«Ухогорлонос» Разное

Luiza Akbayeva

Отдел туризма, в котором я работала, был веселым, наглым, прожорливым и умел работать почти круглосуточно.

До восьми-девяти вечера работали в офисе, ночью встречали и отвозили туристов, утром, в девять обязаны были сидеть в офисе. А если вдруг чья-то покорная слуга нечаянно опаздывала на три минуты, сразу же раздавался последний звоночек. По внутреннему телефону. И мягкий нежный голос директрисы мурлыкал: «Луиза, зайдите ко мне». Луиза шла, получала свое по первое число и на полусогнутых возмущенных копытцах снова окуналась в сочувственный воздух офиса.

Мы, оболтусы, ходили кто в чем, ездили кто на чем, выглядели кто как. И ели черти что.

Ирина Игоревна, наш директор, была мастером спорта СССР по художественной гимнастике, тренировалась у Ирины Винер, когда та еще работала тренером в Ташкенте, нагрузки шефиня с детства умела выносить нечеловеческие, и думала, что все так и живут. То есть, вот она устроит ад и пекло из рабочего дня, прогоняет, загоняет, измучает, как Полпот — КампУчию, если уж намекать на степень нагрузки, но не выходить из свинцовых цензурных берегов, и думает, что это просто немножко разогрелись.
Нашей премией было разрешение не выходить на работу первого января до обеда. Мы радовались чуть не до слез — до обеда! Четыре часа полной свободы! Короче.

Единственной нашей усладой была старая бабка, которая открыла свой бабкинский фастфуд прямо напротив ворот нашего офиса. Бабка продавала пирожки «ухогорлонос». Значит, желтый тазик, в тазике — куча полиэтилена и тряпья, а в них, как в уютном гнездышке, лежали кривые, кругло-треугольные, страшненькие пирожочки с начинкой из субпродуктов.

Представьте, ну, вот, декабрь. Пилишь сорок пять минут из Чиланзара до аэропорта, на автобусе, проезжаешь магазин Башкирия, проезжаешь метро Мирзо Улугбека, проезжаешь Хамзу. Едешь по Мукими, поворачиваешь на Соцгород, вот уже Фрунзенский торговый центр.

Еще немножко постой на оттоптанной правой ноге, еще немножко попровожай тоскливыми глазами уютные окошки, в которых горят утренние лампочки, там завтракают свободные люди, там еще валяются на диване, там болтает телевизор, там никто никуда не торопится и ест свое яйцо всмятку, сидя в халате, раздумывая, а не сделать ли себе сладкого чаю с лимоном. Выглянет в окошко, посмотрит на бомбейские тени в проезжающем автобусе и счастливо вздохнет, хорошо ему.

Из аэропорта едешь на другом автобусе уже почти в пригород. В чистом поле стоят домики, пасутся с детства влюбленные в небо аэропортские коровы, кривой асфальтик, и у обочины — особняк, в котором расположена фирма. Уныло плетешься с остановки, холодно, вчера вернулась домой в три ночи, а встала в шесть. Плохо. Утро — это плохо. Отвернулись от меня и облака, и ангелы и боженька, смотрят утренние новости, не до меня им. Не отвернулась лишь бабка, пташка моя ранняя, старенькая.

Как обычно тебе, дочка? Как обычно.

И когда горячий пакет, полный хихикающих и мяукающих (ну, кто знает!) пирожков ложится тебе на сгиб руки и начинает греть самую тоскливую, самую сиротливую точку под ребрами. И когда заходишь в кабинет, а Ленка уже заварила чай, расставила чашки, достала из шкафа остатки вчерашней шоколадки. И когда пирожки рассчитались на первый-второй и дружно полезли в большую миску. И когда приезжает Ирина, удовлетворенно смотрит зелеными безжалостными красивыми глазами: все в сборе, все на работе, рабочий день еще не начался, нууу, позавтракайте, да, конечно.

Откусываешь пирожок. Он тонкий, начинка горячая, густо наперченная. И тебе вкусно так, что хватит тебя на работу до поздней ночи, подозрительные пирожки и крепкий чай все тебе вернут потраченное за утро, сполна.

Сначала мы с Ленкой лечились пирожками. Потом стали по утрам приезжать пораньше Игорь и Сашка, да прямиком к нам. Потом стала приходить застенчивая Олеська из бухгалтерии. Потом генеральный менеджер, Борис Владимирович облюбовал себе место у тумбочки с припасами. Смотрит на мои ультрамодные ботинки, с огромными круглыми носами (да недорого, на Фархадском рынке покупала, и не отклеились еще!) и басит: «Я вам так скажу, Луиза, каждый человек, читавший Светония, не смог бы позволить себе смелость отнять ботинки у Буратино». И кусал пирожок. «Да нормальные ботинки, Борис Владимирович, чо сразу Светоний», — бурчала я и наливала себе чаю, и тянулась за следующим кривеньким.

Как мы ни старались, но так и не могли уговорить прохладную брезгливую Ирину Игоревну попробовать наших теплых жареных завтрачков.

Но один раз ей пришлось. Шефиня изводила меня лекциями про вред курения. И один раз начала торговаться: «Луизочка, вы сегодня до обеда ни одной сигареты не покурите, а я — шоколад не буду есть». Шоколада она ела — как маленькая голодающая африканская страна, если бы та, конечно, ела шоколад вообще.

А если проиграть — то я буду неделю ездить встречать в аэропорт ночью, без смен (это тяжело), а Ирина — съест два ухогорлоноса (а это невозможно). И надо же такому случиться, что обсуждая что-то по работе, шефиня увлеченно что-то писала, стучала на калькуляторе, давала нам задания и-и-и… Эх. На автомате взяла из ящика шоколад и начала его есть.

Я, вытащила зажигалку, отстраненно ее рассмотрела и буднично сказала: «ИринИгрна. Завтра не забудьте пораньше приехать, завтракать будем».

Наутро выражение лица Ирины было факапским, жест, которым она взяла пирожок, был факапским, страдальческое прожевывание факапского пирожка с его факапской начинкой… И потом, с того дня, мы стали брать на дюжину пирожков больше. Шефиня их распробовала и вот эти вот сморщенные эстетские штучки распрямились и, наполнившись ветром, привезли нашего шефа прямо поближе к народу.

И уже все, все почти.

Прошло лет семнадцать, наверное. Ирина уехала, и больше нас никто не тиранил, больше нас никто не учил работать на износ, больше мы ни по кому так не скучали.

Лето, я на кухне, из айфона болтает какое-то радио российское. Идет передача про туризм. «А сегодня у нас в гостях Ирина Игоревна такая-то», — говорит ведущий. Да не может быть, говорю я салату в чашке, салат молчит, но тоже изумленно машет рукольными тонкими ножками.

А потом звоню Ирине по аккуратно продиктованным ею номерам, и всякие спасибо говорю, спасибо говорю, есть за что, говорю.

Ирина Игоревна, спрашиваю, а пирожки ухогорлонос помните? Прошу вас, Луизочка, не вспоминайте этого, быстро произнесла Ирина несчастным голосом. Потому что если решил человек что-то считать факапом, так тому и быть. Даже если ему было вкусно, даже если он помнит вкус до сих пор. ))