Записки о былом. Воспоминания обрусевшего армянина. Часть 5 История

Мой младший брат Алёша с рождения был болезненным, слабым ребёнком. Постоянные поносы изнуряли его. Не помогали ни врачи, ни бабки-знахарки. Мама решила поехать на Кавказ полечить его молоком буйволиц, а заодно взять Володю и меня, тем более что оставить нас было не с кем.
О том, какой предстоит нам совершить путь, мы, дети, естественно, не знали. Зато знали родители. Собрали узлов шесть: летняя и тёплая наша одежда, разная одежда для дарения, нехитрые игрушки, кастрюля-казан, чайник, тарелки, кружки, несколько кусков мыла, бидоны, полотенца, ночной горшок и т. д. Кроме того, два места, скрученные каждый двумя брезентовыми ремнями с пряжками и деревянной ручкой — это два спальных комплекта: матрасы, тёплые верблюжьи одеяла, подушки, простыни. Кроме узлов, была и большая плетёная из камыша корзина, набитая припасами. Здесь лаваш и лепёшки, свиной шпик с чесноком и перцем, баранья говурма в бидонах, варёные куриные яйца, брынза и знаменитая армянская гата (кята) — сдобное кондитерское изделие, внешне напоминающее плотную жирную тёмную лепёшку, «утрамбованную» хрустящей на зубах ароматной начинкой.

Сейчас не все могут понять: зачем такой прорвой «добра» загружаться в дорогу? Вспомнится — «Мальбрук в поход собрался»… Нынче, собираясь даже в дальнюю дорогу, уложил в чемодан пару белья, рубашку, зубную щётку с пастой и — в путь. В те времена так легкомысленно поступать было нельзя. Попробую объяснить.
Во-первых. Впереди была дальняя трудная дорога с многими пересадками с одного вида транспорта на другой, с ночёвками под открытым небом на вокзалах и пристанях, в домах у знакомых и незнакомых людей, предоставлявших кров женщине с тремя (!) малолетними детьми, самый младший из которых — грудной, больной. Во-вторых. Нужно знать кавказский обычай, не позволяющий являться в гости с пустыми руками, без подарков. В третьих. И это самое главное, — отсутствие элементарного, как теперь говорят, сервиса в дороге. Например, в пассажирских плацкартных (!) вагонах в то время не выдавалось постельное бельё, не подавался чай, в вагоне не было кипятильника. Да что там чай или кипяток! Вода и та не всегда была, чтобы умыться, помыть после еды посуду, утолить жажду в душном вагоне. Поэтому поступали по принципу: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих».
Через каждые 30-40 километров поезд останавливался, чтобы заправить паровоз водой и углём. Не все теперь знают, что у паровоза две части: впереди — паросиловая установка (паровой котёл и паровая машина) с кабиной для машиниста, его помощника и кочегара, сзади — тендер — прицепная часть для хранения запасов воды, топлива и всякой всячины. На выработку пара воды уходило много, поэтому для её пополнения поезд останавливался часто. Заливка производилась быстро — за 20-30 минут: паровоз останавливался у водонапорной башни, и в его тендер сверху через толстые брезентовые рукава подавалась вода. В этом случае паровоз от вагонов не отцеплялся. А угольные склады находились далеко за пределами станции, поэтому его отцепляли от состава, и он уходил иногда на час и больше.
За это время надо было узнать, где на вокзале находится будка с вывесками «Кипяток» и «Вода», успеть добежать до неё, отстоять в очереди, набрать в бидон и чайник воду и кипяток, бегом же вернуться в вагон, чтобы сделать вторую ходку. Ведь вода нужна была и для того, чтобы мама в туалете могла постирать пелёнки нашего «дристуна» Алёши, у которого это «а-а» случалось довольно-таки часто. По малолетству в «бегах» я не участвовал, но у дверей вагона принимал от взрослых драгоценную жидкость.
Кроме кипятка и воды, некоторым пассажирам нужно было ещё и съестное. Приходилось делать вторую ходку — бежать на пристанционный базарчик, который находился в голове или хвосте поезда, чтобы купить нехитрую снедь: варёные яйца, картошку, мясо, а также какие-нибудь овощи и фрукты. Иногда некоторые, увлёкшись покупками, отставали от поезда, оставшись на перроне без вещей, одежды, документов и билета, которые остались в вагоне ушедшего поезда. Его уже не догонишь, надо ждать следующего поезда, который придёт, возможно, лишь через сутки, а то и двое.
И вот мы уже в поезде. На нижней полке устроилась мама. С помощью тонкой верёвки, двух полуметровых палок и детского одеяла она соорудила гамак-люльку для Алёши. Нам с Володей досталась средняя полка. На третьей, самой верхней, уложили все вещи и с нетерпением ждём, когда поезд, наконец, тронется. Почему- то нам больше нравилось находиться на самой верхней полке, откуда нас мама постоянно сгоняла, опасаясь, что мы упадём и расшибёмся. А там было так интересно!
Это было первое в моей жизни путешествие, возможно, поэтому оно так врезалось в память. Прошло 75 лет, а я помню многие, даже мельчайшие подробности. Милые детские воспоминания, как хочется ими поделиться с моим Читателем!
Наконец, поезд тронулся. Мы прильнули к окну, провожая глазами станционные постройки, минут через пять началась пустыня: пески, барханы, колючки, саксаул, верблюды. Не интересно, всё знакомо. Только вчера мы с пацанами «выходили в пески» на окраине города. Собирали саксаул и охотились на пауков (или жучков). Расскажу, как охотились. Эти жучки (муж внучки Антон, большой умница и эрудит, сообщил мне, что эти «жучки-паучки» не что иное, как хищные личинки муравьиного льва) непонятно как вырывают на поверхности песка воронкообразные ямки-ловушки диаметром три-четыре сантиметра и, зарывшись глубоко в песке, поджидают свою жертву. Пробегающий по краю воронки муравей скатывается вместе с осыпающимся песком на дно. Попытки муравья выбраться из ловушки — тщетны. Песок под ножками муравья постоянно осыпается, и он каждый раз скатывается вниз. По-видимому, шум песка служит сигналом для хищника, он снизу подбирается к своей жертве, хватает её и утаскивает вглубь.
Мы, пацаны, бесшумно подходили к ямке-ловушке, бросали туда заранее пойманного мураша. Если его не было под рукой, «щекотали» сухой травкой стенку ямки. Через некоторое время показывался паук. Не обнаружив жертву, почему-то не возвращался назад. Наверно, удивлялся: «Куда девался мой обед?» Нам оставалось, сложив лопатой ладони, быстро углубиться в песок и, сомкнув их внизу, поднять жучка-паучка вместе с песком. Порывшись в нём, мы находили свою «добычу». Зачем была нужна нам эта охота, не понимаю: ведь всё равно жучка мы отпускали, и он мгновенно закапывался в песок, даже не сказав: «Спасибо!».
Но вернёмся в свой вагон. Почти сразу, как тронулся поезд, мама начала шить на руках мне и Володе вельветовые коричневые костюмчики. Короткие штанишки на лямках, пересекающихся на груди, с карманами, куртка с поясом, застёгивающаяся спереди на ряд красивых пуговиц, тоже с карманами сбоку и на груди!
Это ведь надо! Мама, оказывается, знала, что придётся шить, и захватила в дорогу ткань, ножницы, иголки, нитки и прочие портняжные принадлежности. И работала так споро, что на следующий день костюмчики были уже готовы. Слух о чудо-мастерице разошелся по составу, к маме стали приходить женщины за советами, а некоторые с просьбами сшить такие же костюмчики для их детей. Сшив костюмчики, мама приступила к вязанию крючком «звёздочкой» модных тогда шапочек, вернее, — беретов.
Протяжённость железнодорожного пути от Мерва до Красноводска чуть больше девятисот километров, поезд проходил его за трое суток. Первая половина пути (до Ашхабада) была ещё более- менее терпимой. А дальше начались безводные песчаные просторы пустыни Каракум. От Кызыл-Арвата до Красноводска своих водоёмов нет, вода только привозная. Её через Каспий в Красноводск доставляли из Баку, отчего эта обычная пресная вода, совсем как «Боржоми» и «Ессентуки», называлась «Бакинская». Но она была двух сортов: питьевая и техническая — для заправки паровозов, для бань и пр. Из Красноводска воду в железнодорожных цистернах развозили по станциям и населённым пунктам Туркмении.
В Красноводске с железнодорожного вокзала мы перебрались со своим скарбом на пристань, где на деревянных причалах нужно было сутки (или двое!) дожидаться парохода, совершавшего регулярные рейсы Баку — Красноводск и обратно. Было время обозреть этот несчастный убогий городишко, в котором, по крайней мере тогда, совершенно не было ни одного деревца, да и вообще зелени. Только пыль да песок и нестерпимая жара. Запомнилось купание в море рядом с причалом: вода тёплая-тёплая, горькая-прегорькая, нельзя даже сравнивать с солёной водой из нашего дворового колодца в Мерве. Та вода по сравнению с каспийской — всё равно, что минеральная, к тому же прохладная, освежающая. Запомнилась перекачка пресной бакинской воды из танкеров в железнодорожные цистерны: было интересно, как рабочие, сидящие наверху цистерны, свистками подают на танкер команды о начале или прекращении подачи воды. Зевать нельзя — ведь вода дорогая!
И уж никак не забыть посадку на пароход, когда толпа пассажиров, как в атаку, спотыкаясь и матерясь, ринулась по деревянному трапу на пароход, чтобы занять лучшие места для отдыха после бессонной ночи, проведенной на причале. Люди ещё не знали, что на Каспии разразится шторм, и они, устав от изнурительной качки и тошноты, от бесконечных «кроссов» к перилам судна (чтобы освободить желудок даже от того, чего в нём уже нет), будут мечтать побыстрее добраться до твёрдого, не раскачивающегося берега (даже назад в Красноводск!). Как анекдот, рассказывали, что одна женщина, измученная качкой, кричала, обращаясь к капитану:
— Товарищ капитан, остановите пароход, я умираю!

Могу похвастаться: я совершенно не подвержен морской болезни, неплохо переносила качку наша мама. А брата Володю укачивало, он хныкал и капризничал, мама успокаивала его, ставила меня в пример: вот, смотри — будущий моряк. Как в воду глядела!
Как бы то ни было, наконец, прибыли в Баку, где остановились у дальних родственников, живших почти в центре города. Нас встретили и приняли очень приветливо. В семье, нам на радость, было много мальчишек моего возраста. В Баку мне впервые посчастливилось держать в руках игрушечный металлический револьвер, из которого можно было стрелять бумажными пробками и пулями -. Это так интересно! Но мама не разделяла наших восторгов, не давала денег на пульки столько, сколько нам хотелось. Нам бы стрелять да стрелять беспрерывно. За удовольствие пострелять из нагана я готов был отказаться от восточных сладостей, которыми нас щедро угощали гостеприимные хозяева.
Мы прожили в Баку три-четыре дня. Разумеется, от дома далеко не убегали, наши походы ограничивались соседними улицами. И веб же Баку очаровал. Громадный город, зелень и парки, многочисленные магазины, лавки и палатки на всех улицах, по которым со звоном мчатся трамваи и автомобили. Трамваи для нас были в диковинку, их впервые увидели, удалось бесплатно прокатиться. А на автомобили местные пацаны не обращали внимания, за ними не гонялись, даже не просили у шоферов разрешения «побибикать» на клаксоне, который назывался «грушей». В те времена шофёры были аристократами: им полагался дублёр — помощник, выполнявший грязную работу, сами шоферы в чистой униформе, в мягких кожаных перчатках-крагах лишь управляли автомобилем. И уж совсем непривычно: в любое время можно в палатках или с тележек, защищённых от солнца большущими зонтами, купить мороженое или «газировку» по 1 копейке за стакан, а за 3-5 копеек в него нальют сироп с таинственным названием «крюшон». А хочешь — «крем-соду» или что-то другое, но загадочное, очень-очень сладкое и, главное, холодное. Сироп наливали из трехлитровых стеклянных конусных (или цилиндрических) дозаторов, висевших на подставках горлышком вниз. Поворотом краника продавец наливал в стакан дозу сиропа. Но, как всегда, продавцы жульничали, недоливали не только сироп, но и воду. А осмелившегося просить налить, как положено, грубо и нахально стыдили и оскорбляли.
Через полвека по туристической путёвке мне довелось побывать в Баку. Приехал не пятилетним ребёнком, как из Мерва, в первый раз, а уже старым, пожившим в Ташкенте, Москве, Одессе, побывавшим в столицах некоторых европейских государств. И никакого восторга. Мне кажется, за эти полвека Баку мало чем изменился. Те же магазины, палатки и тележки на каждом шагу, шум от трамваев и машин, разве что иных, поновее марок. Лучше бы второй раз туда не ездил, в памяти бы остались хоть какие-то хорошие воспоминания!
Жаль было уезжать из Баку, но ничего не поделаешь — нужно ехать дальше, где, скорее всего, не будет револьвера, стреляющего пробками, мороженого, газировки с сиропом «Крем-сода» и бесплатного катания на трамвае. Нас тепло проводили на вокзале, и мы продолжили свой путь, теперь уже не отходя от окон вагона. Впервые увидели настоящие горы, покрытые зелёной растительностью, быстрые горные реки, отары овец, стада коров, табуны лошадей, чабанов в прямоугольных бурках, непонятно как держащихся на плечах, с длинными палками или длиннющими плетями на короткой ручке. У мужчин на животе висят большие кавказские кинжалы. Папахи на их головах не такие огромные, как у туркменов, которых мы видели всего несколько дней назад на другом берегу Каспия. А какой воздух! Вдохнешь глубоко, а выдыхать жалко: не хочется расставаться с такой прелестью. А какая вкусная и холодная вода! Она всегда есть в баке для питья и не кончается в туалете, пей, умывайся и мойся, сколько хочешь!