Яна Темиз. Фантомная боль Ташкента (рассказ) Искусство

Города, как люди.
В них или влюбляешься с первого взгляда, или любишь неосознанно, как бабушку, или ненавидишь и уходишь от них навсегда, или привыкаешь и так и живешь – с нелюбимыми.
Есть города, которые мечтаешь увидеть. Кажется, знаешь о них все, даже если никогда там не был. Париж, Петербург, Стамбул… Возникают перед глазами знакомые (откуда?) силуэты, башни, купола, колонны… у каждого свой фантом, свой собственный тайный, вымечтанный Рио-де-Жанейро.
И, как миражи, как летучие голландцы, живут в нашем сознании эти города-призраки.
Для меня таким стал Ташкент.

– У москвички две косички, у узбечки двадцать пять! – важно декламирует московская первоклассница, маленькая я. И кружится по сцене, радостно демонстрируя все двадцать пять косичек.
Это было давно, очень-очень давно, в королевстве у края земли… в том королевстве одной семьей жили люди разных национальностей, и маленькой это казалось мне чудесной сказкой, из тех, что я так любила читать.
И мой первый бал оказался праздником, где мне предстояло примерить на себя роль восточной принцессы – такой казалась мне неведомая, живущая в загадочном Ташкенте девочка-узбечка с двадцатью пятью косичками. Я немножко балерина, немножко сказочница, немножко актриса… я первоклассница из Москвы, на улице мокрый снег, в школу нужно носить серый мешок со сменкой, а сегодня еще и сумку с маскарадным костюмом.
Почему-то никто не хотел быть узбечкой: мои подружки соперничали за пышные короткие юбки, яркие вышитые жилетки и атласные ленты принцесс из ближайших королевств, а я… у меня есть своя волшебница, которая может превратить меня в любую принцессу – или, может быть, я уже тогда предчувствовала восток, который манит магнитом и вскоре покорит меня навсегда?

Бабушка шила – и, несомненно, была волшебницей. Уже во время примерки все наши гостьи из обыкновенных усталых женщин превращались принцесс – что ей стоит превратить и меня в восточную принцессу… «Я буду узбечкой!» – к облегчению учительницы поднимаю руку я.
Где и как раздобыла бабушка в снежной Москве начала семидесятых настоящую вышитую тюбетейку? И этот странный шелк с яркими узорами для недлинного халата? А для малиновых шаровар пришлось пожертвовать подкладкой старого атласного одеяла… нет-нет, я все равно была настоящей узбекской царевной, никто бы не узнал в них подкладки – и старые шлепанцы, которые дома называли «старик Хоттабыч» были переделаны как-то так, что я чувствовала себя Царь-девицей.
Вот только косички – две у меня были свои, мы поделили их на четыре, потом на шесть, но я настаивала на двадцати пяти, я плакала и отказывалась идти в школу: я не могу быть узбечкой без ровно двадцати пяти косичек. И я их получила. Моя бабушка могла все: косички были сплетены и пришиты к тюбетейке – что это было: конский волос? остатки шерсти? У нас было веретено, бабушка умела прясть… я и сейчас помню их наощупь – мои узбекские косички.
Я крутилась на сцене – и мне завидовали все русские сарафаны, молдавские юбочки, украинские ленты, мои косички летели, мой личный восток неумолимо приближался… как хорошо, что где-то есть волшебный город Ташкент, я вырасту и обязательно туда поеду.
Я ездила в Мурманск и Ленинград, в Волгоград и Одессу, я побывала во многих городах нашего тогда еще единого и немножко, наверно, волшебного королевства – Ташкент оставался мечтой, миражом, ускользающим оазисом в пустыне.
Да и из костюма я давно выросла, косички острижены, а бабушка умерла.

«Если ты хороший писатель, – сказал ты, – опиши… ну хоть вот узор на ковре! Только так, чтобы хотелось читать, не отрываясь, сможешь?»
Ковер был тогда под самым носом: мы лежали на нем, и ворсинки были так близко, и я видела одну – неправильно черную среди белых. Черный завиток начинался чуть дальше – но одна ворсинка почему-то торчала здесь, бросаясь в глаза… нет, если встать, даже не встать, а чуть приподнять голову, ничего не заметно… и казалось, что нет ничего проще, как описать что угодно, хоть этот узор… почему нет?
Черный завиток и неправильная ворсинка – какой сюжет! И темный завиток волос на твоей шее… и я закрываю глаза, утыкаясь в него… какой прекрасный ковер.
Бухарский – красно-коричневый, с орнаментом по мотивам «райского сада»: я гуляю вокруг центральной клумбы-медальона, я прохожу по его дорожкам, я влюблена в тебя – и в этот ковер… мне хочется читать его, не отрываясь… поедем в Бухару? Или в Самарканд… знаешь, я с детства почему-то мечтала съездить в Узбекистан… у меня даже была тюбетейка с косичками… поедем? Пусть это будет ковер-самолет…
Кажется, там же, рядом, изгибы вездесущей бардовской гитары, и ее цвет так подходит к тому ковру, и ты поешь про Бричмуллу, и Чимган освещает дорогу мою, и безумно прекрасен собою…
Узор, как на картинах Верещагина, восточный ковер нашей жизни – нет, ты так и не вплелся в мой узор, черная ворсинка была случайной – надо ткать что-то новое, свой собственный орнамент… я все равно когда-нибудь поеду в Ташкент.

– Смотри, что написано! – почти кричу я мужу. – Написано «Таш-кент»! Мы будем жить здесь? Почему Ташкент?!
– Не знаю, – пожимает плечами муж. – Так уж кооператив назвали – «Каменный город». Да наверно, на всех тюркских языках это значит «каменный город». Здесь и будем жить, да.
– Знаешь, я всегда так хотела в настоящий Ташкент… но я не знала, что это значит «каменный город». Как красиво… как «Каменный цветок» из сказки… может, когда-нибудь мы?..
– Красиво, да… конечно, поедем когда-нибудь!
Но пока мы в Турции – тоже восток, ковры, минареты, слишком яркое для москвички небо, те самые или очень похожие орнаменты и узоры.
И постоянные встречи с людьми, для которых «Ташкент» – не мечта и не город-призрак: для кого-то – хореографическое училище, для кого-то детство в эвакуации, для кого-то солнечная юность… а у меня – только двадцать пять косичек и несбывшийся ковер-самолет.

Существует ли тот Ташкент, куда я так хотела поехать?
Я смотрю на фотографии – современный город тонкой тканью накинут на старый Ташкент. Несколькими слоями – каждый со своим узором и орнаментом – накрывает любой город время.
Иногда кажется, что ткань времени рвется, проступает другой слой… появляется город-мираж, манящий и удаляющийся, город-призрак, город-символ – с его узорчатыми башнями, арыками, цветущими садами.
Город – как узор на старинном ковре, повторяющийся мотив в орнаменте моей жизни.

…Старый город
Тихонько живет в каждом городе мира.
Старый город –
Лишь повод вернуться туда,
Где когда-то любила.
Старый город
Есть в каждом из нас, он невидим, внутри:
Минареты, арыки, чинары, углы, фонари.
Старый город везде –
Даже там, где его уже нету.
Он снесен –
Но мы все же тоскуем по Старому Свету.
Старый город прекрасен всегда.
Он чужим не бывает.
Старый город
Секреты хранит и старинный мотив напевает.
Без прикрас
Его стены, старинная кладка, развалины башен.
Навсегда
Эти улочки, пыль и ворота – все в памяти нашей.
Я вхожу в старый город, как в свой –
Ну и пусть не из детства
Моего эти лестницы – нет,
Никуда мне не деться:
Старый город – любой –
Нас упорно к себе возвращает
Старый город нас ждет.
Не зовет, да и не обещает
Нам чудес.
Он молчит, но однажды, случайно
Находим мы повод –
Как с небес –
Чтоб пойти и найти
В любом месте земли
Для себя только свой
Старый город.

…И я пишу свой бесконечный узор, тку свой ковер из букв и слов, и из некоторых вдруг получаются балеты или музыка, или орнамент стихов.
Я заплетаю косички своим дочкам: старшая, средняя, младшая – у москвички две косички, приговариваю я, у узбечки двадцать пять, и Узбекистан представляется им сказочным королевством с узорчатыми коврами и восточными принцессами. Сколько же их было у меня – заплетенных мною косичек?
И я опять хочу в Ташкент… кажется, это неизлечимо.
Миражи, фантомы и призраки сильнее нас – и безумно прекрасны собою.
Мне кажется, он тоже полюбил бы меня – этот где-то, конечно же, существующий город Ташкент…

Яна Темиз писатель, журналист, балетный либреттист, филолог-русист, преподаватель, автор нескольких учебных пособий, а также детективных романов: «Рай на земле», «Сад камней». Колумнист русско-турецкого журнала «Компас-Pusula».
Живет и работает в Измире (Турция).

Источник.