Ольга Пославская. Мой Ташкент. Двадцатые годы. Часть шестая История

Спорт, ты мир… моей юности

Мы назывались и были действительно физкультурниками, а не спортсменами. Физкультурники в те времена группировались не по обществам, а по профсоюзным клубам, например, — «Металлист», «Железнодорожников» (клуб Октябрьской революции, сокращенно — КОР), «Печатник». Близки по структуре к современным спортивным обществам были лишь «Динамо», «Профинтерн», «Локомотив».

Физическая культура всегда занимала, немалое место в Узбекистане. Еще до революции в Ташкенте было создано Общество любителей гимнастики. Немалую роль сыграли в этом пленные чехи, осевшие в городе после первой мировой войны. Именно они познакомили местных любителей спорта с так называемой «Сокольской» гимнастикой. Долгое время (по-моему, до начала 50-х годов, когда прошла волна борьбы с «космополитизмом») в советской спортивной гимнастике преобладала чешская терминология: «скорочкая», «отбачка», «вис стремглав» и т. д. Ярым пропагандистом гимнастики был преподаватель физкультуры из школы имени КИМ Андрей Степанович Дураноский. Он организовывал массовые выступления школьных гимнастов на стадионе..Мы с сестрой занимались физкультурой в клубе «Красный печатник». Он был ближе всего к нашему дому: на Воронцовской улице (Сулеймановой). Мы ходили туда в кино и постепенно «прижились».

Ах, клуб печатников! Это был настоящий клуб — приют людей, желающих общаться друг с другом. Главной в клубе была физкультура. Печатники располагали спортплощадкой, которая попеременно превращалась в волейбольную, баскетбольную, городошную, тренировочную футбольную, а с наступлением темноты — в летний кинозал. В коридоре клуба стояли столы для настольного тенниса. Пинг-понг только что вошел в моду, им увлекались все. Во дворах стояли специальные столы, играли и в тесных «коммуналках» того времени, на любых столах, даже круглых. По краям клубного зала стояли гимнастические снаряды, а на сцене выступали самодеятельные коллективы — хоры, драматические труппы, танцевальные кружки.

Мы собирались в клубе просто поговорить, устраивали импровизированные концерты. У клубного рояля усаживалась моя сестра. Она же нередко сопровождала своей игрой кинофильмы, как было принято в эпоху «Великого немого». Естественно, что совершенно безвозмездно, на «общественных началах», как теперь говорят. В зале клуба читались лекции, главным образом о международном положении, пользовавшиеся огромной популярностью. Молодежь тех лет остроэмоционально воспринимала все, противодействующее новому строю. Для нас бранными словами были Керзон, Чемберлен, Чан-Кай-Ши.

Клуб жил интересами своих членов — рабочих-печатников, работников издательств, журналистов. Не было ни одного платного руководителя. Я, конечно, лучше знала наших спортивных руководителей, тренеров, как они стали называться позднее. Все они были рабочими типографий. Общее, я бы сказала, идейное руководство осуществлял «Митрич» Копытцев. Он был самый «старый» среди нас. Сейчас прикидываю, что ему было немногим более сорока. Хорошо и тепло вспоминаю первую значкистку ГТО в Узбекистане, женственную, тактичную и умную Лиду Андрееву (Туманову). Она нередко приходила в клуб с маленькой дочкой Зоей, ставшей известным литератором. Постоянным и всеобъемлющим тренером, занимавшимся с футболистами, гимнастами, штангистами и борцами, был Петя Таранов, которого мы все обожали. Спокойный, добродушный, на вид слегка медлительный (а бегал хорошо, был одним из лучших наших бегунов), он внимательно и заботливо относился к своим подопечным. Главным его увлечением была легкая атлетика. Никто из наших тренеров не имел специального образования, до всего доходили своим умом. Отсутствие подготовки сказывалось, несмотря на энтузиазм и «чемпионов», и рядовых спортсменов, и их тренеров. Мы отдавали спорту все, что могли.

В составе физкультурных команд и клубов почти не было представителей местных национальностей, в частности, девушек-узбечек. Родители-мусульмане не пускали дочерей даже учиться, а тем более бегать с голыми ногами. Это был бы настоящий позор. На днях я разговорилась, сидя в очереди к врачу, с 82-летним человеком, который рассказал мне, как в 1930 году их, молодых узбеков, закончивших среднюю школу, отправили по областям Узбекистана набирать учащихся в Ташкентский медицинский институт и в университет. Они не только агитировали, но просто проводили мобилизацию в студенты. Приехавшие в Ташкент направлялись на краткие подготовительные курсы, а затем в вуз. Рассказчик упомянул, что в те годы он работал в типографии. «Тогда у нас должно быть много общих знакомых», — сказала я. И тут выяснилось, что он один из известных братьев Валишаевых, едва ли не первых узбеков физкультурников, хорошо знакомых мне по кружку «Печатников». Они оба вели большую организационную работу в клубе и особенно много сил положили на вовлечение в физкультурное движение жителей «старого города». Мы с Якубом Умаровичем вспомнили многих физкультурников прежних времен, о дальнейшей судьбе многих из них он мне рассказал. Увы, пришлось очень часто говорить: «умер», «умерла»…

Я попала в клуб, когда еще училась в школе. На следующий год стала работать в Узбекском геологическом управлении, но осталась верна своим печатникам. В 1929 году наш физкультурник Вася Минеев предложил проводить по городу эстафету на приз газеты «Правда Востока». Предложение встретили с энтузиазмом. Прошли отборочные соревнования. Я попала в первую команду, бежала этап от гастронома по улице К. Маркса (угол Кировской) до цирка на улице Ленина (теперь здесь гостиница «Ташкент»). На всем протяжении этапа люди стояли на тротуарах тесной толпой. После нашей победы в 1930 г. в газете была фотография, на которой я была запечатлена в момент приема эстафетной палочки.

Клубная жизнь, которую я описала, может показаться идеализированной, но все это правда. И в основе лежал яркий, небывалый подъем духовных сил, который охватил массы. Когда возникла необходимость построить зимний спортивный зал, мы сами напрашивались на работу, приходили в каждый свободный час, клали кирпичи, штукатурили стены. Было это зимой, правда безморозной, но я все-таки ухитрилась обморозить себе руки…

Наверно, с этой же массовой одухотворенностью связана поразительная чистота во взаимоотношениях юношей и девушек. Никакой пошлости, той обнаженной сексуальности, которой часто бравируют теперь. Внутренняя высокая нравственность, я бы даже сказала — целомудрие, сочетались у молодежи с внешней грубостью, которая считалась признаком хорошего тона, очевидно, в противовес «дворянской» и «буржуазной» воспитанности и вежливости «проклятого прошлого». Слово «барышня» было ругательным; «юноша» и «девушка» не употреблялись. Были «парни» и «девчата». Подчеркивались равноправие, товарищеские отношения между лицами разных полов. В моде были выражения, заимствованные из лексикона шпаны: «шамать» (есть), «хрять» (идти)… Вместо «хорошо», говорили «грубо» или «на ять». Этот жаргон крайне шокировал нашу бабушку, в то время как у родителей иногда вырывалось — «шамать» или «на ять». Впрочем, «на ять», показывая большой палец, говорили все. Иногда говорили короче — «на большой».

Мы, печатники, были дружны и даже нежны друг с другом. Модно было применять ласкательные имена — Верик, Розик, Петик…

Клуб «Печатник» был на том месте улицы Сулеймановой, где сейчас стоит здание Института геологии и геофизики АН УзССР. До сих пор, когда прохожу мимо, сжимается сердце.