Мой дед Евгений Анфирович Анфиров История Ташкентцы
Автор Андрей Гагарин
Мой дед, Евгений Анфирович Анфиров, прожил трудную и богатую событиями жизнь, половину которой он посвятил революционной борьбе за демократию, социальную справедливость и права трудящихся. И, хотя эта его борьба увенчалась победой, места в новой светлой жизни для деда в итоге не нашлось и его сначала оттеснили в сторону, подальше от власти, а в конце концов он, как и многие другие граждане нашей великой страны того времени, пал жертвой сталинских репрессий конца тридцатых годов. Произошло это задолго до моего рождения.
Деда своего я мог видеть только на нескольких случайно уцелевших старых семейных фотографиях, в связи с чем он был для меня в большей степени фигурой отвлеченно исторической, нежели живым, реальным человеком. Кроме того, в советские времена особенно распространяться на тему репрессий было не принято, и о деде в нашей семье практически не говорили. По существу, дед был для потомков фигурой запретной, и никто из нас в то время им особенно не интересовался.
К счастью, политический режим в Советском Союзе в наше время был уже не таким суровым, как во времена деда, и нам, по крайней мере, не пришлось от него публично отрекаться. В анкетах о деде мы, конечно, не упоминали, благо от нас этого и не требовалось. Впрочем, для компетентных органов сведения о родственниках интересовавших их людей не составляли большой тайны, однако, наличие репрессированного деда проблемой для меня никогда не становилось.
При Союзе жизнь деда оставалась для нас практически неизвестной. Сейчас людей, знавших деда лично, которые могли бы рассказать о нем что-нибудь, давно уже нет в живых. Остались только документы, прямо или косвенно, связанные с дедом. Часть этих документов чудом сохранились со времен деда, а другие были найдены уже в наше время. Постепенно на основании этих документов удалось воссоздать контуры большей части жизни деда.
* * *
Мой дед родился 3 января (далее, часть дат дана по старому стилю) 1882 года в Москве. Его мать, Евдокия Дмитриевна Львова, была портнихой. По анкетным данным отец деда также был портным, но его имя и фамилия не сохранились, в связи с чем возникают определенные сомнения относительно его реальности. По семейному преданию дед был незаконнорожденным ребенком какого-то знатного вельможи, а свои отчество и фамилию получил по имени крестившего его священника.
Когда деду было 10 лет, его мать сильно заболела и попала в больницу, после чего деду пришлось бросить учебу в Петровско-Арбатском городском училище и поступить на работу в магазин игрушек, чтобы как-то прокормить семью. После того, как мать выздоровела и выписалась из больницы, дед вернулся в школу и продолжил учебу в ней. Впрочем, в 12 лет ему все равно пришлось оставить школу и пойти работать в кузнечно-слесарную мастерскую.
На заводах дед начал работать в 1898 году, с шестнадцати лет, а в следующем году одновременно с работой начал учиться на Пречистенских рабочих вечерних курсах, где вошел в революционное движение и в 1900 году вступил в РСДРП. На курсах дед проучился три года, а после их успешного окончания в 1902 году, в свободное от работы время начал заниматься революционной деятельностью на Прохоровской мануфактуре и Пресненском подрайоне. Первый этап подпольной работы деда продлился, впрочем, недолго, и уже в июне следующего 1903 года он был арестован по делу Московского Комитета и до осени просидел в московской тюрьме, откуда был выслан в Подольск под особый надзор. Летом 1903 года, когда мой дед сидел в тюрьме, в Лондоне состоялся II съезд РСДРП.
Решения, принятые на этом съезде, впоследствии сыграли роковую роль в жизни деда, ибо, именно на этом съезде произошло разделение членов РСДРП на «меньшевиков» и «большевиков». Впрочем, в 1903 году это разделение носило больше теоретический характер, до практических последствий было еще очень далеко, и о расколе в партии, особенно на местах, никто всерьез не помышлял, а социал-демократы оставались единым революционным движением и вместе боролись за победу революции.
В Подольске мой дед надолго не задержался и сбежал оттуда в Москву, где снова был арестован и выслан на это раз уже подальше от Москвы, сначала в Саратов, а оттуда в 1904 году этапом в Ташкент.
Так мой дед впервые оказался в Ташкенте.
Ташкент в те времена находился на окраине Российской империи, но при этом отнюдь не был глухой провинцией, а напротив, уже почти сорок лет являлся столицей российского Туркестана. В момент прибытия сюда моего деда Ташкент был уже большим городом с более, чем полутора сотен тысячным населением и состоял из старого и нового, европейского города, которые разделяла небольшая речка. Как и положено столичному городу, в Ташкенте имелись вокзал, банк и почта, гимназии и училища, больницы и церкви, театры и музеи. В Ташкенте располагались органы государственного и военного управления Туркестаном, было расквартировано несколько воинских частей. Из европейской части России в Ташкент можно было добраться по железной дороге через Красноводск. Именно этим путем в 1904 году в Ташкент прибыл мой дед. В Ташкенте дед работал в железнодорожных мастерских около вокзала и параллельно продолжал заниматься революционной деятельностью.
12 января 1905 года на общественном банкете, посвященном чествованию 150-ти летней годовщины Московского Университета, который проходил в здании Общественного собрания, мой дед анонимно выступил с декларацией требований программы РСДРП, а в начале весны 1905 года участвовал в создании первой организации РСДРП в Ташкенте.
В июле 1905 года он был арестован за антигосударственные высказывания и осужден, но после выхода из тюрьмы через несколько месяцев, осенью 1905 года, продолжил революционную деятельность и работал по организации типографии, изготовлению печатного станка и добычи шрифтов, а также вел активную работу по организации забастовки в воинских частях.
В конце 1905 года, после окончания всеобщей железнодорожной забастовки в Ташкенте, мой дед был отправлен организацией за шрифтами для типографии в Баку. 5 января 1906 года после возвращения из Баку со шрифтами он был арестован, избит и несколько месяцев просидел в тюрьме, хотя дела ему так и не дали. Привезенные дедом шрифты полицейские тогда не нашли, и в январе 1906 года вышел первый номер солдатского листка «Правда».
После выхода из тюрьмы мой дед организовал 1-ый коллектив безработных в бывшем ночлежном доме купца Иванова на Жуковской улице. В июне 1906 года, после завершения срока ссылки, он выехал в Москву. По возвращении в Москву мой дед работал сначала слесарем на Электрической станции, а затем слесарем и инструментальщиком в Рязанском парке. При этом, он продолжал революционную деятельность, был членом Правления союза городских служащих и членом Бюро профсоюзов. В марте 1907 года он был членом забастовочного комитета и бюро Трамвайной забастовки, а затем работал в Профсоюзе и Садовническом подрайоне. После разгрома Профсоюзов мой дед работал в Замоскворецком районе, был членом районного комитета, откуда в 1909 и 1910 годах избирался в Московский Комитет. После провала Московского Комитета он был членом Правления Потребительского Общества городских рабочих и служащих. В 1913 году мой дед работал по организации компании выборов в губернскую больничную кассу, а также по организации фонда легальной партийной газеты «Наш Путь».
В это же время с целью самообразования дед посещал курсы Московского Городского Народного Университета им. А.Л.Шанявского. 6 сентября 1913 года мой дед был арестован охранкой и в ноябре снова выслан на 3 года под гласный надзор полиции в Ташкент. К этому времени была построена новая северная железная дорога, проходившая через казахские степи, и во второй раз мой дед прибыл в Ташкент уже по ней.
В годы второй ссылки мой дед служил в Туркестане машинистом на локомотиве и на катере, работал слесарем на буровых работах, а также в других местах. В сентябре 1916 год он был мобилизован и, оставаясь под надзором, проходил службу в Караульной роте 1-го Сибирского Стрелкового запасного полка в Ташкенте, входившего в состав 1-ой Сибирской стрелковой запасной бригады.
28 февраля 1917 года вечером, после получения известий о свержении царя, мой дед покинул расположение воинской части и 1-3 марта принял активное участие в организации первого Совета Рабочих депутатов и первого Совета Солдатских депутатов, был первым председателем первого Совета Солдатских депутатов в Ташкенте. Это был звездный час деда. Наконец-то, он мог в полной мере использовать все свои способности, знания и опыт, накопленные за годы работы в подполье, и он отважно включился в строительство нового государства.
31 марта 1917 года в Ташкенте состоялось заседание Ташкентского Совета Солдатских Депутатов, на котором был рассмотрен вопрос о снятии с должности и помещении под домашний арест Туркестанского генерал-губернатора генерала Куропаткина, а также об отстранении от должностей нескольких высших офицеров, включая начальника 1-ой Сибирской стрелковой запасной бригады генерала Бурова. Активным участником этого заседания был мой дед, который впоследствии женился на одной из дочерей отстраненного им от должности начальника бригады. Возможно, тогда, в марте 1917 года, дед спас жизнь своему будущему тестю и моему прадеду, так как сменивший генерала Бурова на должности генерал Мухин через полгода погиб во время октябрьских событий в Ташкенте.
В десятых числах апреля 1917 года мой дед был делегатом проходившего в Ташкенте 1-го Туркестанского краевого съезда солдатских и рабочих депутатов, где вместе в Алексеем Доррером и другими был избран в Рабочую секцию и участвовал в разработке документов съезда о правах рабочих и о профессиональных союзах. 19 апреля 1917 года на заседании Ташкентского Совета Солдатских Депутатов, проходившем в Доме Свободы под руководством деда, он выступил с инициативой об увековечивании памяти борцов за свободу, погибших в борьбе со старым режимом, что и было впоследствии реализовано в виде мемориала в будущем сквере Кафанова.
4 мая 1917 года на Сыр-Дарьинском областном съезде рабочих и солдатских депутатов мой дед был избран в Сыр-Дарьинский областной совет солдатских и рабочих депутатов, председателем которого он являлся с мая по октябрь 1917 года. Одновременно мой дед состоял членом Исполнительного комитета Ташкентского совета рабочих и солдатских депутатов, а также работал в Сыр-Дарьинском областном совете, где вместе с Мустафой Чокаевым был товарищем председателя Совета — Владимира Наливкина, ставшего впоследствии председателем Туркестанского Комитета Временного правительства.
В течение весны, лета и осени 1917 года мой дед принимал самое активное участие в работе Советов разных уровней, руководил работой областного Совета солдатских и рабочих депутатов столичной Сыр-Дарьинской области, состоял в нескольких комиссиях, участвовал в многочисленных совещаниях, конференциях и съездах, ездил в командировки, в том числе, в июле-августе по заданию Краевого совета находился в Петрограде и Москве с целью изучения организации воинских комитетов и военных секций при Петроградском и Московском советах, а также установления связи с Всероссийским Исполнительным Комитетом.
В начале сентября 1917 года состоялось выступление радикально настроенной части депутатов Ташкентского совета и некоторых военных с требованием об отставке Туркестанского комитета временного правительства и передаче всей полноты власти Советам, которое, однако, не получило тогда поддержки депутатов других Советов. Мой дед принимал участие в работе комиссии по расследованию этих событий.
В начале октября 1917 года мой дед участвовал в работе 2-го Краевого Съезда Советов Солдатских и Рабочих Депутатов, проходившего в Ташкенте. На этом съезде обсуждался вопрос об отношении Советов к сентябрьским событиям в Ташкенте, а также о выборах нового состава Краевого совета. Однако из-за радикальной позиции некоторых депутатов, прежде всего, большевиков, работа съезда была, фактически, сорвана и никаких принципиальных решений на нем принято не было.
В конце октября 1917 года противостояние между Ташкентским советом и Туркестанским комитетом временного правительства дошло до вооруженного столкновения, которое завершилось победой Советов. 1 ноября 1917 года мой дед принимал участие в церемонии подписания соглашения о передачи власти от Туркестанского Комитета Временного правительства Краевому Совету, а на следующий день он был направлен в командировку на Урал с заданием по организации поставок продовольствия в голодающий Ташкент, где и пробыл до конца года.
За время отсутствия деда в Ташкенте, в середине ноября 1917 года состоялся 3-й Краевой Съезд Советов Солдатских и Рабочих Депутатов, на котором вместо Краевого совета был учрежден Совет народных комиссаров, составленный исключительно из большевиков и левых эсеров.
Мой дед, который являлся членом РСДРП, но не был большевиком, был отстранен от политической деятельности. Какое-то время он еще состоял членом Ташкентского совета и несколько лет работал на разных хозяйственных и профсоюзных должностях.
Весной 1918 года он собирался вернуться на родину, в Москву, но однажды в редакции газеты познакомился с дочкой отстраненного им годом ранее генерала Бурова, в которую влюбился и остался в Ташкенте. Вскоре они поженились, и в конце 1920 года у них родился сын — мой папа.
С осени 1918 по весну 1919 года мой дед входил в правление Центрального трудового кооператива, где заведовал промышленным отделом. 10 января 1919 года он участвовал в заседании Ташкентского совета профессиональных союзов, которое вел председатель профсоюзов Михаил Качуринер, расстрелянный через несколько дней во время Осиповского мятежа. Знакомые деда оказались среди участников этого мятежа с обеих сторон, но сам дед участия в мятеже не принимал. Однако после подавления мятежа начались чистки, и деду вскоре пришлось оставить работу в кооперативе и профсоюзах.
После ликвидации РСДРП, в 1923 году мой дед был на несколько месяцев сослан в Самарканд, а в последующие годы работал простым механиком в различных организациях в Средней Азии и политической деятельностью не занимался. В Москву он так больше и не вернулся.
Случилось так, что в середине двадцатых годов дедушка с бабушкой расстались, однако, дед поддерживал отношения с семьей и по мере возможности помогал ей. Благодаря деду, папа был принят на учебу в престижную школу имени Коминтерна в Ташкенте. В то время дед уже не занимал никаких руководящих должностей, но многие люди тогда еще помнили его заслуги перед революцией и были ему благодарны. Весной 1937 года мой дед разработал проект усовершенствованной конструкции нефтяной форсунки для пищеварительных очагов и хлебопекарных печей, который получил положительные отзывы экспертов.
В марте 1937 года деду было уже 55 лет, и он написал ходатайство в Центральную комиссию по назначению персональных пенсий при ЦИК Советов УзССР с просьбой о назначении ему персональной пенсии, как революционеру-подпольщику, а через несколько месяцев, 10 августа 1937 года, он был арестован в Ташкенте по обвинению в контрреволюционной агитации и пропаганде, осужден на 10 лет и сослан в Сибирь. Донос на деда написал брат одноклассника моего папы. В феврале 1938 года ходатайство деда было возвращено с отказом в назначении персональной пенсии в виду недостаточности данных.
Спустя год после ареста, 3 августа 1938 года, мой дед скончался в Тайшетском ИТЛ ГУЛАГ.
Через несколько лет о судьбе деда бабушке рассказал какой-то возвратившийся в Ташкент из ссылки человек.
Мой папа в 1939 году закончил школу и был призван на службу в армию, откуда вернулся только уже в 1946 году. После войны папа получил высшее образование и всю последующую жизнь работал в различных организациях в Ташкенте. Папа до конца своих дней помнил и любил деда.
В 1990 году мой дед был посмертно реабилитирован, о чем нам стало известно только лишь 20 лет спустя. К сожалению, папа о реабилитации деда узнать не успел.
* * *
В советские времена жизнь деда оказалась практически забытой. В семье о нем старались лишний раз не вспоминать и, кроме нескольких старинных фотографий, да отчества моего отца, ничего нам о деде не напоминало. Только уже после распада Союза при разборе одного из книжных шкафов во время ремонта квартиры мне случайно попалась на глаза небольшая картонная папка с бумагами, в которой оказалось несколько десятков документов, имевших отношение к жизни деда. Кое-какие документы удалось отыскать потом еще в архивах, а также получить в государственных органах документальное подтверждение обстоятельств ареста деда и последующей его реабилитации.
Жизнь моего деда сложилась так, что в 1917 году он оказался на вершине власти в Туркестане. Однако, несмотря на то, что мой дед был одним из лидеров революции и организации Советов в Ташкенте, с момента основания возглавлял Совет солдатских и рабочих депутатов столичной области Туркестана, его имя, как и весь период между февральской и октябрьской революциями, было фактически вычеркнуто из официальной истории.
Кем же был мой дед? Он был выдающимся человеком и настоящим революционером. Полтора десятка лет, не щадя своего здоровья и даже жизни, он боролся за дело революции и, когда она наступила, с энтузиазмом принялся за строительство нового мира.
Он сам был рабочим и не на словах, а на деле знал и понимал тяготы и проблемы жизни рабочих, а потому борьба за права рабочего класса была для него не просто текущим лозунгом политической агитации, а реальной частью его взглядов и деятельности.
Он не имел высшего образования, но при этом был хорошо образованным, развитым и интеллигентным человеком, он прекрасно понимал значение образования и всю жизнь работал над повышением уровня собственного развития, а также постарался дать хорошее образование своему сыну.
Он не стремился к власти и не цеплялся за нее, когда власть у него была, потому что считал власть не целью, но средством для достижения других, более высоких целей, и, прежде всего, для помощи другим людям.
Он никогда не прятался за спины других, и, когда после февральской революции прежнее государство оказалось разрушенным, и кому-то нужно было начинать с нуля строительство новых органов власти, он активно включился в работу по организации Советов, сам создавал, налаживал работу и руководил Советами.
Он не был бюрократом и чиновником, а напротив любил живую работу, старался лично вникать и разбираться в проблемах, если было нужно, сам выезжал в командировки в любое время и место.
Он никого не убивал, не участвовал в террористических актах, не сажал в тюрьмы и не посылал людей на смерть ради идеи. Он был созидателем, а не разрушителем.
Он был прекрасным оратором и собеседником, умел и любил общаться с людьми самого разного уровня, но, при этом, не был пустым болтуном и демагогом, и его слова не расходились с делами.
Он был скромным, честным и принципиальным человеком, не боялся говорить правду и отстаивать свое мнение. Десятилетиями революционной борьбы он заслужил право на свои взгляды и не изменил им в угоду политической конъюнктуре до самого конца.
Он не предавал и не продавал своих друзей.
Он не использовал власть в личных целях, не крал и не брал взятки.
Он был обычным человеком и, наверное, как и все, совершал ошибки, но никогда не перекладывал ответственность за свои ошибки на других и сам отвечал за все. Он не опускал руки после неудач, а стойко переносил удары судьбы, поднимался и продолжал идти вперед. Он с легкостью брался за любую работу и выполнял ее наилучшим образом, у него были «золотые руки».
Он был добрым и отзывчивым человеком, годы лишений, тюрем и ссылок не сломили и не озлобили его, через все невзгоды и страдания он пронес веру в людей и светлое будущее.
Он был прекрасным отцом, жизнерадостным и энергичным человеком, и достойно прожил свою трудную, полную испытаний жизнь.
Мой дед был человеком, с которого хочется брать пример, и которым можно гордиться.
В Москве мой дед теперь никому не известен, но мне кажется, что всей своей жизнью он заслужил право называться замечательным москвичом.
Впервые слышу, чтоб на Урал за продовольствием ездили. Урал скорее «кузница», чем «житница». Может за пушками, всё-таки?
И ещё. Автор похоже стесняется слова «меньшевик» Почему? Оно же здесь ключевое.
Gangut[Цитировать]
Какая такая ликвидация РСДРП в 1923 году???
Ольга[Цитировать]
Спасибо, Андрей! Читала и пропускала мимо всякие РСДРП и Уралы, Бог с ними, мне важно было чувство, с каким Вы писали, труд, который был затрачен на архивные поиски сведений о Ваших предках. Историческую достоверность можно проверить, уточнить, — главное, что написан портрет человека, идеалиста тех времен, которых было так много в неспокойные времена перемен. Они и пошли в топку первыми.
Татьяна Вавилова[Цитировать]
Комментарий к словам Татьяны Вавиловой: «Они и пошли в топку первыми». — Первыми были те, кого «они» «пустили в расход».
Халдар[Цитировать]
1. Спасибо за комментарии!
2. Gangut.
2.1. Действительно, первоначально мой дед был отправлен в командировку «для организации подвоза хлеба из Троицкого и Кустанайского района в Туркестане». Однако затем в рамках выполнения данного задания он оказался в Челябинске.
2.2. Что касается слова «меньшевик», то по моему мнению оно не является здесь ключевым, поскольку я пытался написать о моем деде прежде всего, как о человеке. Моей целью не было исследование особенностей политических течений того времени.
Кроме того, слово «меньшевик» в Советский период приобрело резко негативный оттенок и превратилось в ярлык, который навешивали на всех небольшевиков с определенными целями.
В справке прокуратуры относительно моего деда сказано: «с 1900 по 1922 г.г. состоял в РСДРП, до революции примыкал к большевкам, но так как имел расхождения с программой РКП(б), в последнюю не вступил, считал себя интернационалистом».
Не уверен, что слово «меньшевик» в даном случае помогло бы понять реальные воззрения моего деда, а наоборот скорее исказило бы действительность.
Мне кажется, главное здесь не в терминах, а в том, что у моего деда были собственные взгляды, и что он остался им верен до конца.
3. Ольга. РСДРП была ликвидирована в 1922 году. В 1923 году мой дед был отправлен в ссылку в Самарканд. В деле об аресте деда сказано: «Обвиняется в том, что с 1900 и по 1922 год состоял в партии меньшевиков, за что в 1923 г. сослан в Самарканд».
4. Халдар. Сведений о том, что мой дед кого-то «пустил в расход», мне обнаружить не удалось. Куропаткина, которого сняли с должности при участии моего деда, отправили в Петроград, где он благополучно освободился. Напротив, в течение большей части 1917 года мой дед занимался строительством нового государства совместно со всеми, кто был готов строить, а не разрушать. В расход начали пускать те, кто с целью захвата власти стали делить всех на «своих» и «чужих».
Andrey[Цитировать]
Очень хорошее лицо у Вашего деда, Андрей!
Совершенно очевидно, что все политические ярлыки «меньшевик», большевик», «эсэр», «кадет» — это порождение сталинщины. И только, вежливо говоря, «очень доверчивые» люди могут исходя из них вешать уже приговоры — «враг народа», «противник Советскй власти», «вредитель». Поколение Вашего деда — это прежде всего поколение доминирования энтузиастов, творцов, созидателей, трудящихся ради будущего. И борцов против эксплуатации и несправедливости. Так что слово «интернационалист» горазд весомее и значимее, чем «меньшевик». В начале 20-х русским рабочим с интернациональными взглядами приходилось непросто: великодержавный шовинизм был очень распространен в Туркестане, в том числе в среде «большевиков».
Мне представляется, что фразу из протокола 1938 года о ссылке Вашего деда в Самарканд как меньшевика, не надо принимать всерьез. Не было в то время подобных «ссылок», а вот откомандирование каждого грамотного партийца на решение очень непростых задач было сплошь и рядом.
Так что, я бы на Вашем месте поискал, чем Ваш дед занимался в Самарканде в 1922 году. Возможно там будеи скорее повод для гордости, чем для горести.
Сам я, как москвич в третьем поколении, полагаю, что Вы вполне можете считать и себя москвичом, причем — с учетом места жительства прабабушки — даже более «коренным», чем я.
И фамилия у Вас замечательная — каждому советском человеку приятно написать:
Удачи Вам, товарищ Гагарин!
P.S. Пара «исторических» вопросов: не попадалось ли Вам официальное решение о слиянии двух Ташкентских советов — «солдатского» и «рабочего»? Если да, то когда оно было оформлено и кто участовал в «объединительном» заседании?
Владимир Шварц[Цитировать]