Финкельберг М. Ф.: «Оставляю вам» Разное Ташкентцы

Фрагмент воспоминаний, полностью смотрите здесь.

Меня и еще двух товарищей — Моисея Полонского и Лазаря Эткина — направляли в различные города Средней Азии. Путь от Свердловска до Ленинабада растянулся на два месяца. По пути мы побывали в пересыльных тюрьмах Челябинска, Златоуста, Самары и Ташкента. Все это было мучительно тяжело. К тому времени, когда я прибыл в Ташкент, Евушка с Мишей уже давно были в Минусинске и работали. В Ташкентской тюрьме меня ожидало много писем от Евушки и родителей. Эти письма сохранили и передали мне товарищи, которых я совершенно не знал. Но меня помнил Яша Ольшанский, который к моему приезду в Ташкент был уже отправлен на Север. Остальные ждали очередного этапа, который должен был их отвезти из Ташкента в Сибирь. С большой радостью я перечитывал письма моей Евушки, полные любви и надежды на скорую нашу встречу.

В конце мая 1932 года наконец я прибыл на новое место жительства в Ленинабад. Здесь оказались мои старые знакомые по Свердловской пересыльной тюрьме — Герц Явлинский и Юлий Ратнер — тогда, в 1926 году, они ожидали отправления в политизолятор, а я направлялся в ссылку. Они были старше меня. С ними здесь жили их семьи. Оба работали экономистами, а их жены — врачами в местной больнице. Хотя они были очень разными по натуре, их связывала старая дружба. Ратнер — высокий блондин, полный, всегда спокойный. Он был очень эрудирован. Герц Явлинский был ниже ростом, брюнет, более мягкий по характеру. Явлинский считал своей обязанностью в выходные дни всегда посещать молодежь, в том числе и нас, когда мы с Евушкой уже жили в Ленинабаде и Ташкенте. С ними и их женами мы стали большими друзьями. Позже Герц Явлинский заразился брюшным тифом и умер в Ташкентской городской больнице в 1934 году. Юлий Ратнер был арестован в 1937 году в Ташкенте, обвинен во вредительстве и расстрелян. Позже, в 1954 году, он, как и многие другие, был реабилитирован.

По приезде в назначенные места ссылки мы с Евушкой начали добиваться, чтобы нас соединили в любом городе. Мы написали о нашей просьбе Екатерине Павловне Пешковой, и при ее содействии в конце июля 1932 года Евушка была доставлена ко мне в Ленинабад. На этот раз ее путешествие ко мне не было длительным. Специальным курьером в пассажирском вагоне Евочка была привезена в Ташкент, а оттуда уже самостоятельно, без провожатых добралась в Ленинабад. К тому времени я уже работал. Встреча на вокзале после девяти месяцев разлуки была очень радостная.

Город Ленинабад в 1932 году был уже областным центром. Центральная часть, как и набережная реки Сыр-Дарьи, была застроена одноэтажными кирпичными зданиями. Остальная, большая часть города представляла собой узкие улочки с глинобитными домами. В одном из таких домиков мы поселились с Евушкой. Вновь мы стали вить наше гнездышко, снова мы, счастливые, были вместе. Из Киева к нам приехаламать Евушки. Мой же отец перед тем, как приехать к нам в Ленинабад, заезжал в Свердловск за оставленными там нашими вещами. Чемоданы он привез, но вместо вещей в них оказались бумага и камни. Это нас мало огорчило, главное, что мы были снова вместе. Оба мы работали: Евушка плановиком в автотранспортной конторе, а я в строительной конторе Ленинабада. Но опять недолго продолжалось наше счастье. Прошло не более шести месяцев, и в феврале 1933 года нас вновь арестовали. На этот раз продержали в тюрьме около месяца. Евушку поместили в камеру при местном отделении ГПУ, меня посадили в Ленинабадскую тюрьму. В тюрьме Ленинабада тогда можно было целый день свободно прогуливаться внутри ограды. Камеры были открыты и запирались только на ночь. Наступила весна, но снег еще часто выпадал, хотя тут же и таял. Камеры не отапливались, и было довольно прохладно. Евушка находилась в лучших бытовых условиях, но прогулки там были ограничены временем. Мать Евушки вынуждена была посещать нас каждого в отдельности и каждому приносить передачи. В конце месяца нам сообщили, что Евушку направляют в Ташкент, а меня в один из глухих районов Узбекистана. Снова почему-то попытались нас разъединить. Перед отъездом из Ленинабада Евушке предоставили свидание со мной и ее матерью. Вот тогда я от нее узнал, что у нас должен родиться ребенок. Мы были счастливы, но впереди ожидала новая горькая разлука. Меня выпустили из тюрьмы и предложили собираться в дорогу. Со мною должна была поехать и мать Евушки, так как Евушку с другими направляли в Ташкент под охраной. Прошло два дня, и меня вызвали в районное отделение ГПУ и сообщили, что я также могу выехать в Ташкент. Для меня все это было неожиданно, оказалось, что изменением судьбы я был обязан своей любимой Евущке. Ей удалось убедить начальника Ташкентского отдела ГПУ, чтобы он отменил свое решение и разрешил мне поселиться в Ташкенте с женой. Снова радостная встреча, и снова мы с Евушкой вместе. Со мною из Ленинабада приехала и мать Евушки, и вскоре у нас был опять свой уголок.

Первое время мы жили в старой части Ташкента. Наша первая квартира состояла из двух не отапливаемых комнат. Обогревательных приборов не было. Во всем доме жили мы одни, хозяева наведывались редко. Во дворе дома протекал арык, на большей части участка росли фруктовые деревья. Мы имели возможность мыться в этом арыке, не боясь постороннего глаза, так как со всех сторон наш участок был отгорожен глухими стенами. Для Евушки, которая провела весь период своей беременности в этом доме, такие условия при летней ташкентской жаре оказались очень удобны. Но все переменилось, когда наступила зима и в Ташкенте стало холодно. В октябре у нас родился старший сын Борис. С нами поселилась его няня Фрося, очень полюбившая нашего первенца. В комнате, куда мы поместили сына и няню, пришлось установить железную печь и часто подтапливать ее. Мы же с Евушкой уходили в нашу вторую комнату и быстрее укрывались одеялами, чтобы не успеть простудиться. Так мы жили в течение года, пока я не перешел на работу в организацию по строительству текстильного комбината, где нам быстро заменили нашу квартиру в старом городе на две маленькие комнаты в частном доме европейского типа. Впоследствии мы переселились во вновь построенный в центре города дом для инженерно-технического персонала. Матери Евушки к моменту нашего переезда в последнюю квартиру уже с нами не было. Она заболела, и по совету врачей мы отправили ее в родной Киев. В этой квартире мы прожили до середины 1935 года, то есть до момента отъезда из Ташкента.

У нас появились друзья и знакомые. Одновременно с нами в Ташкент из Ленинабада переведены были также Герц Явлинский и Юлий Ратнер. Здесь я снова встретился с Волей Бромбергом и познакомился с его женой Беллой. Каждую неделю мы обязаны были посещать комендатуру ГПУ и отмечаться о нашем наличии. Там мы часто встречались со всеми ссыльными и узнавали о всех событиях ссылки. Посещали временами Герца Явлинского и Юлия Ратнера. Они жили со своими семьями. Особенно мы дружили с Волей и Беллой Бромберг. Они жили в центре Ташкента в одной комнате. Все мы работали, и не чувствовали здесь того голода, который был распространен тогда на Украине. В Ташкенте мы похоронили нашего друга Герца Явлинского. Вся семья его переболела брюшным тифом, и все, кроме него, были живы. У него остались жена и две дочурки.
В Ташкенте мы довольно быстро устроились на работу. Евушка работала начальником планового отдела, а я поступил на работу начальником сметно-договорного отдела треста Текстильстроя. Со своей специальностью металлурга я расстался. Сказывалось отсутствие практики, да и работы такой в Ташкенте не было.
Управляющим трестом во время моей работы был Василий Степанович Корнев. Его отношение ко мне было всегда хорошее, несмотря на то, что он знал, что я ссыльный. Все рабочие и технический персонал треста всегда высоко отзывались о его руководстве и отношении к коллективу. Он был старый большевик, принимал активное участие в подпольной работе дореволюционного периода. В гражданскую войну, во время рейда кавалерийского корпуса генерала Мамонтова, Корнев был начальником укрепленного района Тулы. Перед вступлением на должность управляющего трестом он был заместителем наркома легкой промышленности СССР. Был переведен в Ташкент на работу по приказу председателя Совнаркома Молотова из-за выговора, вынесенного Корневым жене Молотова — Жемчужной. Последняя работала начальником управления парфюмерной промышленности и подчинялась Корневу. В 1937 году я случайно снова с ним встретился в наркомате легкой промышленности. Настроение у него было подавленное. Шли аресты его друзей. Вскоре он был также арестован и расстрелян. Об этом я узнал значительно позднее, когда работал под Ленинградом, а управляющим строительством был Зеленцов, друг Корнева еще по подпольной работе. Всегда с большой теплотой я вспоминаю о моем управляющем Василии Корневе, гуманном, честном и энергичном руководителе, настоящем большевике, без кавычек.

В Ташкенте мы прожили до июля 1935 года. Материально были хорошо обеспечены. Из Польши мы продолжали получать для нашей бабушки валюту от братьев Евушки. В Торгсине на нее мы покупали продукты, которые были большим подспорьем в то нелегкое время.
Нашей работой начальство было довольно. В конце октября 1934 года меня и Евушку полностью освободили. Мы имели, наконец, возможность уехать куда желаем, в любой город Советского Союза. Начальство убеждало нас оставаться в Ташкенте. Но к этому времени мы поняли, что климатические условия Ташкента пагубно отражаются на здоровье нашего ребенка и самой Евочки. Борику нашему не было еще и двух лет. Рос он очень красивым и здоровым мальчуганом. Удивительные вьющиеся белокурые кудри обрамляли его детское личико, позже они переросли в черные. Мы очень гордились нашим мальчиком, на которого невольно все обращали внимание.

Было жаль оставлять Ташкент, оставлять друзей, город, в котором мы прожили так спокойно и в хороших условиях более двух лет. Но причины были веские.

Начальство после долгих задержек вынуждено было нас отпустить. Мы направились в Киев, где проживали родные Евушки. У нас было большое желание со всеми повидаться и летом вблизи Киева отдохнуть. Так мы и сделали. С нами на даче в Ирпене под Киевом отдыхали и мать Евушки, и брат Миша, вернувшийся из Минусинска. Приехала с нами из Ташкента и Борина няня Фрося.
Этот счастливый месяц нашего отдыха в кругу родных после стольких мытарств и сейчас не могу забыть. Какие мы были тогда счастливые в те годы нашей молодости! Мы с Евушкой все больше и больше любили друг друга, ценили, что мы вместе, и верили, что жизнь наша и дальше будет протекать всегда так счастливо.
Казалось, что счастье пока сопутствует нам. Но отдых наш в Ирпене закончился, и мы задумались, где вновь нам поселиться. Я всегда желал возвратиться на работу по своей основной специальности металлурга, и лучшим местом устройства нам казался Днепропетровск. Там жили мои родители, там работали мои товарищи по институту. Нам казалось, что это лучший выход из нашего положения. Родители к нашему приезду подыскали квартиру из двух комнат. Оставалось только устроиться на работу. Но мои бывшие товарищи по институту приняли меня без распростертых объятий. Они хорошо знали, где я пребывал в течение девяти лет. Найти работу оказалось довольно трудно. Евушка успела устроиться и работала плановиком в управлении деревообрабатывающей промышленности, а я все продолжал поиски, но уже без помощи своих друзей. Прошло много дней, пока я был, наконец, принят на работу на металлургический завод имени Ленина в проектный отдел. Мне пришлось все начинать сначала, так как за прошедшие примерно десять лет многое позабыл,и многое изменилось. И оказалось, что когда мне уже исполнилось 32 года, начать все изучать снова трудно. Очевидно, с этим удалось бы примириться, постепенно я восстановил бы свои забытые знания, но к этому времени я получил приглашение на работу в Калинин. Главным инженером на строительстве больших заводов в Калинине был назначен Барковский — мой бывший главный инженер по строительству текстильного комбината в Ташкенте. По телефону он предложил мне вполне удовлетворительные условия, а главное -такую работу, которую я выполнял в течение двух лет в Ташкенте. Долго мы с Евушкой обдумывали предложение и решили все-таки выехать в Калинин на работу, которая меня больше устраивала. Сразу после моего приезда в Калинин я обнаружил, что работа, которую предлагал мне главный инженер, выполняется другим человеком. Все попытки Барковского передвинуть последнего на другую работу, чтобы я занял должность в соответствии с приглашением, не увенчались успехом. Мне пришлось выйти на работу, которая мне была чужда и не устраивала меня. Возвратиться в Днепропетровск мы уже не имели возможности. Наша квартира была занята, и в Днепропетровске мне было бы вновь нелегко устроиться. Но пока Барковский оставался главным инженером, я продолжал выполнять совершенно не знакомую мне работу. Евушка вскоре приступила к работе в статистическом управлении области. К нам приехали мать Евушки и брат Миша. Мы получили квартиру из двух комнат. С нами переехала в Калинин и наша няня Фрося. Работа у меня была очень тяжелая. Евушка всегда волновалась из-за меня. Мне приходилось иногда работать ночью по установке строительных механизмов, и Евушка тогда приходила на стройку проведать меня. К концу 1935 года между начальником строительства и главным инженером начались споры, и вскоре Барковский оставил Калинин и уехал на другую стройку. Оставаться на работе, для меня неприятной, после ухода лица, пригласившего меня, я не мог, и пришлось уволиться. Я уехал в Киев, а семью вынужден был временно оставить в Калинине. Евушка продолжала работать в статбюро, поступила в заочный плановый институт и закончила его только в 1940 году. Позже в Днепропетровске, когда уже меня с Евушкой не было, она дополнительно закончила курсы по повышению квалификации плановиков-экономистов. Сбылась ее мечта получить высшее образование.

Неожиданно в Киеве мне удалось довольно быстро устроиться на работу начальником сметно-дого-ворного отдела треста Киевлегпромстрой. Сразу же я получил длительную командировку в Москву по утверждению генсметы завода искусственного волокна. На каждый выходной день я выезжал в Калинин к моей любимой семье. Сколько радости у нас было при каждой встрече с Евушкой и Бориком. Евушка уже была беременна нашим вторым сыном Оскаром. Только весною 1937 года, когда я получил комнату в гостинице, Евушка со всей нашей семьей переехала в Киев. В Калинине остался жить и продолжал работать экономистом Миша — брат Евушки.