Моя служба в Туркестанском крае. Фёдоров Г. П. (1870-1910). Часть двадцать пятая История Ташкентцы

XXV

Общие воспоминания о наиболее выдающихся деятелях в Туркестане за тридцать шесть лет. – Несколько заключительных слов по адресу канцелярии генерал-губернатора.

Заканчивая этим фактом мои воспоминания, обязываюсь вспомнить ряд лиц, прошедших передо мною в течение тридцати шести лет моей службы в Туркестане.

Прежде всего возвращаясь к блестящей эпохе кауфманского времени, я вспоминаю, как этот замечательный человек умел привлечь в край выдающихся ученых и людей науки, посвятивших годы на изучение и описание края во всех отношениях. Перед моими глазами проходят такие выдающиеся личности, как Северцев, Барбо де Морни, Федченко, Миддендорф, Романовский, Мушкетов. Кауфман щедрой рукой давал средства на снаряжение ученых экспедиций и на издание их трудов. Литература о Средней Азии обогатилась многими шедеврами, исключительно благодаря симпатиям и поддержке Кауфмана. Не было того уголка, начиная с болотных низин дельты Амударьи и кончая горными ледниками и вечными снегами, которые остались бы не исследованными и не описанными. Это был поистине Периклов век Туркестанского края.

Вспоминаю Н. В. Чарыкова, молодого еще тогда дипломата, первым назначенного на должность нашего дипломатического представителя в Бухаре. Молодой годами, Чарыков был строго выдержанный, всегда чрезвычайно корректный и тактичный человек. Враг черствой канцелярщины, прекрасно образованный, благовоспитанный и с большим состоянием, он сразу установил прекрасные отношения с эмиром и его главными сотрудниками. Настойчивый в своих требованиях, Чарыков умел добиться всегда их осуществления, не оскорбляя самолюбия бухарских сановников и оставаясь с ними в самых лучших отношениях. Это был, действительно, дипломат в лучшем значении [891] этого слова. Дальнейшая его карьера в Европе лишь подтверждает это о нем мнение.

Заместителем Чарыкова был назначен П. М. Лессар. Инженер путей сообщения по образованию, он сразу выдвинулся, принимая участие в комиссии по разграничению России и Афганистана. Переведенный в министерство иностранных дел, он вскоре был назначен вместо Чарыкова в Бухару. Это был человек большого ума и серьезной начитанности. Он высоко держал русское знамя в мусульманской Бухаре, но, страдая уже тогда почти неизлечимым недугом, он вследствие болезненности был крайне несдержан и раздражителен. Эмир и его сановники уважали его как разумного и твердого представителя русского монарха, но не любили его и страшно боялись, и я думаю, что многие при дворе эмира в душе радовались, когда Лессар назначен был нашим консулом в Ливерпуль и оставил навсегда Бухару.

Вспоминаю незабвенного М. М. Шарыгина, много лет служившего в крае по судебному ведомству. Это был человек самого доброго сердца, мягкий, отзывчивый, кристально чистый. Прекрасный юрист, беспристрастный прокурор сначала окружного суда, а затем судебной палаты, он был самым видным представителем в крае судебного ведомства, так несправедливо оклеветанного с думской трибуны Наливкиным. Дом Шарыгина был самым гостеприимным в Ташкенте. Там были рады всякому гостю, всех одинаково радушно встречала милая, гостеприимная хозяйка. Все общество единодушно любило и уважало Шарыгина; он не имел врагов. И вот Шарыпш был убит одним из революционеров, только что накануне выпущенным из тюрьмы. По чьему распоряжению? Для меня это осталось неизвестным. Быть может, это темное дело будет выяснено кем-либо из современников кровавого события в Ташкенте.

Вспоминаю Н.А. Дедюлина, сначала прокурора, а затем старшего председателя судебной палаты. Пользуясь большим авторитетом среди всех чинов судебного ведомства, он всегда влиял на них в самом лучшем значении этого слова. Собственным примером он всегда старался достичь, чтобы судебное ведомство шло рука об руку с администрацией, и действительно, за его время никто ни из старших, ни из младших агентов администрации не мог сделать никакого упрека судебным чинам, и отношения между администрацией и юстицией всегда были самые лучшие. От этого только выигрывало дело, и в этом отношении за Н. А. Дедюлиным нужно считать главную заслугу.

Вспоминаю В. П. Череванского, первого председателя контрольной палаты. Человек редких способностей, Владимир Павлович смотрел на обязанности контролера вполне разумно. Не [892] оставляя без преследования ни одного неправильного расхода, а тем более если в основе его усматривалось злоупотребление, Череванский избегал в своей деятельности ничтожных и подчас вздорных начетов, которые, к сожалению, составляют поныне главную суть деятельности контрольных палат. Он был действительно охранителем серьезных государственных интересов, а не членом сыскного отделения. Конечно, и у него были недоброжелатели, которых он заставлял возвращать в казенный сундук неправильно полученные денежный суммы, но общество его ценило и уважало, как честного и беспристрастного труженика.

Вспоминаю Н. В. Ульянова. Это был человек с большим сценическим талантом серьезного комика. Благодаря его стараниям, в Ташкенте с самых давних пор образовался кружок любителей драматического искусства, который давал постоянные спектакли с благотворительной целью. В те времена не было еще в Ташкенте никаких благотворительных обществ, а бедных, больных и нуждающихся было уже много. Благодаря крупному таланту Ульянова и его энергии, кружок любителей сделал в течение десяти-пятнадцати лет много добра, и не один бедняк вспоминал с благодарностью отзывчивого Николая Федоровича. Помимо сцены, он был очень хороший гражданский инженер и притом безупречно честный человек, и Кауфман очень ценил и уважал его.

Проходят передо мною тени многих сотен скромных тружеников, которые не отличались ни громким именем, ни славными подвигами, ни выдающеюся деятельностью, но которые честно вносили свою лепту в великое дело русской гражданственности в далекой мусульманской окраине. Все они жили скромно, служили без рекламы и также скромно сходили со сцены, уступая место другим труженикам. Были между ними и дурные и безнравственные люди, но где же их не бывает? Но en masse контингент служащих лиц всегда был выше всякой похвалы. Менялись генерал-губернаторы, менялись взгляды на управление, менялись даже принципы, но эти сотни неизвестных тружеников несли безропотно свою службу, плохо оплачиваемую и скупо награждаемую. В настоящее время принято считать главным злом в России бюрократию, т. е. чиновничество. Я не знаю чиновничества европейской России, а потому не могу оспаривать по отношении к нему этого взгляда, но, оглядываясь на мою тридцатишестилетнюю службу в Туркестане, я с уверенностью и гордостью считаю себя в праве заявить, что чиновничество в Туркестанском крае с честью служило русскому делу всегда и на всех поприщах, начиная с первого дня существования генерал-губернаторства и до момента моего выезда из края. [893]

Что делается в крае теперь я не знаю, но убежден, что масса скромных тружеников так же безупречна, как и прежде.

В заключение считаю своим нравственным долгом сказать несколько искренне теплых слов по адресу канцелярии генерал-губернатора, в стенах которой я прослужил без перерыва тридцать шесть лет с чина подпоручика до тайного советника.

При том огромном значении, при той власти, которыми обладал, особенно первые годы, генерал-губернатор, канцелярия, как его единственный в крае орган, всегда имела очень большое значение. Через канцелярию проходили все предначертания начальников края; в ней разрабатывались все законодательные проекты; через нее проходили огромные денежный суммы. Одним словом, работа канцелярии была гигантская, особенно во время одиннадцатилетнего управление краем К. П. Кауфмана. Такие управляющие, как Несторовский и Щербинский, сделают честь любому министерству. Никогда за все тридцать шесть лет моей службы ни один упрек не раздавался по адресу канцелярии. Даже такой предубежденный человек, как ревизовавший в 1882 г. край Ф. К. Гирс, который всеми силами стремился докопаться в делах канцелярии до каких-либо признаков незаконных действий, в конце концов должен был сложить оружие и даже пригласил начальников отделений в помощь ревизии. Даже столь предубежденный против Кауфмана и его сподвижников человек, как М. Г. Черняев, ознакомившись с чинами канцелярии и их деятельностью, резко изменил свои неприязненные к ним отношение и до конца своего управления краем выказывал чинам канцелярии доверие и уважение.

За тридцать шесть лет службы я сроднился с канцелярией, чины которой всегда составляли тесную семью дружно и честно трудившихся людей. Мне было больно и тяжело расставаться с этими тружениками, и теперь, на склоне моих дней, я часто мысленно переживаю долгий период моей службы среди этих истинно-хороших людей.

Г. П. Федоров

Текст воспроизведен по изданию: Моя служба в Туркестанском крае. (1870-1910 года) // Исторический вестник. № 12, 1913
© OCR — Волков В. 2008
© дизайн — Войтехович А. 2001
© Исторический вестник. 1913