Моя служба в Туркестанском крае. Фёдоров Г. П. (1870-1910). Часть двадцать первая История Ташкентцы
XXI.
Издание нового положения об управлении пятью областями края. – Приезд в край военного министра А. Н. Куропаткина. – Моя поездка с бухарским эмиром в Крым и на Кавказ. – Переводчик Заманбек Шихалибеков. – Охота за бухарскими орденами. – Изобретатель мази для сапог. – Коробка от сардинок.
Первым актом деятельности Н. А. Иванова, как генерал-губернатора, был пересмотр всех трех положений, которыми управлялись области края: туркестанского, степного и закаспийского. Назначенный в распоряжение начальника главного штаба тайный советник Несторовский был по просьбе Иванова командирован в Ташкент, и ему генерал-губернатор вверил председательствование в комиссии по пересмотру положений и согласованию их в связи с местными условиями в один для всего края коренной закон. Более удачного выбора нельзя было сделать, ибо Несторовский был одним из лучших знатоков края. Ближайшими сотрудниками Несторовского были назначены: выдающийся по своим блестящим способностям мой помощник по канцелярии полковник Коиниевский и в качестве редактора кодификационных трудов комиссии подполковник Геппенер, владевший прекрасным литературным стилем. Комиссия энергично принялась за дело, и через восемь-девять месяцев представила Иванову огромный печатный труд, состоящий из нового положения, объяснительной к нему записки и сравнительного указателя всех статей положений туркестанского и степного. Не откладывая дела в дальний ящик, Иванов внес этот труд на рассмотрение совета, который в три месяца закончил свою работу, и выработанный проект был представлен военному министру в 1902 году и, конечно, благополучно погребен в какой-нибудь комиссии, если не в архиве.
При составлении нового положения пришлось оставить in status quo Закаспийскую область, ибо А. Н. Куропаткин, создавший существующее положение об управлении этою областью, настоял, чтобы она сохранила свой режим еще по крайней мере на пять лет. Зачем это потребовалось – не знаю, но требование военного министра должно было быть исполнено. Вообще в действиях А. Н. Куропаткина, как военного министра, по отношению Закаспийской области замечалось много непонятного. Став министром, он как будто сохранил за собою пост начальника этой области. Имея в руках огромную армию с многомиллионным бюджетом, призванный государем, в качестве молодого, энергичного и умного человека, оздоровить, освежить боевые элементы России, Куропаткин должен был отдать все свои силы на порученное ему великое дело. Между тем, начальники Закаспийской области, [873] Боголюбов, а затем Субботич, подчиненные с 1898 года непосредственно туркестанскому генерал-губернатору, видимо игнорировали последнего и со всеми своими представлениями, касающимися интересов области, входили непосредственно к военному министру. Трудно поверить, что военный министр лично вмешивался даже в такие ничтожные дела, как перемещение уездных начальников и даже приставов. Такой ненормальный порядок, конечно, порождал массу недоразумений, но Иванов, при всей своей самостоятельности, не в силах был сломить упрямство своего непосредственного начальника – военного министра, вследствие чего отношения его к Закаспийской области в то время было чрезвычайно странные. Ненормальность эта доходила до того, что, например, когда Иванов поехал из Ташкента осмотреть крепость Кушку, расположенную в Закаспийской области, то начальник последней Боголюбов даже не выехал встретить генерал-губернатора ни в Чарджуй, ни в Мерв, ни в Кушку. Но помимо, так сказать, административного вмешательства в дела области, А. Н. Куропаткин проявлял оригинальную щедрость на потребности области. В распоряжении военного министра имеется особый фонд для чрезвычайных нужд армии. Я не помню, как назывался этот фонд, но знаю, что при Ванновском этот фонд очень оберегался и понемногу нарастал. Куропаткин стал довольно щедро расходовать средства этого фонда, и я ничего не считал бы себя в праве возразить, если бы деньги расходовались по прямому назначению. Но А. Н. Куропаткин разрешал, например, суммы на учреждение лишних классов при асхабадской классической гимназии.
Когда А. Н. Куропаткин покинул пост военного министра, и на его место был назначен генерал Сахаров, то немедленно, как по мановению волшебного жезла, все порядки в Закаспийской области изменились, и генерал-губернатор стал в ней полным хозяином.
Через несколько месяцев после назначения Иванова получено было известие о приезде к нам А. Н. Куропаткина, командированного Государем для осмотра края. Для чего потребовался этот осмотр, никто не мог дать ответа, тем более, что военный министр и без того хорошо знал край и безусловно доверял Иванову. Поездка А. Н. Куропаткина по краю с блестящею свитой была, конечно, триумфальным шествием Цезаря. Чествовали его всюду до умопомрачения; об его удобствах заботились до такой степени, что в Ташкенте в его помещение перенесен был из военного собрания великолепный бильярд только потому, что Алексей Николаевич любил после обеда сыграть партию. И казне, и населению поездка Куропаткина стоила больших денег, а результатов от посещения военного министра [874] край не увидел решительно никаких. Проводив военного министра, Н. А. Иванов засел за работу, приостановившуюся почти на два месяца пребывания в крае военного министра. Работал он, буквально не покладая рук, а в связи с этим пришлось сильно работать и мне. Иванов не понимал, а поэтому не признавал никакой канцелярской волокиты. Ему не нужны были больше письменные доклады с массой справок из дел и из законов. Он сам знал и то и другое лучше любого докладчика. По всякому вопросу он требовал быстрого, но продуктивного исполнения. Он работал целые дни, но заставлял работать и других. Единственная странность, которая неприятно поражала всех служивших под его начальством, это его удивительная неприязнь к отпускам служащих. Он сам не пользовался отдыхом, но и не признавал, что кто-либо из его подчиненных может переутомиться, и всякое ходатайство об отпуске встречал враждебно.
Между тем непосильные труды по управлению канцелярией совсем подломили мое здоровье, и это стало очевидным даже для Иванова, но он все-таки и слышать не хотел об увольнении меня в отпуск, но в то же время, сознавая, что я действительно нуждаюсь в передышке, он сделал для меня гораздо больше, послав сопровождать эмира бухарского на Кавказ и в Крым. Это было, бесспорно, самое приятное из всех поручений, какие я получал в течете моей службы. Я уже не говорю про удобства переездов в прекрасных вагонах экстренных поездов и жизнь в роскошных помещениях в Пятигорске и Ялте, но постоянное в течете трех месяцев близкое общество эмира доставляло мне большое удовольствие. Его высочество был всегда так внимательно любезен и предупредителен, что служба при нем была одним наслаждением. В Пятигорске он нанимал на бульваре отдельный двухэтажный дом, и почти все время безвыездно проводил в своем кабинете, изредка выезжая на прогулку на водопад или к Баталинскому источнику. При эмире, кроме меня, состояли постоянный его придворный врач Писаренко и переводчик Заманбек Шихалибеков. Последний настолько интересный человек, что о нем следует сказать несколько слов.
Уроженец Нухи, Заманбек во время турецкой войны 1876 года, будучи совсем юным, эмигрировал в числе очень многих кавказцев в Турцию. Возвратиться обратно он боялся, ожидая репрессий русских властей, и остался в Константинополе со своими братьями. В семидесятых годах прошлого столетия на восток от Кокандского ханства существовало самостоятельное ханство Кашгарское. Эта была раньше провинция Китая, но один смелый авантюриста, из туземцев Средней Азии, по [875] имени Якуббек, захватил в свои руки власть в Кашгарии и провозгласил себя независимым владетелем (Бадаулет). С этим Якуббеком, Кауфман заключил даже при посредстве генерального штаба капитана Куропаткина (впоследствии военный министр) договор о дружбе. Этот владетель, желая ввести у себя некоторые реформы, просил турецкого султана прислать ему несколько образованных мусульман. Султан исполнил эту просьбу, и в числе четырех-пяти человек, отправленных в Кашгар, был и Заманбек. Когда Куропаткин был в Кашгаре, то Заманбек оказал ему очень много услуг. Вскоре (кажется, после смерти Якуббека) Заманбек прибыл в Ташкент, и по ходатайству Кауфмана, в благодарность за услуги Куропаткину, государь простил Заманбеку грех молодости и разрешил принять его на службу. Он до конца жизни служил переводчиком в канцелярии генерал-губернатора, и я сохранил о нем самую лучшую память. Это был очень умный человек, самой прекрасной души, добрый, отзывчивый и, несмотря на то, что он был истинный мусульманин, он относился с симпатией к христианам. Эмир умел оценить прекрасные качества этого человека и до конца его жизни дарил его своею [876] дружбой и доверием. Во время пребывания в Пятигорске и Ялте эмир почти ни на минуту не разлучался с Заманбеком, и целыми часами они играли вдвоем в пикет по самой маленькой. Эмир прекрасно изучил эту игру, и смешно было видеть, с каким удовольствием его высочество клал в особый кошелек десять-пятнадцать копеек, выигранные с Заманбека, а последний, в свою очередь, в счастливые минуты прятал в свой кошелек такую же сумму. На обратном пути Заманбек с гордостью сознался мне, что в общем он выиграл с эмира что-то около четырех рублей семидесяти пяти копеек.
После месячного пребывания в Пятигорске эмир переехал в Ялту. Здесь он вел уже несколько иной образ жизни. Ежедневно после завтрака он отправлялся кататься по окрестностям Ялты: в Ливадию, Орианду, Массандру, Гурзуф. Прогулки эти, в которых непременно принимали участие я и Заманбек, доставляли большое наслаждение. Эмир держал прекрасную коляску с парой серых рысаков, и езда в таком выезде по образцовым шоссе доставляла истинное удовольствие. Одно, что отравляло приятную жизнь в Ялте, это постоянная назойливость посетителей, добивающихся представиться эмиру, конечно, для получения ордена. Так как эмир приезжал на юг России для лечения и отдыха, то он раз навсегда выразил желание, чтобы его не беспокоили. Но назойливые посетители не верили, когда я им говорил о нежелании эмира видеть кого-либо, и приписывали мне нежелание доложить о них. Изобретательность этих господ доходила до виртуозности. Никогда не забуду, например, одного господина, который заявил мне, что желает преподнести эмиру изобретенную им мазь для сапог. На мой вопрос, зачем эмиру может потребоваться эта мазь, он ответил, что его высочество числится в Терском казачьем войске, в котором у каждого казака есть седло. Вот мазь то и пригодится… С большим трудом удалось мне сплавить горе-изобретателя.
В другой раз ко мне приехала богато одетая очень красивая дама и начала умолять устроить представление у эмира ее двум сыновьям-кавалеристам. Я убеждал ее, что эмир не совсем здоров и никого не принимает. В ответ на это она молящим тоном сказала:
–Ну, если нельзя представиться, то не выхлопочете ли вы им хоть самые самые маленькие звезды. Они спят и видят украсить себя. Они очень добрые мальчики, но глупы. Они рады, если им хоть коробку от сардинок повесят на грудь. Им не нужно даже звезд, а лишь бы эмир дал фирман. Они очень богаты и сами закажут себе у ювелира.
Дама осталась на меня очень обижена, когда я все-таки отказался докладывать эмиру об ее сыновьях-сардиночниках… [877]
В Ялте эмир нанимал прекрасную дачу, обставленную с большим комфортом, но впоследствии он выстроил себе там чудную виллу в мавританском стиле. Вилла эта расположена между Ялтой и Ливадией, и ее можно назвать самым красивым и изящным зданием на южном берегу Крыма.
Комментариев пока нет, вы можете стать первым комментатором.
Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.
Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.