Записки о былом. Воспоминания обрусевшего армянина. Часть 23 История

Автор Сергей Арзуманов.

(Отъезд в Москву. Первые неудачи. Поступление в Мосрыбвтуз. Профессура. Студенты. Секция штанги. Бухаров. Новак. О тяжёлой атлетике. Разгрузка вагонов. «Пятьсот весёлый» поезд. Практика: лов осетровых на Каспии. Вечеринка в общежитии. Ефим Вайнбир. Женя Каракоцкий. Снова на Северном Кавказе)

В конце августа 1945 года меня собрали в дорогу. Совсем недавно окончилась тяжёлая война. Самолётами простые граждане ещё не летали. Путь в Москву был один. Предстояло в душных железнодорожных вагонах трястись б суток в почтовом поезде или 5 — в скором. В это время шёл массовый исход из Ташкента людей, приехавших сюда в эвакуацию. Достать проездные билеты в сторону Москвы простому смертному было невозможно. В очередь записывались за месяц-два, ходили на переклички. А у нас такой проблемы не было, Люся купила мне билет, как министру — в СВПС, то есть в спальный вагон прямого сообщения. Так назывались тогда вагоны класса «Люкс». Я и не знал, что такие вагоны существуют. Двухместное купе с туалетом для двух смежных купе, мягкие диваны и сиденья, фирменные занавески, чай — в любое время, а сахар и сухарики (или печенье) всегда на столике (учтите, еще не была отменена карточная система). Билеты в такие вагоны продавались по специальным броням министрам и очень важным персонам, в число которых попал по блату и я — скромный студент 3-го курса. Провожать меня на вокзал пришли родные и друзья, человек двадцать: как же — в Москву едет! Пожелания, напутствия, советы, предостережения. Слёзы мамы и радостный смех остальных провожающих. А я, счастливчик, переполненный радужными мечтами, «без грусти, слёз и сожаления» с нетерпением жду, когда поезд, наконец, тронется, чтобы отвезти меня навстречу новой жизни, наверняка, более интересной.

Попутчиком оказался солидный пожилой человек, какой-то замминистра. Я уступил свою нижнюю полку, чем его обрадовал. Сам он, возможно, из деликатности об этом не просил. Как и большинство немолодых людей, он любил поговорить, а я был внимательным слушателем. Все пятеро суток пути он рассказывал о Москве, о тамошних порядках и обычаях и ещё много чего, что впоследствии мне пригодилось. А самое главное — он объяснил, а я записал и зарисовал, как лучше добраться до моих адресатов, к которым мне надо было идти сразу по приезде в Москву. Это очень пригодилось, ибо узнавать в Москве у прохожих как куда пройти, держа на плечах и в руках 4 места багажа, — безнадёжное дело.

В дорогу Люся дала мне письмо к родственнице — маминой двоюродной сестре тёте Маргарите, у которой я мог пожить несколько дней, пока не устроюсь в общежитие. Для подстраховки на случай, если возникнут непредвиденные обстоятельства, были письма к её приятельнице Фаине Савельевне и ещё к кому-то. Люся — как в воду глядела. Неприятности начались на вокзале. Никто меня не встретил. Но это полбеды. Дом по адресу ул. Обуха, 15, глядя на записи, я нашёл легко. Худшее было впереди. Оказалось, что тётя Маргарита с сыном Эдиком — офицером Генштаба — в отъезде (поэтому-то меня никто и не встретил). В их квартире, находились двое командированных в Москву офицеров в компании с двумя уже пьяненькими девицами, которые всё время почему-то хихикали. Я показал письмо, объяснил, что к чему, но оба офицера и слушать не хотели: «Ничего не знаем. Послезавтра приедут хозяева, тогда и приходите». Я догадался, что буду мешать им «общаться» с этими дамами. Делать было нечего. Оставив сдуру* корзину с фруктами и дыню, предназначенные тёте Маргарите (не забирать же с собой, она послезавтра приедет!), поехал по второму адресу на Арбате, Трубниковский переулок, 34.

Дня через три от тёти Маргариты я узнал, что офицеры нахально сожрали всё, ничего ей не оставив. Как я мог им довериться? Ведь два года назад, работая с подобными под одной крышей, я видел, что они собой представляют. Очень много среди военных бесчестных, жадных, мелочных, завистливых, безнравственных людей. А уж пьяниц наверняка больше, чем среди гражданских.

Фаина Савельевна Изаксон, слава Богу, была дома. Она с мужем занимала одну большую комнату на первом этаже коммунальной квартиры. Разумеется, я их стеснял. Тем не менее, меня радушно встретили, выделили диванчик в углу. Ничего страшного, думали я и они, — выделят место в общежитии — и через 2-3 дня съеду.

Но, как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить». Утром в деканате института меня огорошили: «Общежитие занято военными, в ближайшие полгода не освободят, помочь ничем не можем, устраивайтесь, как хотите». Этого я не ожидал! Нанять даже угол и койку в частном доме я не мог себе позволить: не по карману, да и найти нелегко. Пришлось искать близкий по профилю институт, который может предоставить общежитие. Но ничего подходящего не нашёл. Давали общежития Лесотехнический, Механизации сельского хозяйства, Тимирязевская академия и ещё кое-какие институты. Но всё это было не то. На 5-м курсе Института рыбного хозяйства в это время учился мой двоюродный брат Сосик. Он посоветовал поступить в его институт, тем более, что проблем с общежитием там не было. Поехал, посмотрел, понравилось. Большое 5-этажное общежитие на Михайлковском шоссе. Приличное современное 4-этажное здание института на территории парка Тимирязевской академии. Хорошая кормёжка по удивительно низким ценам в институтской столовой. Декан механического факультета промышленного рыболовства (коротко — «факультет добычи») встретил любезно, если не сказать — с распростёртыми объятиями, обещал зачислить на 3-й курс и сразу назначить повышенную стипендию. А ещё, что сразило наповал: обещание выдать морскую форму: китель, брюки, шинель и фуражку с «крабом». Правда, за мои деньги, но, как в той рекламе: «По очень уж смешным ценам».

От такого предложения трудно было отказаться. Конечно, круто менялась не только будущая профессия, но и жизнь должна была пойти по иному пути. Безусловно, профессия инженера-механика по промышленному рыболовству (название-то какое!) не престижна, не сравнима с профессией инженера- строителя, а Мосрыбвтуз, как высшее учебное заведение, и вовсе. Сюда поступали те, кто провалил вступительные экзамены в другие институты или знал, что не имеет шансов попасть в «порядочные» вузы. Со мной было не так. Я вынужден был уйти из престижнейшего московского института, будучи круглым отличником (правда, бывают и другие «круглые», может быть, и я из их числа?). Хотя учёба в Мосрыбвтузе дала мне возможность впоследствии кое-что в жизни увидеть такое, о чём многие могли только мечтать, всё же считаю, что я поспешил и принял неправильное решение, а сказать по-другому • совершил непоправимую глупость. Но тогда я так не считал, нацелился учиться только в Москве и не возвращаться в Ташкент униженным, с позором и несбывшимися надеждами. Умнее поступил мой однокурсник, тоже из Ташкента, Мирон Комарницкий, но об этом — после.

Теперь каждое утро я, как прозвенит будильник, вставал, наскоро съедал что-нибудь приготовленное с вечера, выпивал стакан чая и направлялся в институт. Путь с километр пролегал по берегу большого пруда (зимой, когда он замерзал, укорачивая путь, шли по льду). С учёбой никаких проблем не было, всё давалось легко. А многие занятия посещал с удовольствием. Например, морское дело. Лекции читал наш декан, доцент Константин Матвеевич Болдырев. Ходил он в морском кителе с нашивками на рукавах. Простой в обхождении, подвижный, энергичный, чуждый позёрства, добрый, всегда готовый пойти навстречу — он был любимцем, душой студентов. Окончивший Петербургский морской педагогический институт, капитан легендарного парусника «Товарищ», совершивший

кругосветное плавание, он был живой легендой. А как интересно вёл занятия! Никакого занудства, без шпаргалок, общих фраз и междометий. Слушая его, забывали вести конспект. Впрочем, он и не нужен был, всё прекрасно запоминалось.

А лекции по термодинамике читал профессор, доктор Ястржембский (к стыду своему, его имя и отчество не запомнил: почему-то считалось нужным обращаться к нему по-военному).

Большой зал набивался до отказа. Приходили, как на театральные представления, даже те, кому его лекции можно было и не посещать, кто уже раньше сдал или кому вообще не надо было сдавать экзамен по термодинамике. Основным местом работы Ястржембского была Военная академия имени Жуковского, где он был начальником кафедры в чине полковника авиации. В Мосрыбвтузе он был совместителем, приезжал на лекции раз в неделю. Помню, с каким восторгом и аплодисментами встретили его студенты, когда в конце 1945 года он впервые вошёл в зал в генеральской форме.

Лекции он читал артистически. Высокий, стройный, в прекрасно сидящем на нём военном костюме, с регалиями на плечах и груди, он медленно прохаживался вдоль длинной доски, время от времени подходил к ней и аккуратными буквами и цифрами записывал главный вывод или формулу. Ну, совсем так же, как это делал в Ташкенте профессор Суханов. Помните его? Это тот скупердяй, кому мне дважды пришлось сдавать экзамен по сопротивлению материалов.

Ястржембского любили все студенты: он прекрасно читал лекции, а на экзаменах не скупился на отличные оценки. Но особенной любовью пользовался он у девчонок. Не успеет прозвенеть звонок об окончании пары, как к нему сбегались студентки и, жеманясь и кокетничая, перебивая друг друга, просили разъяснить что-то якобы непонятное в лекции. Но, надо отдать им должное: ни обмороков ни визга, что бывают при встречах фанаток с их кумирами • солистами Большого театра, не наблюдалось.

Перечислю наших наставников. Профессора: Фёдор Ильич Баранов — основоположник науки о теории орудий промышленного рыболовства, Заслуженный деятель и так далее, Пётр Андреевич материалов, «сопро мать его»… Свидерский («Теория корабля») — аристократ до мозга костей, и Сергей Васильевич Дорофеев («Зверобойное дело»). Доценты: Николай Никифорович Андреев («Устройство орудий рыболовства»), Николай Трофимович Сенин — заместитель Министра рыбной промышленности СССР (он был руководителем моего дипломного проекта), Г.Н. Петухов («Судостроение и судоремонт»). Не буду продолжать. Понимаю, что простое перечисление имён моих институтских преподавателей — скучное дело и, так сказать, «не художественно». Но делаю это с удовольствием и благодарностью к тем, кто вкладывал в меня знания. И не их вина, что эти знания, с таким трудом полученные в институте, пригодились мне всего несколько лет, пока работал по специальности. Это только моя вина, из-за которой вся моя карьера пошла наперекосяк.

Профессора С.В. Дорофеев и Ф И. Баранов, директор ин-та М.В. Морозов, доц. К.М. Болдырев, проф. П.А. Свидерский; преподаватель А.С. Бодрова, доценты Н.Т. Сенин, Н.Н. Андреев и Г.Н. Петухов.

Группа, в которую меня зачислили, была сборная. Больше половины составляли «аборигены», в основном девушки и ребята, которых по состоянию здоровья освободили от службы в армии. Вторая — те, кто вернулся к учебе после демобилизации, в войну призванные в армию. Третья — студенты — не фронтовики. Это или приехавшие из других городов (например, я) или студенты, перешедшие в Мосрыбвтуз из других московских вузов. Среди этой группы выделялись своими способностями три Саши: Засосов, Сальников и Фридман, а также Олег Саковец. Саша Засосов был, пожалуй, самым способным и умным парнем из тех, кого я знал, и сама его биография была необычна. В 1938 году, окончив мореходный техникум, служил на Балтийском флоте. Почти всю войну был в числе защитников блокадного Ленинграда. С фронта вернулся в институт с ампутированной ниже колена ногой. Но с протезом ходил, бегал и танцевал так, что и не заметишь. И поэтому, несмотря на строгие правила, медицинская комиссия дала ему «добро», когда отбирала участников 1-го рейса китобойной флотилии «Слава» в Антарктику. Там он показал себя добросовестным, толковым и волевым человеком. Саша Засосов — единственный, кто после рейса в Антарктику, дабы не терять год, наверстал упущенное и в течение года сдал на «отлично» все экзамены за два курса. В 1954 г. защитил кандидатскую диссертацию, в том же году назначен деканом родного факультета. После перебазировки Мос- рыбвтуза в Калининград, «поближе к рыбе», руководил также кафедрой, а в 1961-1964 г.г. был 1-м директором Калининградского технического университета, делегатом XXII съезда КПСС, депутатом и т. д. Дальнейшая его судьба мне неизвестна. Саша Фридман, окончив институт, поработал несколько лет в Мурманске, затем перешёл в Калининград. Там защитился, стал профессором, а в 1994 году эмигрировал заграницу. Саша Сальников работал в Одессе заместителем управляющего трестом. Несколько раз с ним встречались. Мы с Люсей были даже в гостях у него и его очаровательной жены, они нас радушно принимали.

Олега Саковца и меня поселили в 4-местную комнату общежития, где уже жили два других студента нашего факультета, но других курсов: Ефим Вайнбир и Женя Каракоцкий. Оба они были «чокнутыми» шахматами, разговор у них всегда вертелся вокруг них. У меня и у Олега шахматы не были на первом месте, находилось много других тем для разговоров. А Олег, ох, как любил поговорить! С третьего курса МАИ его взяли в армию. Окончив курсы командиров, попал на фронт, воевал. Пристрастился к водке и картам, что не так часто случается с чистокровными евреями. В конце войны на офицерской попойке отравился разбавленным метиловым спиртом. Его откачали, но из госпиталя вышел полуслепой: даже через толстенные стёкла в палец толщиной видел плохо. В старый институт по зрению не взяли, и он выбрал наш. Олег был непомерно хвастлив. Будучи циником и эгоистом, каких свет не рождал, он часто хвастал даже тем, чем хвастаться негоже. Единственный ребёнок в семье был страшно избалован. Мать его — зубной техник — часто привозила ему из Загорска, (ныне «Сергиев Посад»), полные сумки деликатесных продуктов, а денег на расходы давала столько, что их хватило бы на весь курс. Ему же всё было мало: он их прокучивал, ходил по ресторанам, проигрывал в карты. Прожили мы с Олегом в одной комнате и проучились на одном курсе год с небольшим. В ноябре 1946 года наши пути разошлись. Я ушёл в плавание. Вернувшись, продолжил учёбу на 4-м курсе, а Олег был уже на 5-м. Но всё-таки однажды, это было летом 1951 г., мы встретились с ним в Ростове-на-Дону на семинаре заместителей директора учебных заведений отрасли. Он нисколько не изменился, — такой же выпивоха, хвастун и бабник. Возмущался, что не находит партнёров для игры в карты: «Что за люди пошли?». А вот эгоизма даже прибавилось. Не забуду случай. Мы зашли с ним в какое-то ростовское кафе. Народу набилось битком. Обслуживание отвратительное. Долго ждём, когда до нас дойдёт очередь. Духота, вентиляции никакой. Хочется пить. Я попросил официантку принести хотя бы стакан водопроводной воды. Принесла всего один стакан и подает мне. Но Олег выхватил стакан из её рук и начал жадно пить. «Оставь мне», — говорю ему на всякий случай. Куда там! Олег выпил весь стакан, сделав вид, что меня не слышал. В этом — весь Олег Саковец. Позднее кто-то мне говорил, что он «остепенился»: защитил диссертацию, однако не думаю, что он остепенился (без кавычек), изменив свой характер и привычки.