в кругу коллег? Да потому, что практически, Четвёртая симфония была запрещена. А вместе с ней и большинство произведений, написанных Шостаковичем до 1936 года. Этому печальному событию в культурной жизни страны послужило посещение Сталиным спектакля «Катерина Измайлова». Непривычный звукоряд оперы шокировал диктатора. И его настроение тут же отобразилось в редакционной статье газеты «Правда» «Сумбур вместо музыки», надолго перекрывшей путь молодому новаторству многих композиторов. Шостакович был вынужден отменить назначенную на осень 1936 премьеру симфонии N4 (впервые она была исполнена в 1961). «Катерина Измайлова» была «реабилитирована» на родине только в 1962.

Вот так и получилось, что вместо концертного исполнения, два композитора исполняли эту симфонию в четыре руки, надеясь вернуть ей легальное существование. Но им пришлось подождать…

1948 год принёс трагедию. 13 января в Минске под колёсами грузовика погибает Соломон Михоэлс, легендарный трагический артист. (Не правда ли, какой ужасное совпадение: играть трагические роли на сцене и трагически окончить свою жизнь…)

Только позже стало известно, что его гибель была не случайной. Он был убит по приказу самого Сталина в результате послевоенной антисемитской кампании. Наступило тяжёлое время для советской еврейской культуры. При самом деятельном участии Андрея Жданова, ответственного за идеологию, культуру и науку, началась самая настоящая травля деятелей науки и искусства под знаменем борьбы с «космополитизмом и формализмом», что было закодированным, но для всех мыслящих людей ясным понятием еврейского влияния. Правда, не избежали печальной участи и композиторы не еврейской национальности. Шостакович, Прокофьев и многих другие композиторы (в том числе и Вайнберг) были заклеймлены, как композиторы-«формалисты» и их музыка приказом, подписанным самим Сталиным, была запрещена к исполнению.

Рахлин, Городинский, Хренников, Моисей Вайнберг. Фото с сайта world.lib.ru
Так как Моисей Вайнберг был женат на дочери Михоэлса, Наталье Соломоновне, то и он вместе со всей семьёй тоже попадает под наблюдение.

«Под домашним арестом семья находилась более пяти лет, — вспоминает младшая дочь артиста Нина Михоэлс. — Работать права мы не имели. Телефон был отключен. На всех этажах дома и во дворе — охрана. Выходили только в сопровождении охранников. В морозы я упорно читала все афиши, чтобы вынудить их подольше быть на улице. Мы с сестрой были готовы к аресту, высылке, но нас никуда не вызывали. Очевидно, пересыльные пункты были переполнены, и до нас ещё не дошла очередь. И это продолжалось около пяти лет»

«И в состоянии оглушенности, мы с сестрой не плакали. Потом — много смеялись, наблюдая изнутри трагиабсурдность системы, всё глубже понимая бессмысленность и абсурд происходящего. Когда арестовывали мужа сестры композитора Вайнберга, я стояла и думала, кто из присутствующих — сумасшедший. Мы только пришли с друзьями Борисом Чайковским и Николаем Пейко после концерта в Зале им.Чайковского, где симфонический оркестр исполнил концерт Моисея Вайнберга. Дирижировал Натан Рахлин. Солировал Давид Ойстрах. Концерт прошел с колоссальным успехом. В два часа ночи раздался стук в дверь. Мы с Талой были убеждены, что это за нами. Вайнберг в это время сидел возле пианино и импровизировал. «Руки вверх, ваше оружие!» — прозвучала команда и вошедшие быстро увели мужа сестры. 17 марта 1953 года охрана из дома исчезла.» (Из воспоминаний Нины Михоэлс)

Как член семьи Михоэлса, Моисей Вайнберг был арестован по обвинению в «еврейском буржуазном национализме» и в тесных связях с Еврейским антифашистским комитетом. А ещё ему было предъявлено обвинение в намерениях построить еврейскую республику в Крыму. (В феврале 1944 года, вернувшись из США, Михоэлс и другие члены делегации ЕАК направили Сталину и Молотову письмо о создании в Крыму Еврейской республики и о настоятельном пожелании еврейских кругов Америки, чтобы Еврейская автономная республика включала в себя весь Крым с его южным побережьем. Но Вайнберг не состоял в этом комитете и не принимал участия разработке его планов.)
Д. Д. Шостакович, близкий друг композитора и его семьи, принял деятельное участие в попытках его освобождения. И конечно же, в его хлопотах принимала горячее участие жена Вайнберга, Наталья Соломоновна. На её руках была семилетняя дочь, Виктоша. И её судьба зависела от судьбы родителей; в то грозное сталинское время детей арестованных отдавали в детские дома.

Д. Д. Шостакович, не побоявшись огромной ответственности за собственную жизнь и жизнь своей семьи, писал Лаврентию Берия, что Вайнберг ни в чём не повинен, и он что готов взять под опёку дочь Вайнберга в случае ареста его жены. «Я могу поручиться за Вайнберга в том, что он честный художник и гражданин, и не изменник и не американский шпион!» — сказал композитор всесильному временщику. И далее произнёс вслух то, что давно уже было секретом Полишинеля, о чём люди знали, но в страхе молчали. «Я знаю, — сказал он, — что у вас бьют. А его мучить нельзя, у него слабое здоровье.»

Не известно, как бы повернулись события, если бы не смерть тирана. Только благодаря ей, было остановлено дело врачей, отменена готовящаяся депортация евреев в Сибирь, и 25 апреля был выпущен на свободу Моисей Вайнберг, единственный из всех композиторов Советского Союза, которого заключили в тюрьму. Избежав трагической участи польских евреев, композитор попал в сталинские застенки…

Около трёх месяцев провёл Моисей Вайнберг в заключении в Бутырской тюрьме. Много это, или мало?

Вполне достаточно, чтобы на всю жизнь наложить горестный отпечаток и подорвать здоровье. Впрочем, только в симфонической музыке Вайнберга слышны переживания и боль прошлого. В его музыке к кинофильмам и мультипликационным фильмам для детей, музыке, которая очень полюбилась народу, не имевшему понятия об имени композитора (уж так вот странно это случилось!), звучали оптимистичные ноты. Музыка была красивая и легко запоминающаяся. А ставшую культовой песню из некогда очень популярного фильма «Последний дюйм» люди моего поколения до сих пор не забыли. Были в ней такие строчки: «Простите солдатам последний грех, / И в памяти не храня, / Печальных не ставьте над нами вех. / Какое мне дело / До вас до всех? / А вам до меня?…»

«Вайнберга Шостакович боготворил. — вспоминает Матвей Исаакович Блантер. — Когда его арестовали, Дмитрий Дмитриевич пришёл к нам удручённый, серый, сел на диван и сказал: «Слабый он, не выдержит, наговорит…» Но печальный прогноз не оправдался. Никого не выдал, ни о ком не сказал худого слова молодой композитор.

В своих симфониях Шестой, Седьмой и Двенадцатой, а также трилогии «На пороге войны» трагические события в жизни композитора нашли своё отражение в полной мере. Но только Шестая симфония неоднократно исполнялась и была известна публике. Остальные произведения оставались за семью печатями. (Хочу от себя прибавить, что проработав почти семнадцать лет в Азербайджанском Государственном симфоническом оркестре в группе скрипок, мне ни разу не довелось играть произведения Вайнберга. И вряд ли кто из наших музыкантов знал его симфонические произведения. Когда мы приехали в Америку, на первом же симфоническом концерте я спросила скрипачку оркестра, знакомо ли ей имя Вайнберга и приходилось ли исполнять его произведения. К моему восторгу она ответила, что очень хорошо известно, и его музыка неоднократно исполняется оркестрами страны.)

В 1968 году Вайнбергом была написана опера «Пассажирка» (по заказу Большого театра). Но она так никогда и не была поставлена. (Лишь в декабре 2006 она впервые прозвучала на сцене Московского международного Дома музыки в концертном исполнении солистов хора и оркестра музыкального театра им. Станиславского и Немирович-Данченко. Дирижировал Вольф Горелик. Объявление это было дано в Новой Газете под шапкой «Опера Моисея Вайнберга «Пассажирка» дождалась своей премьеры в России).

Как рассказал пришедший на премьеру автор либретто Александр Медведев, за два дня до смерти Вайнберг очень сожалел о том, что так никогда и не услышит свою оперу. Утешая его, Медведев пообещал слушать её в два раза внимательнее: за него и за себя, когда премьера всё-таки состоится. Но произошло это только через десять лет после смерти композитора.

В «Пассажирке» повествовалось о случайной встрече на палубе корабля, плывущего в в Бразилию бывшей узницы нацистского концлагеря с бывшей надзирательницей. Эта тема концлагеря, где погибли отец, мать и сестра Вайнберга, была ему мучительно близкой…

Моисей Вайнберг и Кондрашин с супругой Фото

Вдова Вайнберга, Ольга Юльевна Рахальская считала, что композитор отчасти сам был «виноват» в малой популярности своих произведений. Сочинение музыки его интересовало гораздо больше, чем дальнейшая их пропаганда. Около 70 процентов его произведений не опубликовано даже в виде нот! Диски с его музыкой и сейчас трудно, почти невозможно достать. Похоже, что пальму первенства надо отдать английской фирме «Olympia», выпустившей 18 дисков с музыкой Вайнберга. Русская фирма «Мелодия» сделала серию дисков, охвативших примерно половину симфонического и квартетного наследия композитора. Но как же мал был тираж, если в свободной продаже их практически нет.

Ф. Коган рассказывал: «Человек чрезвычайно скромный, Моисей Вайнберг далёк от пропаганды собственного творчества. Его трудно «разговорить» по поводу того или иного сочинения или нового замысла. Всегда охотно помогающий в уточнении каких-то информативных деталей… любезный и добрый в чисто человеческом общениии…»

Не надо забывать, что замечательный музыкант был еврей, к тому же беженец из Польши. В коммунистическую партию он не захотел вступить. Разговаривал с сильным польским акцентом. Совсем «не наш» человек… И об этом, не стесняясь, писали зарубежные музыкальные критики, высоко ценившие музыку Вайнберга.

Бессменный виолончелист квартета Бородина Валентин Берлинский рассказывал в интервью И. Овчинникову о Вайнберге, с которым ему посчастливилось встретиться и подружиться.

«Личность Мечислала Самуиловича — Метека, как мы его называли, — удивительно яркая, неповторимая и, к сожалению, очень мало изученная. Думаю, если бы Вайнберг появился чуть раньше, или, наоборот, гораздо позже, даже теперь, его имя и его творчество стали бы более известны. … Его необыкновенный талант проявлялся во всём, начиная с его человеческих качеств. Его удивительное благородство, скромность, порядочность, интеллигентность отражались в его сочинениях. А его данные как пианиста были просто феноменальны! Не случайно Шостакович именно ему поручал первые исполнения своих сочинений в Союзе композиторов. Вайнбергу многократно доводилось впервые исполнять новые произведения Шостаковича в четыре руки с автором. А на премьере Цикла романсов Шостаковича на стихи Блока Вайнберг выступил в ансамбле с Давидом Ойстрахом, Мстиславом Ростроповичем и Галиной Вишневскоей, оказавшись адекватной заменой Святославу Рихтеру. »

Берлинский познакомился с Вайнбергом в 1944 году, когда он был женат первым браком на дочери Соломона Михоэлса. Бывал у них дома. «Жили они у Никитских ворот», — вспоминал Берлинский, — «неподалёку от здания ТАСС». А когда он женился второй раз, «то квартира его жены была в доме на углу улиц Лесной и Новослободской. И окна квартиры выходили как раз во двор Бутырской тюрьмы, представляете? В тот двор, куда его увели при тридцатиградусном морозе».

Моисей Вайнберг, Ольга Юльевна, Шостакович Фото с сайта world.lib.ru

Вот такое печальное совпадение…

По твёрдому убеждению Берлинского «творчество Вайнберга должно занять достойное место в репертуаре струнных квартетов — это не только прекрасная музыка, но и энциклопедия квартетного искусства. Там использованы буквально все тембровые возможности, приёмы, технологии квартета. Хотя сам он не был струнником, но удивительно чувствовал эти инструменты и понимал их душу.»

Уже много позже Вайнберг был удостоен звания народного артиста РСФСР (в 1980г), а в 1990 стал лауреатом Государственной премии СССР. Но всенародное признание и слава так и не пришли к нему. Только в кругу музыкантов профессионалов было известно его имя и он пользовался заслуженным уважением. Симфонической музыки его практически не знали. Не издавали и не исполняли. А ведь он написал огромную музыкальную литературу.

Вайнберг автор 26 симфоний, семи опер, 17 струнных квартетов (два из них посвящены Бородинскому квартету), 19 сонат для разных инструментов, музыки для театра и кино. Британская фирма звукозаписи «Олимпия» выпустила 15 дисков с записью его произведений.

(«Молдавская рапсодия», 1949; «Польские напевы», 1950; около 100 романсов на слова Ш. Петефи, Ю. Тувима, И.-Л. Переца, музыку к театральным постановкам и кинофильмам (более 60), в том числе к фильмам «Летят журавли» (1957), «Последний дюйм» (1958), «Афоня», «Укротительница тигров», «Гиперболоид инженера Гарина», «Тегеран-43» и др. Музыка ко множеству мультипликационных фильмов, в том числе широко известные и любимые и детьми и взрослыми «Винни-Пух» и «Каникулы Бонифация». Кантата Моисея Вайнберга — «Дневник любви» (1965) — посвящена детям, погибшим в Освенциме, а опера «Мазлтов» написана по мотивам произведений Шолом-Алейхема.

В широко (и даже скандально) известной книге Соломона Волкова «Шостакович и Сталин» не нашлось места для упоминания имени М. Вайнберга. Обстоятельно рассказываются многочисленные перепитии сложной судьбы великого композитора Шостаковича, его отношения со Сталиными, с друзьями и недругами. Перечисляется длинный ряд имён, кто хоть каким-то образом соприкоснулся в той или иной мере с Шостаковичем. Но ни одного упоминания Моисея Вайнберга. Мне это показалось странным и я вновь открыла страницы всемогущего Интернета.

Ответ на свой вопрос я нашла в интервью Соломона Волкова с Александром Генисом, где Волков выносит своё заключение о музыке композитора Вайнберга: «этой музыке не откажешь в высоком профессионализме, но самостоятельным художественным явлением для меня она пока не стала.»

Вот такое мнение. Музыка Моисея Вайнберга это переживёт.

Дальше Волков продолжает в том же духе: «Вайнберг был мало того, что одним из ближайших друзей Шостаковича, он был, может быть, это не лицеприятно, сильнейшим эпигоном Шостаковича. Все его творчество развивалось под сильнейшим влиянием Шостаковича. Это Шостакович, которому для того, чтобы стать Шостаковичем, не хватает гения Шостаковича… Да, ухо постоянно возвращается к оригиналу из-за «типичных» его признаков. И в этом отношении, конечно, Вайнбергу не повезло. Я его знал. Он был приятным человеком, запуганным на всю жизнь. Он посидел при Сталине, поскольку был евреем из Польши и попал под очередную волну арестов. Его тогда вызволял Шостакович. Он был во всех отношениях страшно запуганный человек, обожал Шостаковича, и вот так всю жизнь под него сочинял. При этом, я повторяю, что этой музыке не откажешь в высоком профессионализме, но самостоятельным художественным явлением для меня она пока не стала.»
И мне показалось, что Соломон Волков сам был страшно запуганным на всю жизнь, если зная лично композитора Вайнберга, не посмел включить свои воспоминания о нём, близком (как он сам в этом признаётся) друге Шостаковича в свою книгу. Кстати, его мысль об эпигонстве Вайнберга не находит подтверждения ни у одного музыканта, или журналиста, к чьим воспоминаниям я обращалась при написании этого очерка.

«Музыка написана кровью сердца. Она ярка и образна, в ней нет ни одной «пустой», безразличной ноты. Все пережито и осмыслено композитором, все выражено правдиво, страстно. Я воспринимаю ее как гимн человеку, гимн интернациональной солидарности людей против самого страшного в мире зла — фашизма» — Так отозвался об опере «Пассажирка», написанной его близким другом, Д.Д.Шостакович. И его мнение без сомнения перевешивает мнение журналиста Волкова.

Думаю, будет уместно рассказать немного об отце первой жены Вайнберга, выдающемся артисте и режиссёре, легендарном исполнителе роли короля Лира, Соломоне Михоэлсе. Настоящее его имя было Соломон (Шлойме) Михайлович Вовси. Родился он в городе Двинске (теперь Даугавпилс) в «патриархальном еврейском семействе, где само слово актёр произносили шёпотом, ибо оно считалось греховным и неприличным» (пишет Н. С. Михоэлс). Земляк по Витебской губернии гениального Марка Шагала, с которым он потом сотрудничал в Еврейском театре, где художник расписывал декорации, он получил обычное для тех лет еврейское религиозное образование в хедере. И только потом, в тринадцатилетнем возрасте, начал обучаться систематическим светским наукам и русскому языку, что не помешало ему позже учиться в реальном училище в Риге (1905г) и на юридическом факультете в Петербургском университете (с 1915 по 1918г).(В то время Витебская область была чертой оседлости, за пределами которой евреям запрещалось жить. И неудивительно поэтому, что многие не знали русского языка, говорили в основном на идиш). Во многом его судьба схожа с судьбой родителей М. Вайнберга. Тоже родом из маленького городка. Наделён необычайными способностями к искусству. И тоже гибнет от рук палача. Только родители композитора были сожжены немцами, а гениальный актёр, лауреат Сталинской премии, режиссёр Государственного еврейского театра в Москве (Госет) и первый председатель Еврейского антифашистского комитета, созданного для «вовлечения в борьбу с фашизмом еврейских народных масс во всё мире» был погублен в родном отечестве от руки, ещё не так давно давшей ему премию собственного имени.

Последние годы жизни Моисей Вайнберг тяжело болел. У него была, как сказала мне в разговоре по телефону его первая жена, Наталья Соломоновна, неизлечимая желудочная болезнь. Позже, в интернете, я узнала, что он страдал болезнью Крона. Материально он с семьёй очень нуждался. И ему немного помогали друзья, в том числе вдова Д.Д.Шостаковича Ирина Антоновна Супинская.
Незадолго до смерти, а именно 3 января 1996 года, Моисей Вайнберг был крещён.

Многих заставит призадуматься этот интересный факт, почему вдруг композитор, еврей по национальности, решил креститься. Ответ на этот вопрос я получила от младшей дочери Вайнберга, Анны, на матери которой, Ольге Юльевне Рахальской, композитор женился в 1970 году. Вот что она мне рассказала в письме.

Отец «крестился в здравом уме и твердой памяти, без малейшего давления с чьей-либо стороны; это было его обдуманным и сознательным решением, а зачем он это сделал и почему, — не нам судить. А произошло это на дому — отец был болен и последние 3 года не выходил из дома: к нему (по его просьбе) пришел священник и крестил его.»

26 февраля М. Вайнберг скончался. Отпевание композитора состоялось в храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке недалеко от Союза Композиторов.

Похоронили его на русском православном кладбище в одной могиле с Гринчар Надеждой Александровной (1910-1991) матерью его второй жены Ольги Юльевны Рахальской. (49 участок Домодедовского кладбища)
На чёрном мраморном постаменте выгравировано имя композитора, годы рождения и смерти. А под этой надписью имя, фамилия и годы рождения и смерти его тёщи. Я не знаю, почему понадобилось похоронить тогда уже довольно известного композитора в одной могиле с тёщей. Боюсь, уже никогда не узнаю.

Но, как впоследствии выяснилось, я поторопилась бояться. Неожиданная встреча на волнах Интернета с младшей дочерью композитора, Анной, пролила свет и на это обстоятельство: «у москвичей давно уже нет выбора, гда хоронить своих близких; обычно существуют могилы, где похоронены члены одной семьи».

Автор: Ада Цодикова
http://www.epochtimes.ru/content/view/31759/73/

Сохранить