Усман Юсупов Ташкентцы

Автор Мастура Исхакова.

25 апреля 1966 года Усман Юсупов созвал совещание, и первый раз в жизни опоздал. Неторопливо пройдя в зал, извинился. Все заметили, что на его сером лице не было ни кровинки.

— Начнём работу, — слабым голосом сказал он и тяжело сел.

Сутки спустя, у него отнялась правая сторона тела, расстроилась речь. Несколько дней у постели толпились люди: врачи, родные. К вечеру 6 мая он попросил жестом всех уйти…

Окно было открыто. Он видел лёгкий туман пыльцы над садами Халкабада, пронизанный розоватым, солнечным светом. Услышал вдалеке голоса босоногих мальчишек, погоняющих стадо…

Уставшее, больное сознание возвратило его в далёкое трудное детство… Усман, стриженный наголо подросток с изрытым мелкими оспинками лицом, со своим отцом Юсуфали трудился у господина Мартыненко. Закончив окучивание в начале сада, они прошли по дорожке к веранде, увитой виноградной лозой, где за накрытым столом сидели хозяин с гостем.

— Вот, кстати, ваши ирригаторы, — сказал Мартыненко, указывая на рабочих, моложавому гостю, заведующему областной ирригацией Ферганы Клавдию Синявскому. Тот энергично сбежал по ступенькам, поздоровался с садовником за руку, протянул ладонь мальчишке, спросил, как зовут.

— Усманали, — ответил тот охотно.

На Синявского глядели без страха живые пытливые глаза. Мальчик был бос, в латаном-перелатаном чапанчике, и по тому, как уверенно держал он в руках кетмень, как достойно назвал себя русскому, известному в этих краях, понял Клавдий Никанорович его равное с отцом положение семейного кормильца.

— «Мужичок с ноготок», — подумал он тогда. Мог ли предположить в 1915 году инженер-гидротехник Синявский, что под руководством этого батрачонка осуществится через четверть века цель его жизни – орошение Учкурганской степи, что именем пацана, стоявшего сейчас перед ним, опираясь на кетмень, назовут канал, что мальчишка, руководитель республики, вспомнит однажды день, когда он поздоровался с ним за руку?..

Уезжая, Синявский видел с сиденья двуколки, как батраки, отец с сыном, ритмично взмахивая над головой кетменями, копали в конце сада арык.

Единственной дочери в семье Юсуфали Назире шёл в ту пору двенадцатый год – возраст для мусульманки самый, что ни на есть свадебный. Богатейший в Маргеланском уезде бай Халиламин как-то увидел девочку и пришёл свататься к отцу семейства. Он обещал простить все долги будущему родственнику. Но гордый Юсуфали заколотил свой дом в кишлаке Каптархона, взвалил на вола немудрёный скарб и отправился со своей семьёй подальше от родных мест.

Около месяца семья добиралась до Ташкента. Пришлось детям побираться по кишлакам. На оставшиеся медяки путники устроились переночевать в караван-сарае. За скромным ужином, один из земляков, посоветовал им идти в Каунчи, что находился в тридцати верстах от Ташкента, где работало немало сезонников в богатых садах, где были хлопковый, сахарный завод и железнодорожная станция…

Из сада в открытое окно повеяло тонким ароматом цветущих персиков и вишен, кизячным дымком, парным молоком. Обложенный подушками лёжа на кровати Усман Юсупов смотрел в окно. Где-то совсем близко, протарахтел мимо трактор… Шум мотора напомнил ему июньский день 1941 года…
Он со своим шофёром Виктором поехал отдохнуть в предгорном Нуратинском районе. Редко за последние годы, когда ему удавалось побыть в тишине наедине с природой. Заодно сегодня Юсупов сам хотел посмотреть, как используются неполивные массивы для посевов зерна. Времени это отняло немного, и он велел шофёру гнать «бьюик» в степь. В начале лета степь была очень хороша – в высоких, густо-зелёных ещё сочных травах. Юсупов как обычно в такие поездки, захватил с собой охотничье ружьё.

— Виктор, — обратился Усман-ака к шофёру, — пройдёт ли автомобиль по бездорожью, к ложбине? Кажется, здесь в это время года пасутся дикие козы…

— Усман-ака, у нас машина – зверь! – с удовольствием прислушиваясь к ровному гудению мощного мотора, ответил Виктор.

И тут же бабахнуло где-то сзади и справа. Раз, другой. Выстрелы раздавались беспорядочно и часто. Юсупов велел остановиться, вышел и увидел, что по их следу спешит, подпрыгивая на буграх, открытая машина. На ступеньке стоял, свесившись, человек. Он размахивал над головой белой фуражкой:

— Война, Усман Юсупович! – крикнул на ходу мужчина. Юсупов узнал его — это был секретарь Самаркандского обкома Чиковани.
— Мне уже звонили? – спросил Юсупов.
— Звонили из Ташкента. Москва вызывает.
По пути в Самарканд Юсупов молчал. Только когда вагон присоединили к первому идущему составу в Ташкент, глубоко вздохнув, сказал:
— Да, большие беды придётся вынести нашему народу…
В начале войны из Москвы прибыла шифровка: сможет ли Узбекистан принять авиационный завод? Юсупов экстренно собрал совещание, на котором главным вопросом было решение о принятии завода. Многие были против, сомневаясь, осилят ли такую махину, в срок, так как для этого нужно строить помещения. Слово взял председатель.
— Товарищи, о чём вы тут говорите? Когда строить? Немцы под Москвой. Самолёты давать надо, а не цехи строить! Через месяц давать. И дадим!
Все ждали, какой выход предложит первый секретарь Ц.К. Усман Юсупов.
— Собирать будем под открытым небом. А позже построим цехи!

Бесконечно лили нудные дожди. Все – и рабочие, и инженеры, и директор завода Борис Дмитриевич Лисунов – не уходили с площадки, покрытой брезентом. Здесь питались из походных кухонь, здесь получали по карточке свою норму: 800 граммов хлеба, здесь, между станин, на несколько часов засыпали рабочие в изнеможении, пока другие продолжали нести вахту. Ровно через месяц из кабинета Юсупова было доложено в ГКО: «хозяйство Лисунова» выпускает продукцию. Первые десантные самолёты уже «обкатывались» в ташкентском небе.
Фронт получал из Узбекистана продукты, обмундирование и обувь, самолёты, авиамоторы, миномёты, бомбы, мины. Весной 1943 года Усман Юсупов повёз эшелон с подарками узбекским и таджикским частям, что воевали под Смоленском. Подарки вручили бойцам. Будучи в Москве он зашёл в Кремль, на приём к Сталину. Когда генеральный секретарь спросил его, «который час, тот ответил, что часов не носит». Тогда Сталин снял со своей руки часы, протянув их Юсупову, сказал:
— Вот, дорогой Усман тебе часы, что бы ты мог всегда следить за временем!
Беседа, вместо положенных пятнадцати минут, длилась около двух часов. Несколько раз в кабинет заглядывал Поскрёбышев, напоминая, что давно ждёт Хрущёв. В то время в Советской Армии ввели новое в форме – погоны. Хрущёв вошёл в кабинет, сверкая золотыми генеральскими погонами и в брюках с красными лампасами. Сталин оглядел Хрущёва, повернулся к Юсупову и сказал:
— Ты вот повёз подарки на фронт издалека, этот, угробил армию под Харьковым и смотри, сияет золотом, как ни в чём не бывало.
Юсупов, взглянув на побледневшего Хрущёва, заметил:
— Зачем на фронт посылать дураков?

В войну он редко бывал дома. Случалось, месяцами, ездил по областям, жил на больших стройках. Юлия Леонидовна, жена, работала в Наркомате лёгкой промышленности. Занималась она и детскими домами. Однажды на вокзале, когда встречали вагоны с прибывшими детьми, стриженная русская девочка, увидев Юлию Леонидовну, назвала её мамой. Но тут же смолкла, поняв, что ошиблась. Юлия Леонидовна привела девочку домой. Так в их дружной большой семье появилась пятилетняя русская девочка Фаина. С мужем ничего не согласовывала; знала, он одобрит. Потому что сам из каждой поездки в своём служебном вагоне привозил детишек, подобранных на дорогах и вокзалах. Устраивал в детские дома, а кто постарше – на работу. Когда Усман Юсупов приезжал домой, на Гоголевской улице — для всех наступал короткий праздник. Юлия Леонидовна как всегда хлопотала у плиты. Старалась в это тяжёлое время для домашних сообразить что-нибудь на стол. За большим столом папа рассказывал последние новости с фронта. Даже маленькая дочь Инесса живо принимала участие в разговорах о войне. Старший сын Юсупова, Леонид, уехал на фронт, он служил у Сабира Рахимова. Семья расширилась: родилась — дочь Зоя…

Дверь тихонько приоткрылась, и в свете дверного проёма Усман, увидел до боли родную фигуру. Это был жена Юлия, та самая комсомолка Юля, которую он впервые увидел в мае 1929 года в Самарканде. Красивая девушка в жакете мужского покроя, коротко остриженная, но при этом очень женственная. На совещании в прениях ей дали слово. Говорила дельно, но по молодости сбивчиво, а когда постучала маленьким кулачком по трибуне, по залу прошёл одобрительный смешок. Очень уж искренне была эта девушка и хороша. Вот здесь то и обратил внимание на неё Усман…

На третий день знакомства, провожая Юлю в Ташкент, Юсупов сделал ей предложение. Этим же летом Усман со своим другом появился в доме на улице Кафанова. Накануне мать Юлии не спала всю ночь. Всё перемешалось: и то, что Юльке замуж рановато, а главное мучил её предрассудок: как дочь выйдет замуж за узбека, когда вокруг увиваются такие хлопцы, под стать ей?

Весь вечер Василиса Петровна наблюдала за новоявленным женихом. Ей понравились по-восточному деликатные манеры этого, как сразу было понятно, сильного человека. Когда она его спросила из кухни:
— Вам блины пресные или кислые лучше? – он просто ответил:
— Средние.
Анекдот этот навсегда остался в семье.

Сейчас Юля стояла рядом, а он не мог сказать ей ничего о своих воспоминаниях. Усман смотрел на жену, стараясь улыбнуться, но ни один мускул не дрогнул на лице. Она наклонилась, нежно сначала погладила по щеке, затем горячими губами поцеловала холодный лоб мужа. Сколько нежности было в этом прикосновении! Усман закрыл глаза в знак благодарности…

С окна повеяло прохладой. Появились первые лучи солнца. Наступил новый день. Прожит ещё один никчемный день угасающей жизни человека, который обладал неуёмной жадностью к жизни, и всегда сожалевший о каждом впустую упущенном часе…

В 1949 году Юсупова назначили министром хлопководства С.С.С.Р, и Юсупов уехал работать в Москву. 20 марта, в день рождения Юлии Леонидовны над Ташкентом бушевала весенняя гроза, с громом, бледными молниями, проливным дождём. Юлия хлопотала на кухне, дети помогали. Чувствуя беспокойство мамы, Инесса с детской непосредственностью сказала:
— Мама, наш папа обязательно прилетит, вот увидишь.

И он явился: шагнул прямо к праздничному столу в мокрой кожанке, плечистый, широкий, улыбающийся с ветками кавказской мимозы в руках. Этой традиции Усман Юсупов придерживался свято: в день рождения жены быть с нею. Да, Юлия была не только хорошей, любящей женой, но и понимающим другом, а самое главное — она стала прекрасной матерью как для своих, так и чужих детей. А это качество Усман ценил в ней выше всего, так как считал, что «Мать для каждого из нас – святой человек!». Мать Юсупова Айимнисо жила в том старом домике, по дороге между Янгиюлем и сахарным заводом, куда они переселились со всей семьёй в 1916 году. «Ая» — так нежно называли её сын и все близкие – до глубокой старости трудилась. Была она искуснейшей вышивальщицей. В тяжкие годы жизни в Каптархоне её ремесло единственно спасало семью от голодной смерти. Теперь она вышивала тесьму для невесток, тюбетейки для внуков и внучек. Нет-нет к ней заезжали старшие из них, иногда жили подолгу, учась у неё певучему, образному народному языку. Усман был убеждён, что вкуснее матери никто не готовит.

Как сейчас ему, неподвижно лежащему, хотелось услышать родной ласковый, убаюкивающий голос матери. Усман увидел её сидящей во дворе, на айване, куда он приходил в минуты душевной усталости, слушал неторопливые её речи. И всегда уезжал от неё просветлённый, готовый вновь окунуться в дела, планы.

Постепенно речь стала восстанавливаться. В горле всё пересохло. Ему страшно захотелось пить воды. Юсупов пытался объяснить своё желание. Он посмотрел на жену, Юлия уловила взгляд мужа. Она догадалась, что ему нужно, налила в стакан воды, сунула трубочку и осторожно напоила мужа прохладной водой.

— Какое счастье ощутить во рту целительную влагу! – подумал Усман и откинулся на подушку. Перед его глазами возникло детище, смысл всей его жизни – Большой Ферганский Канал! Как долго он шёл к этому!

Ферганский эксперимент вошёл в историю мировой ирригации как явление уникальное. Трёхсоткилометровая река – четыре метра глубиной, тридцать вширь – должна была возникнуть в ирреальные сроки – не за годы, не за месяцы даже – за сорок пять дней!

Ирригаторы, а здесь их называли – мирабы и сипайчи, были в Средней Азии испокон веку искренне уважаемые люди. К ним относились как к святым, которые по признакам, только им ведомым, находили воду в пустыне. Специалисты преклонялись перед гением древних мастеров. Больше всего изумляло то, как это народ, не располагавший развитой техникой, сумел отвести на свои поля воду в гористой местности.

Проблема водоснабжения на Востоке, особенно в засушливых районах была всегда. В народе сохранилась легенда, как во времена Худояра из Карадарьи пустили воду во вновь построенный арык Улугнар. Левый берег был при этом мгновенно размыт, и поток ринулся на поля, смывая посевы. Тогда мусульманские шейхи дали «мудрый» совет: закрыть разрушенное место телами дехкан, которые носят имя Тохта – «Стой». Сотню человек связали по двое и закрыли брешь их телами, а сверху засыпали камнями и снопами камыша. Такова была цена воды. Среди строителей нового канала, наверное, были внуки этих несчастных Тохта и Тохтасинов.

Опыт Ферганского канала стал большой школой. 170 тысяч – колхозников, строителей, ирригаторов, инженеров строили канал. Мастерству бетонщиков и арматурщиков колхозники учились здесь у рабочих, которых прислал Текстильный комбинат и другие предприятия Ташкента. С раннего утра Юсупов в белой рубашке с короткими рукавами и полотняной фуражке объезжал вместе с Коржавиным участок за участком. Не везде работа шла гладко. Он мрачнел всё более и более, слушая доклады инженеров. Начальники участков не оправдывались – просили о сочувствии:
— Ну что с ними поделаешь? Хороший грунт снесли в отвал, а в дамбу насыпали песок! Разве за всеми уследишь?
— Дамбы, дамбы… Всё упирается в них. — Юсупова охватила ярость.
— Кому такой канал нужен будет? Вся вода сразу по степи разольётся. Зачем копаем, зачем силы тратим?
В семнадцать часов, когда свирепое солнце, казалось, плавило песок, Юсупов созвал экстренное совещание начальников участков. Здесь он дал волю своим эмоциям:
— Главное, чтобы каждый понимал, почему это дело такое важное, – помолчал, отпил глоток зелёного чая, и более мягче, добавил. — А то мы одной рукой строим, а другой ломаем. Не годится так. Потёмкинская деревня нам не нужна. Канал должен работать.
Каждый день Юсупов проделывал этот маршрут. Его интересовало не только сроки и качество работы, но и то, как люди отдыхают, питаются. На каждом участке были предусмотрены условия быта: столовые, парикмахерские, магазины, сапожные и швейные мастерские. Вечерами уставший народ собирался на импровизированной зрительной площадке, где на сцене показывали фильмы или выступали артисты. Это было поистине великое содружество труда и праздника.
Пройдет два с половиной месяца и Халима-ханум, Тамара-ханум, юная Мукаррам Туругунбаева пройдут в восточном танце под зазывные звуки карнаев и сурнаев, под ритмичные удары дойр в русле канала, а в след за ними, мгновенно заполняя следы, оставленные атласными башмачками, хлынет поток большой ферганской воды.
В сентябре 1939 года, казалось бы, огромное дело, самое важное в его жизни, было завершено, но Юсупов не испытывал радости. Скорее – усталость и непонятную пустоту. То же, что испытывает художник, положивший последний мазок на холст, или актёр на премьере. Это преддверие новой работы.
В 1953 году вскоре, после смерти Сталина, Хрущёв вызвал Юсупова в кремлёвский кабинет. Встреча была короткой.
— Я понимаю Усман, возможно ты спас мне жизнь в 43-м году, но теперь, как ты сможешь работать с дураком?
На следующий день вышел указ нового правительства о ликвидации министерства хлопководства С.С.С.Р. А Усман Юсупов вернулся с семьёй в Ташкент. Ему назначили пенсию по возрасту, правда, вместо положенной союзной — (3000 руб.). Хрущёв распорядился назначить пенсию республиканского значения – 1200 руб.
Он был готов к тому, что произошло. Более того – он мужественно, сдержанно, с огромным достоинством принял своё отстранение от деятельности на высшем уровне. И когда предложили пост директора в «Баяуте – 4», принял его, не раздумывая.
В марте 1955 года Усман Юсупов приехал в Москву на совещание. К нему в гостиницу пришли дочь Инна – она училась в университете – и сын Владик с женой. Долго говорили о житье, учёбе. Кто-то из детей посетовал на несправедливость по отношению к отцу. И тогда глава семьи сказал:
— Знайте, мои дорогие, отец ваш всегда был честен. Перед народом и перед своей совестью. Мне поручили новую работу. Буду её делать.

На целину, на солёные земли, в землянки без электричества, в глушь добирались через разъезд Бяут. С неудобствами Усман Юсупов смирился, знал, не век будет так. Угнетала мысль о бесперспективности хозяйства. Посоветовавшись с главным бухгалтером Василием Сергеевичем Макаревичем, пришли к единому выводу: надо изменить оплату труда, чтобы материально заинтересовать каждого рабочего. Юсупов пожал ему руку:
— С тобой мы, вижу, сработаемся, Василий Сергеевич.
Всех, кто был ему симпатичен, председатель называл по имени. Объяснил это одному дотошному ревнителю официальности очень просто:
— Ты сына своего как зовёшь? По фамилии, что ли? А они мне все разве не сыновья?

Юсупов жил в «Баяуте» почти безвыездно. Жена, младшие дети Зоя, Ульмас и Фархад жили здесь же в совхозе. Как все выходили в поле. Никто уже не находил ничего необычного, видя Юлию Леонидовну и даже самого Усмана Юсуповича с фартуком, набитым хлопком и делавшим его фигуру комичной. С первым караваном отправлялся на хлопкопупкт директор совхоза Усман Юсупов. Болел за честь совхоза. Поздней осенью к нему постучались, и сообщили, что плана не будет: последнюю партию хлопка приняли с огромной скидкой на влажность. Он вскочил, ругаясь, и люди пожалели, что разбудили его, так болезненно он выглядел. Юсупов, топая по лужам в кирзовых сапогах, пошёл на склады. Со злостью выдрал клочок из вороха, растёр пальцами, даже понюхал и сплюнул.

— Посмотрите, разве этот хлопок можно назвать первым сортом? Вы что, хотите государству подсунуть эту дрянь?

Директор велел везти хлопок на сушилку. Он всю ночь провёл там, у смердящей печи, в пыли, следил за тем, чтоб хлопок не сгорел. Утром сам сдал хлопок первым сортом.
16 октября 1964 года, через два дня, после снятия Хрущёва, Усману Юсупову принесли выписку постановления с подписью Косыгина о назначении ему пенсии союзного масштаба и разницу суммы за прошедшие годы. Но Юсупов от денег отказался.
— Я уже прожил эту жизнь безо всяких выплат. Если можно, перечислите эти деньги в какой-нибудь детдом.

Жизнь в совхозе постепенно налаживалась. Колхозники и рабочие стали зарабатывать в два с половиной раза больше. Построили себе хорошие дома, посадили сады и виноградники. Деревья для Юсупова были его непреходящей любовью. Директор сам стоял в кузове, когда развозили юные яблоньки, вишни, персики по усадьбам и уговаривал всех покупать по больше… А год спустя его пригласили на традиционный курултай хлопкоробов в Ташкент, в театр имени Навои. Войдя в зрительный зал театра, он сел с краю. И вдруг произошло неожиданное: его пригласили в президиум. Там же, на курултае, вручали награды. Когда объявили громко:

— Медалью «За трудовую доблесть» — Усман Юсупович Юсупов, директор совхоза «Баяут-4», — зал поднялся как один человек. Он долго ждал, пока стихнут аплодисменты, подошёл к микрофону, хотел что-то сказать, но поперхнулся и смолк. Глядя на восторженно хлопающих людей, не стыдился слёз, счастливый, гордый, — Усман Юсупов…

Усман лежал на высоко взбитых подушках и смотрел в окно… Он вспомнил лица многих своих друзей, соратников, которые вместе с ним прошли трудный путь становления, завоевания идей революционной партии большевиков. Людей, попавших в жесточайшую мясорубку века – репрессий, ровесники которого они были. И, к сожалению, приказ об их арестах и приговорах к смертной казни, он, Усман Юсупов, подписывал своей рукой. Эта страшное позорное участие в свершении судеб «врагов народа» до конца жизни не давало ему покоя…

На бледном, сиреневатом небе засветился холодный лунный диск, затем появилась первая звезда. В хаузе, на тёмной глади воды, распластались тонкие листья лилий. Он сам посадил их. На лилиях должны были распуститься бутоны. Но, чтобы их увидеть, надо было встать…
Боль сдавила грудь, дыхание стало тяжёлым, Усман попытался двинуться, но не смог. Юлия была рядом. Она смерила давление, дала лекарство и села на край кровати. Усман нежным взглядом посмотрел на свою любимую и подумал:
— Да, я не ошибся тогда, когда через три дня после знакомства угадал, главное в её характере, в поведении, общее с моим взглядом на жизнь и решил: это та женщина, которая ему нужна…
Сейчас Усман всё-таки, набрался сил и сказал:
— Ю-юля… Лю-юблю… — скупая мужская слеза скатилась из его глаз.
Она бросилась к нему, обхватила обессиленное тело, дорогого ей человека, и, не сдержав себя, заплакала.
И это были его последние слова.

Мастура Исхакова.
Автор использовала архивные материалы Дома музея У. Юсупова и фрагменты книги Б. Рескова и Г. Седова «Усман Юсупов».