Прощение академика Массона. Продолжение История Ташкентцы

Прислал Олег Николаевич. Начало здесь.

Словно и не было сидения под столом во время лекций, не было мытарств по Среднеазиатским пустыням и городам, когда академик Массон, хорошо знавший арабский язык (плюс английский, французский и  узбекский) собирал вокруг себя толпы восхищенных мусульман. Они слушали его с горящими взорами, и у Серафимы от гордости за отца тоже загорались глаза. Теперь они совсем потухли.

Спустя годы академик Массон все же признает Виктора. Залетаевы прилетят в Ташкент с младшими детьми — двойней Светланой и Алексеем. Серафима откажется идти к отцу, а Виктор все же решит навестить его. Прихватит с собой совсем еще маленьких Свету и Алексея – показать деду, но тот даже не погладит их по головке. Зато к Виктору выкажет уважение. В зяте он ценил фотографа, поскольку и сам баловался камерой. Разговор зашел о мечетях и минаретах, которые когда-то фотографировал Массон. Михаил Евгеньевич не поленился, нашел свои фотографии и подарил зятю, но едва речь зашла о Серафиме (Виктор попытался замолвить слово за нее, не пора ли, мол, помириться), академик замкнулся в себе:

— Для меня не существует этого человека, и точка.

БРАТСК

Серафима Михайловна сегодня живет в той же самой квартире, в которую Залетаевы заселились, приехав в Братск в 1961 году. В двухэтажном деревянном доме в Падуне. Сейчас эта квартира полностью принадлежит ей, а тогда приходилось делить ее с многочисленными соседями. На улице прямо под окном стояла корова на привязи. «Хорошие здания, но повторенные десятки раз, они создают однообразные кварталы домов-близнецов, — писал тогда Залетаев. — Но спросите у братчанина, какой город ему больше всего нравится, и тот, недолго подумав, ответит: «Однако, Братск».

Через год у Залетаевых-Массон (Серафима оставила отцовскую фамилию) родилась первая дочь Наташа (будущий директор музея «Братскгэсстроя). Серафима Михайловна, не закончив высшего образования в Ташкенте, продолжила учебу в Иркутском университете и стала преподавать химию в одной из Падунских школ. Мама преподавала в школе, а дочь Наташа учила соседского мальчика Женю выговаривать букву «р»:

— Не выговоришь – укушу!

Педагогические методы Серафимы Михайловны, несмотря на определенную твердость характера, унаследованную от отца, были более щадящими. Ее ученики, как и студенты профессора Массона,  нередко бывали за ее хлебосольным столом, а один из них, оставшись без поддержки родителей, какое-то время жил у неё. Вместе с ежихой, подкинутой ей учениками, и пятью новорожденными ежатами. Классный руководитель Массон, проводив в большую жизнь пятнадцать выпусков, наверное, хотела бы поделиться с отцом своими успехами, но теперь отчуждение шло от нее. За все годы в Братске Серафима Михайловна не написала отцу ни одного письма, а приезжая в Ташкент, навещала свой дом, соседей, Толика Кабулова. Проходила мимо своей квартиры – слышала, кажется, даже голос отца, но ни разу не зашла.

Виктор был полной противоположностью Массону. Обладая каким-то детским незлобием и доброжелательством, он, казалось, не умел сердиться. Серафима Михайловна ни разу не слышала от него дурного слова. Не было ни одного дня, чтобы он ушел на работу, не поцеловав её. После работы – тоже поцелуй. В профессиональной жизни он окажется таким же однолюбом, как и в личной. Придя однажды на работу в «Гидропроект», Виктор останется здесь до последних дней.

— Он не был дамским угодником, но к женщинам относился с особой, только для него характерной, нежностью, — вспоминая мужа, говорит Серафима Михайловна. – Многие были влюблены в него без оглядки. Писали письма, назначали свидания, подкарауливали. Иногда Витя был просто в замешательстве…

Залетаев пишет стихи. В магазинах на 8 Марта шаром кати – мужчины «Гидропроекта» ничего, кроме массажеров, не смогли купить. Выручает Залетаев — подарок один, стихи разные:

Ларисе.

Для Вас, Лариса, строки эти:
Позволит вам подарок наш
Одной рукой копаться в смете,
Другой производить массаж.

Быстрицкой.

Подарок этот Вам поможет
Легко играть двойную роль:
Одной рукой лелеять кожу,
Другой вращать нормоконтроль.

Ефремовой.

Бегом бежали с магазина,
Свело у нас дыханье аж,
Чтоб Вам, вручить подарок, Зина.
Ура! Да здравствует массаж!

Коллегам Залетаева нравится его сатира. «Сибирская Гаврилиада» и особенно «Ария проектировщика» из оперы «Картошка под снегом»:

…Идет автобус в Кобляковку,
Зудит, зудит осенний зуд,
Копать картошку и морковку
Проектировщиков везут…

Иногда Залетаев посвящает стихи своим друзьям. Писателю Геннадию Михасенко. Энергетику Герману Брюханову.

… Сквозь года и туманы
Как много пришлось нам пройти.
Палаточный Братск, Усть-Илим, Богучаны –
Этапы большого пути.

Не верится, Герман, что мы ветераны,
Нам кажется, будто вчера
Шептали стихи двухконсольные краны
И вторила им Ангара.

Гудит котлован, величав и уверен,
Вразвалку Наймушин идет.
И Гиндин в изящной французской манере
Мужскую планерку ведет.

КИНО

Стихи – лишь одно из второстепенных увлечений Залетаева. Несмотря на предложения, он даже не пытается публиковаться. На первом месте, как и в былые годы, фотография, а в 1962 году, когда в БОКП (Братский отдел комплексного проектирования) появилась примитивная и часто преподносившая сюрпризы кинокамера «Киев 16С-2», Залетаев с головой уходит в кино. Один из первых его фильмов «Знакомьтесь – Братск» повествует о строительстве города и ГЭС. Залетаев не только снимает и монтирует фильм, но и пишет к нему профессиональный дикторский текст: «Местные остряки говорят, что в Братске десять месяцев зима, а остальное – лето, лето… И в самом деле, вторая половина мая, а водохранилище еще подо льдом. Но уже скоро каждая квартира, каждый дом украсятся яркооранжевыми жарками. А еще раньше понесут из тайги охапки багульника, или, как его называют знатоки, рододендрона даурского. Спор о названии этого растения возобновляется каждую весну. В остальное время года эта проблема никого не волнует…

Братск – это соединение городского комфорта с природой, о котором в больших городах только мечтают… Не далее как летом 60-го года три рыбака в 20 километрах ниже гидроузла преследовали на лодке медведя, переплывавшего Ангару».

Чувство юмора и сарказм не оставляют Залетаева даже при подготовке «серьезного» фильма. «Поразительно быстро мы забыли о мошке, — пишет он, — а прежде с двадцатых чисел июня и до самого снега она была настоящим бедствием. Накомарники не спасали. Мы натирались всевозможными защитными мазями и молились на биологов, которые добрые семь лет занимались в Братске проблемами мошки. Успехи ученых были колоссальны. Они уже знали: какого цвета у мошки глаза; в каком возрасте она наиболее прожорлива; кто сильнее кусается – мошка- мальчик или мошка-девочка… Не знали только одного – как бороться с ней. Наконец, какая-то артель взялась и за три недели уничтожила всю мошку в округе. Ликование было всеобщим. Жизнь в Братске преобразилась».

В 1963 году вместе со своими коллегами по «Гидропроекту» молодыми инженерами Вадимом Корнеевым, Владимиром Семеновым, Юрием Милославским, Виктором Агеевым, Залетаев снял игровой фильм-пародию «Серая шляпа»: «Братскгэсстрой» присылает приказ в «Гидропроект», и тут появляется диверсант, который должен выкрасть этот приказ – сюжет прост, но, как говорится, бьет в точку. Публика, узнавая себя, буквально заходится от смеха.

Один за другим Залетаев снимает фильмы «Солнце в рюкзаках» (о братских туристах), «Как живешь, Ташкент?», «О, это море!», «Стоянка в неположенном месте», «Времена года». Фильм «Новая гавань «Варяга» становится лауреатом Всероссийского конкурса любительских фильмов и получает специальный приз ЦК ДОССАФ СССР. Фильмы показывают в кинотеатрах города, по телевидению, на различных конференциях, совещаниях, слетах…

— Прибегал домой после работы, стол был накрыт, но он хватал  камеру («Нет-нет, я не кушаю… Представляешь, какой закат!») и убегал снимать, — вспоминает Серафима Михайловна.

— Камера всегда при мне, — рассказывал он московским кинодокументалистам, приехавшим в Братск. – Ничто в мире не повторяется. Не снять сегодня, сейчас, значит, не снять никогда. Иногда исколесишь сотни километров в поисках нужного кадра,  а он совсем рядом, под твоим окном…

Однажды он проснулся и увидел под окном застывшую дождевую капельку на ветке. Эту капельку – как образ перехода осени в зиму – он искал два года…

Московский режиссер, посмотрев фильмы Залетаева, предлагает ему учиться на операторском факультете ВГИКа («Вас без экзаменов примут»), но Виктор отнесется к этому иронически, как и в целом к своему творчеству. Если он пишет стихи, это еще не значит, что его ждут с распростертыми объятиями в литературном институте. Ну, и артист он неплохой. И вообще ему нужно детей воспитывать, а не учиться…

В 1962 году в клубе «Комсомолец» Виктор познакомился и на всю жизнь подружился с Фредом Юсфиным, тоже ещё тем артистом. С 1964 года Залетаев участник и режиссер молодежного самодеятельного театра миниатюр при клубе «Ангара». Вместе с Юсфиным и друзьями-инженерами играет в пьесах Алексея Марчука «Восьмое путешествие Синдбада-морехода», «В той стране Хале-Бале», «Фантастика-романтика», «Песни Медузы». «Если ты в культуре дуб, приходи, товарищ, в клуб», — цитируют братчане Марчука.

ГИТУРИСТЫ

В 1967 году в Братске появляется ансамбль со странным названием «Гитуристы». В том же году вместе с Алексеем Марчуком и Алексеем Бардашовым Залетаев пишет сценарный план выступления ансамбля «Гитуристы» на Иркутском телевидении. Название ансамбля расшифровывается просто: гитара плюс турист. Организатор ансамбля Алексей Марчук – известный в Братске человек, говорится в сценарии, а по совместительству кандидат технических наук. В настоящее время направлен в служебную командировку в Москву – за песнями. Еще один Алексей – Бардашов – первый банджист и музыкальный руководитель, инженер. Сейчас находится на Кавказе как инструктор по горнолыжному спорту. Кроме того, он один из самых сильнейших воднолыжников и тоже кандидат… в мастера спорта по туризму. Борис Кретинин – инженер, один из столпов братского туризма, член непобедимой в свое время туристской команды «Склиф». Саша Тараканов – инженер, член комитета ВЛКСМ строительства, художник и мим по совместительству. Из девяти участников ансамбля пятеро работают в «Гидропроекте. Виктор Агеев – инженер-турист. Очень худой, потому что не любит туристской каши. Юрий Милославский – инженер-гитарист-пианист, и к тому же осуществляет все административное руководство. Виктор Залетаев – инженер-турист, наш кино-фотолетописец. Женя Грап – инженер, абориген братского туризма. Прошел Саяны, сплавлялся по Ангаре в Енисей. Играет на банджо, пишет песни. Владимир Семенов – инженер, наиболее квалифицированный гитарист. Жаль только, что собирается уехать на Кубу.

После областного дебюта ансамбль выступает на зональном смотре художественной самодеятельности, становится его лауреатом и приглашается в Москву на Всесоюзный смотр. В репертуаре «Гитуриста» песни Визбора и Кима, Ады Якушевой, Сергея Никитина и, конечно же, «своё».

Почти все гитуристы участвуют в передачах устного радиожурнала «Глобус», руководит которым Фред Юсфин. Залетаев – член редколлегии. Но «общественная» жизнь Виктора Залетаева этим не ограничивается. Он, отец четверых детей, еще и член родительского комитета, руководитель фотокружка и кружка юных филателистов школы №13. И, наконец, председатель клуба книголюбов при магазине «Эврика». Академик Массон, страстный нумизмат и книголюб, мог бы гордиться своим зятем…

ТРАГЕДИИ

Тридцать лет Залетаевы жили без единого облачка. Мама Виктора Рахиль Моисеевна, приехав в Братск, удивилась:

— У вас на окнах нет решеток…

Решеток не было ни на окнах, ни в жизни Залетаевых. Все семейные неприятности больше вызывали смех, чем слезы. В три с половиной годика Наташа уронила на пол Диму, только что подоспевшего из роддома. Мама сказала: на руки не бери. Вышла из комнаты, и Наташа первое, что сделала, обняла братца. Вошла мама, и девочка от неожиданности  разжала руки.

В школе Дима был хулиганистым. В семье шутили: потому что на пол уронили. По всем предметам пять и четыре, а за поведение «удовлетворительно». В третьем классе Дима получил двойку и по дороге домой выбросил дневник в кусты. Вечером папа говорит:

— Дневник-то покажи.
— Потерял.
— А я нашел, — говорит папа и протягивает дневник.

И Дима, и папа домой ходили одной дорогой.

— Дима сейчас в Москве, менеджер. Такой же аккуратный, как отец, мастер на все руки. И необыкновенной доброты… Я в жизни встречалась только со светлыми людьми и долго думала, что других и нет, — говорит Наталья. – И горя нет…

Рассказы мамы о трагических судьбах родственников казались ей чем-то нереальным. Какую семью не возьми – одни трагедии. У самых далеких предков, Жака и Сары Уайт, во времена Первой Французской революции изнасиловали и убили дочь. Дед Виктора по отцовской линии, священник Георгий Залетаев, был расстрелян в 1938 году. У бабушки Серафимы Михайловны по материнской линии в молодости была несчастная любовь. Вышла замуж, родила дочь Валентину, и влюбилась в армянина, от которого вне брака родила вторую дочь Серафиму. Сима Массон будет названа в честь своей тетушки, которая после трагической смерти Ксении Ивановны, мамы Симы, увезет ее к себе в Самарканд. Заскучав по отцу, семилетняя Сима самостоятельно сядет на поезд и уедет в Ташкент, не подумав о том, что тем самым ранит и без того битую жизнью тетушку. Муж тети Симы, немец Гастон, никогда не был в Германии, учился в Москве и работал послом. В конце 30-х, вернувшись из Афганистана, Гастон будет арестован, и тетя Сима, долгие годы ждавшая мужа, лишь после войны узнает, что он был расстрелян. Третий муж бабушки Оли, отец мамы Серафимы Михайловны, военный хирург Иван Федорович Копытовский пройдет всю Первую мировую войну, будет ранен и умрет на руках медсестер-падчериц Симы и Вали…

Пришла беда и в семью Залетаевых. У Виктора Борисовича, заядлого курильщика, признали рак легких в последней стадии. Угасал он буквально на глазах, но, даже зная, что не сегодня-завтра умрет, пытался шутить. Первый и последний раз Наталья Викторовна видела отца плачущим в тот день, когда у мамы случилось желудочное кровотечение. На себя слёз он пожалел. Пришел из больницы, вытащил из шкафов все свои альбомы, привел в порядок, и скоро его не стало. На этот раз плакала мама. Все плакали.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

Академик Массон, проживший жизнь без особых потрясений («Всех моих друзей арестовали, а меня почему-то не трогают»), тем не менее, закончил свои дни тоже трагически. Со своей французской натурой уже в преклонных годах влюбился в молодую женщину, и это подорвало его отношения со второй женой Галиной Пугаченковой. Жили на одной площади как совершенно чужие люди, и старый академик, не дотянувший одного месяца до девяностолетия, умирал в полном одиночестве. Пугаченковой было не до мужа, сын Вадим в это время находился в Париже. Обиженная Богом домработница Шура, прожившая у Массона не один десяток лет, была уволена и не пропала лишь благодаря  знакомым. Приемный сын Стив (первый сын Пугаченковой) к тому времени совсем опустился и не только не помогал заболевшему отчиму, но и вынес из дома всё, что можно было продать, включая вставные челюсти с золотыми и платиновыми зубами, отчего академик вынужден был голодать…

Ничего этого Серафима не знала, и позже укоряла брата Вадима: «Как ты мог допустить. Ты же знал, что происходит. Сообщил бы — и я прилетела».

Прилетела она уже после смерти отца. Хоронили его вдвоем с Галиной Пугаченковой, в которой неожиданно проснулись прежние чувства. Серафима тоже простила отца. Злобы у нее никогда не было, был принцип: как ты со мной, так и я с тобой. Она ведь тоже Массон. Но еще в самолете, еще в Братске, когда узнала про смерть отца, сказала себе: «Прости отец. И я тебя за все прощаю».

После похорон Серафима нашла в столе отца какие-то свертки с разными безделушками. В одном из них лежали тонкие оловянные солдатики, которыми отец играл еще в детстве. На всех свертках была надпись «ЮТКЭ» — Южно-Туркменская комплексная экспедиция. Эти надписи, может быть, были сделаны раньше, когда в свертках хранилось что-то другое, а может, ЮТКЭ занимало в сознании отца так много места, что даже спустя десятилетия после раскопок и землетрясения, он все еще находился среди руин старой Ниссы…

Когда-то отец демонстративно отказывался иметь свой сад: «Все равно уничтожат». В каком-то смысле он оказался прав. Новое время уничтожит фамильные ценности, хранившиеся веками. Портреты Жака Массон и Сары Уайт, в хрущевскую оттепель перекочевавшие из подвала в кабинет отца, снова почему-то хранились в подвале, и Серафима нашла их в плачевном состоянии: Жак пострадал меньше, а Сару буквально разъедала плесень. По семейной традиции портреты должны были храниться у старшего из сыновей. «В нашем случае у Вадима», — сказала Серафима вдове отца, и та не возразила: «Пусть берет». Вадим отреставрирует портреты и повесит на видном месте в своей петербургской квартире.

К Вадиму Михайловичу перейдет еще одна семейная реликвия – бронзовые часы, подаренные Саре Уайт английской королевой в конце восемнадцатого века. Но два года назад, когда академика Массона-младшего не стало, исчезли и эти часы. Приемная дочь Вадима Михайловича продала их за полтора миллиона рублей.

Помянуть Массона-старшего пришла бессменная его домработница Шура.

— Возьми меня с собой, — сказала она Серафиме и всплакнула: — Михаил Евгеньевич перед смертью спрашивал, не сменила ли ты фамилию…

«Простил. Значит, простил», — подумала Серафима, и всё, что случилось с нею и отцом до этого, стало казаться пустым и мелочным.

Сергей МАСЛАКОВ