Моя служба в Туркестанском крае. Фёдоров Г. П. (1870-1910). Часть седьмая История Ташкентцы

VII.

Кошмарное дело об ограблении у офицера казенных денег.– Поимка и казнь грабителей. – Самоубийство ограбленного офицера. – Обнаружение истины и невинности казненных.

Не могу не рассказать про одно ужасное дело, глубоко взволно­вавшее в свое время весь край и причинившее Кауфману много забот, тяжелых дум и огорчений.

Во вновь присоединенной (года не помню) принадлежавшей раньше Китаю Кульджинской провинции, на востоке от Семиреченской области расположены были два или три батальона, а так как никаких русских правительственных учреждений в этой провинции не было (Кульджа впоследствии возвращена Китаю за несколько миллионов), то ежемесячно батальонные казначеи ездили в об­ластной город Верный за получением из казначейства всевозможных казенных сумм.

Однажды казначей одного батальона капитан Э., получивший в Верном деньги, что-то около 12.000 рублей, уехал в Кульджу, но вскоре поспешно вернулся обратно, страшно убитый и расстроенный, и заявил начальству, что по дороге на него напала шайка грабителей дунган и ограбила у него все деньги. Губернатор не­медленно организовал погоню за грабителями. Вскоре задержаны были несколько человек, но при них не было найдено денег и они упорно отрицали свою вину. Было дано знать Кауфману, [42] который командировал в Семиречье одного из своих доверенных лиц Г. для производства следствия и розыска денег.

Следствие затянулось месяца на два, и в результате два дунганина сознались в ограблении, но денег, несмотря на самые тщатель­ные поиски, найти не удалось. Виновные преданы были военно-поле­вому суду и приговорены к повешению, причем приговор приведен был в исполнение, по тогдашним правилам, публично, при огромном стечении туземного населения.

Прошло, кажется, полтора или два года, однажды Э., произведенный уже в майоры, найден был в своей квартире с простреленным черепом. В руке покойного находился пистолет, а на столе найдена его собственноручная записка, в которой было на­писано приблизительно следующее:

«в смерти никого не винить, кроме меня. Дальше жить невозможно. Совесть измучила меня. Кровь невинно казненных преследует меня день и ночь. Никто меня не ограбил, а деньги я присвоил себе».

Признание это произвело потрясающее впечатлите. Всех, как ударом молнии, поразила мысль, что двух человек повесили, и повесили несправедливо. Что же, спрашивается, смотрел суд? Но суд был вне всяких подозрений, он руководился запротоколенным сознанием подсудимых, которые на суде упорно молчали. В чем же тут секрет? По каким причинам мог произойти этот непоправимый ужас? Все были в страшном недоумении и негодовании. Общество волновалось, и Кауфман первым пошел на встречу этому общественному негодованию и послал в Верный целую следственную комиссию, которой дал самые обширные полномочия для обнаружения этого загадочного дела.

Комиссия, прежде всего, конечно, остановилась на предсмертной записке Э. и все свое внимание обратила на деятельность следо­вателя. Были произведены самые энергичные розыски и расспросы, и результаты получались поразительные. Оказалось, что Г., желая вести следствие в желательном для него направлении, принялся пытать захваченных губернатором по горячим следам дунган. Свидетели дунгане, которые не осмеливались ничего показы­вать на суде, вообразив, что Г. очень близкое к Кауфману лицо, теперь, когда они увидели, что Г. сам находится под  следствием, откровенно рассказали, каким пыткам подвергал Г. двух под­судимых, чтобы вынудить у них сознание. Самая пылкая фантазия не, может себе представить, с какою адскою изобретательностью придумывал Г, все новые и все более ужасные пытки, чтобы до­биться сознания. Октав Мирбо нашел бы здесь новые материалы для своего «Сада истязаний»!.. Пытки сделали свое дело: дунгане сознались и были повешены. [43]

Когда весь материал по этому кошмарному делу был собран, то Кауфман немедленно предал Г. суду, который приговорил его к каторжным работам. Решение суда должно было быть пред­ставлено на решение государя, а потому все дело было отправлено в Петербург.

Строгий и справедливый приговор суда сразу удовлетворил общество. Все увидели, что ужасная смерть двух невинных людей отмщена русских правосудием, покаравшим беспощадно злодея.

Но вот возвращается из Петербурга дело и сообщается, что государь Александр II во внимание к заслугам отца барона Г. заменил присужденное сыну судом наказание непродолжительным заключением на гауптвахте или в крепости (хорошо не помню).