Прогулки по улице Пушкинской в славном городе Ташкенте, пятидесятых-шестидесятых годов прошлого столетия. Часть первая История

Татьяна Перцева:

Приглашаем всех желающих
На променад в обществе ослепительных барышень и галантных кавалеров!
Обещаем!
Скучно не будет!

Фото прислала Гузаль.

Гастроном в начале Пушкинской.

Где-то в тексте есть мое высказывание насчет того, что малолетних не берем. Прямо скажем,  заявление легкомысленное. Поскольку начинается все с рассказа самой маленькой жительницы Пушкинской. Никто из участников событий кроме разве Элвэты  тогда на Пушкинской не жил…

Представляю ныне почтенную даму с красивым именем Людвига. Когда-то мы с ней ходили в одну школу и жили на одной улице. Сейчас Людвига Остапчук — кандидат наук, занимающийся совершенно неудобопроизносимой темой под названием «Электромагнитные процессы в асинхронных и асинхронизированных турбогенераторах»…уф… язык сломаешь, не говоря уже о мозгах. Ну а тогда она была  просто Викой, и по ее словам познакомилась с Пушкинской, когда ей было две недели. Ее родители работали тогда в Среднеазиатском, а потом — в Ташкентском политехническом. Энергетический факультет находился в то время на углу Пушкинской и Ульяновской, неподалеку от знаменитой бани. Матери пришлось выйти на работу, никто ее не подменял, а няню, по-видимому найти не удалось.

Сначала малышку клали на стол декана Сорокина, но потом, когда стол оказался…гм… несколько подмоченным, «понизили» до стола замдекана. Вика пишет, что его фамилия была Топерверх, но, возможно, ошибается. Пока она усердно орошала столы, мама читала лекции в соседней аудитории.

Так продолжалось несколько месяцев.

Все это время родители снимали комнатку, хозяйка которой занималась тем, что продавала пряности на базаре. Уж не знаю, как десятимесячная девочка ухитрилась добраться до ее сумки, но подобно злой мачехе из «Золушки», что? Ну, конечно, перемешала содержимое. Пришлось родителям и хозяйке, в соответствии со сказкой, всю ночь разбирать смесь… после чего беднягам отказали от квартиры.

Они в отчаянии бросились к ректору, и представьте, тот помог. Им выделили две комнатки в самом здании факультета, где они прожили шесть лет. Потом, Вика, вместе с Наташей Даниелянц, Юрой Клейманом и Леной Броновой, своими одноклассниками и моими хорошими знакомыми сдавала в одной из комнат теплотехнику.

Прямо во дворе факультета был детский сад, в который Вика записалась сама, в два года семь месяцев. — характер у нее уже тогда был по Некрасову, так что кони и горящие избы особых проблем не представляли, — пошла к заведующей и сказала, что хочет ходить в детский сад. Заведующая согласилась, и велела принести хлебную карточку, что и было выполнено.

Летом садик вывозили за город.

Да. И​, кстати, ходили всей семьей в баню на Пушкинской, ведь удобств не было абсолютно никаких.

На седьмой год родителям дали квартиру в доме 24 по улице Виктора Малясова, где Вика и прожила до отъезда на Украину. Но пока что первенство пребывания на Пушкинской, несомненно, принадлежит ей….

Но это вступление. С сорок четвертого года прошло…ох, много прошло.

Но наша прогулка началась с того, что на сайт  «Письма о Ташкенте выложили старую черно-белую фотографию улицы Пушкинской, какой она была дааааавно….

Вот тут мы и собрались прогуляться. Сначала просто «в фотографиях». Но человек предполагает… Тем более, что были, были некоторые маловеры, полагавшие, что если от прежнего ничего не осталось,  кроме памятника Пушкину, аптеки Каплан, здания «детского мира» и банка с «Узбечкой». Консерватории, мол, не узнаешь, а напротив, правда, сохранились еще цековские дома, но они не слишком старые.

Маловерам и скептиком тут же возразили, что имеются еще и сорок седьмая школа, Гипротяжпром, гастроном «Дархан», проектный институт на Ассакинской, Союз архитекторов, гастроном «Москва», жилой дом между консерваторией и «Москвой», девятиэтажки в конце Пушкинской, здание хокимиата, и с натяжкой — «Минавтодор» и институт напротив. Вот сколько набралось!

Одна из барышень, Ольга, тут же поинтересовалась названием церкви, стоявшей  когда-то на пересечении Пушкинской и Ассакинской. Тут же смогли выяснить, что это церковь Сергия Радонежского, где когда-то служил сам епископ Лука Войно-Ясенецкий,

После возникшего небольшого спора, где едут всадники на снимке старой Пушкинской: проехали нынешний мост, и уже оказались перед поворотом на Жуковского, или только миновали Ассакинскую, и находятся в районе дома с табличкой «Доктор Федорович», последовал первый конструктивный вопрос человека делового и здравомыслящего: по Пушкинской какого года будем гулять?

Тут живенько подсуетилась я, и предложила любезные моему сердцу годы пятидесятые- шестидесятые. Спросила заодно, тот ли это  проектный институт, что у гастронома «Дархан». Ох, работала я там когда-то, в конце шестидесятых. Правую сторону первого этажа здания арендовал ВНИИ «ВОДГЕО», институт по биологии и очистке сточных вод. Вот там… самая лучшая моя работа!

Тут Танечка Вавилова, барышня необыкновенной красоты, ума и эрудиции, пустилась в воспоминания, и возмечтала было подобрать фото разных лет, но по какой-то причине идея эта развития не получила, а жаль! Потому что сейчас мост и площадь Хамида Алимджана неузнаваемо изменились, особенно вид на Каблукова в сторону костела. Оказалось, что это одна из ее родных улиц, через которую, мимо парка Тельмана, она ходила пешком в ТашМи. Еще в двадцатых-тридцатых годах неподалеку жила ее мама, хорошо помнившая Сергиевский собор, куда ходила на праздничные службы. Собор тогда доживал последние дни. Однажды в самый разгар пасхальной службы явились одетые священниками и монахами комсомольцы  и принялись паясничать, куличи давить, прихожан пугать. Среди них мама Тани узнала старшего брата подруги, которому потом было стыдно смотреть ей в глаза.

А сама Таня когда-то вместе со студентами ТашМи встречала Кастро. В отличие от нынешних правителей он ехал в открытой машине и никого не боялся… ох, сколько же всего было на Пушкинской! Сколько всего происходило…

Но от дел давно минувших возвращает нас к реальности все тот же голос трезвомыслия.
Элвэта, милая Элвэта, вам так идет улыбка эта…

И вот что она предлагает:
— Можно гулять в разных временных пластах. Получится несколько прогулок. Так даже интереснее. До 1966г. Нечётная сторона (от сквера). Горком партии; одноэтажное здание неизвестного назначения с внушительной застеклённой дверью, за ней освещённый коридор с красной дорожкой; какие-то одноэтажные дома; на углу Хорезмской (Братской) и Пушкинской — ремесленное училище (бывшая школа 50). Через дорогу: одноэтажные дома, министерство просвещения (с Первомайской — вход в редакцию «Учительской газеты»). Переходим через Первомайскую: 44-я школа; вход во двор; кондитерская; вход во двор… на скошенном углу живописная афиша «Тридцатки»; памятник Гоголю; внушительный дом в три этажа, где тогда жила Бернара Кариева; (от Гоголя до Некрасова растут старые пирамидальные тополя). Переходим через Лермонтова:старая чинара, консерватория. Фу! Устала!

Это не я, это Элвэта устала, а лично я всеми руками за такое предложение, но вот главные лица почему-то молчат…нет, прорезались. Скептик Таня Вавилова считает, что на это  уйдет много труда и времени. Миролюбивая Гузаль сетует, что фотографий слишком мало, а еще и Навои не прошли. Но, вроде как ЕС получил все оставшиеся фотографии. Строгий Олег Николаевич, не терпящий бабской болтовни, вообще не верит в затею, и считает, что она зряшная. И что мы люди легкомысленные, и ждать реакции на выложенные снимки глупо, поскольку она наверняка будет негативной. И что по Пушкинской уже выложена уйма материала, теми же Евгением Смеховым и Борисом Голендером. А от нашей теоретической трепотни толку ноль…

Но тут Таня, наконец, прониклась нашей идеей:

— Дорогой Олег Николаевич! Да разве кого чем  удивишь! Тем более своими собственными эмоциями, которые совсем не совпадают с «мировыми». Это же не для аудитории, а исключительно, чтобы вспомнить, как здесь остроумно кто-то заметил, где кому «в глаз дали». Другое дело, имеем ли право делать сие прилюдно и будучи в гостях.

ЕС не совсем понимает, как это можно осуществить.

Подключившаяся Акулина считает, что пока пыл не угас и барышни не остыли, можно бы и начать. Мы с Элвэтой стараемся уверить Олега Николаевича в чистоте наших намерений:

— Что вы! Что вы! Многоуважаемый Олег Николаевич, никаких посягательств на историю, никаких вторжений в Храм краеведения!!! Это другая прогулка, частная. Идут себе по улице Пушкинской барышни, обязательно молодые и красивые, одетые по моде своего звёздного часа, болтают о том, о сём. Если к нам присоединятся мальчишки, я не возражаю. Только, пожалуйста, без короедов на ниточке (любимый трюк пушкинских безобразников )! С глубочайшим уважением lvt/ Отсюда Элвэта, предложившая себя так называть. Красиво!/

А это уже я:

— Дорогой Олег Николаевич, так мы ни на что не претендуем! Просто прогулка по старым знакомым местам. Именно одетые по моде, либо юбки на кринолинах, либо платья-трапеция с абстрактным узором, молодые, красивые, еще ничего не подозревающие о том, что нас ждет впереди, и вы с нами. Я бы от такого спутника не отказалась!:)))
Олег Николаевич, вас такие барышни приглашают! Все, как одна, красавицы, умницы, веселые, добрые…соглашайтесь, а?

Идем, смеемся, может, мороженое едим, может, конфеты из кондитерской, что около сорок четвертой школы…

На блиц-совете барышень было решено: гуляем, вспоминаем объединяем коллективные мемуары в одно целое…

Самая молодая, почти девочка по сравнению с остальными, Нилета вспоминает:

Перед мостом через Салар был детский сад от Хлопзавода. Хлопзавод находился в глубине, там еще были бараки, потом их в начале 70-х снесли. Всех переселили на Ташавтомаш. На их месте построили девятиэтажки. И еще между Ленинским училищем и райкомом комсомола находился летний кинотеатр. Я там первый раз 1967 году смотрела «Кавказскую пленницу». А еще между гастроном «Дархан» и проектным институтом стояла баня, каждую субботу всей семьей с детьми, тазами, вещам направлялись мыться.

Во как! Разговор неожиданно свернул на бани! Тоже предмет немаловажный. Вспоминает Таня:

Баня еще и в новейшие времена оставалась, но уже была не всенародной. А в 50-60-х сколько времени в очередях в ней просижено, особенно после хлопка! А вот как она по имени первоначального владельца называлась уже забыла. Какую-то называли баней Метрикова, но эту ли, не знаю.

Но Акулина продолжает тему хлопзавода…

— Хлопзавод — особое воспоминание! В 53 году там были огромные горы хлопка, под самое небо. По хлопку ходили люди и пели странные песни, которые были слышны далеко-далеко, по крайней мере, через Салар долетали. Со временем эти горы исчезли, очевидно, хлопок стали очищать «с колес». В поселочке хлопзавода были не только бараки, но и клуб — такой же барак только с киноэкраном на стене и рядами сколоченных между собой стульев. Очень я этот клуб любила за то, что там показывали сборники мультфильмов (это в 50-е годы). А еще там был небольшой магазинчик и прокатный пункт, в котором моя мама брала пылесос и стиральную машину, пока свою не купили… Да, и еще, конечно же кинотеатр Пушкинский. Сколько фильмов там увидено, после стояния в огромной очереди (в кино мы ходили всей семьей, а билеты покупать было моим делом) За кинотеатром сбоку был опорный пункт милиции. Как-то раз мой папа заступился за какого-то мужичка, которого дружинники волокли в этот самый оперпункт недостаточно нежно. Защитить он его защитил, но переживал ужасно: «Я подумал, что так моего отца волокли спиной по асфальту»…

С высоты прожитых лет, даже опорный пункт способен настроить на лирические воспоминания! Таня Вавилова питает к этому строгому учреждению нечто, вроде нежности: — Опорный пункт помню рядом с Куйбышевским райкомом. Именно туда нас, студентов, под страхом отчисления заставляли приходить дежурить. Раздавали красные повязки с надписью «дружинник» и распределяли территории. В 10 вечера надо было повязки сдавать, опять под подписку, не сбежишь! Однажды нам, двум Людам и двум Таням, достался берег Салара по обе стороны моста. Дорогу еще не расширяли, а метро даже не планировали. Салар был шире, чем теперь, к воде склонялись плакучие ивы, места довольно глухие, страшноватые. Постояли мы, постояли, да пошли на стадион. Тогда он был маленьким и совсем открытым, сельским таким. Отсиделись на скамейке, посмотрев, что и как, — и по домам. А в детстве Салар настоящей рекой казался. Где-то в 53-54-м стали в Ташкенте живую рыбу продавать. Папа, по рождению волжанин и заядлый рыбак, любил уху из свежей рыбы. Принес, налил воду в цинковое корыто и выпустил рыб туда. А они поплыли, ни одна не уснула. Пустить рыб на уху я не дала, рев подняла на всю округу и добилась их спасения. Оглядываясь по сторонам, боясь встретить знакомых и выставить себя на посмешище, мой бедный отец нес в авоське алюминиевую кастрюлю с водой и рыбой. Спустились под саларский мост, где теперь метро несется, и пошли по берегу в сторону теперешнего «Динамо», пока не скрылись с глаз прохожих. Там и выпустили папину покупку.

А Элвэта тем временем, наслушавшись воспоминаний, решила погулять:

— На мне платье — трапеция, волосы пусть будут длинные-предлинные. Что за хрупкая юная женщина идёт впереди особой балеринской походкой? За ручку она ведёт маленького ребёнка…»Кариева…Бернара Кариева…»-шепчет кто-то. Я выворачиваю носочки наружу и тоже пытаюсь так пройтись. Вдруг балерина оборачивается! Я замираю в дурацкой позе… Но она глядит сквозь меня, абсолютно равнодушно. А что вы хотите? Богиня! За большим центральным окном «консервы» взлетают фигурки в белых хитонах. Занятия хореографией в 50-х гг. проходили именно там. Возле консерватории туда-сюда снуют очень известные лица… Так, у перекрёстка Пушкинской и Крылова останавливаемся перед стендом, заклеенным сплошь городскими афишами. Ну мы-то, ташкентские девчонки, всегда в курсе всех концертно — театральных новостей! Дальше главпочтамт, любимые львы, через Некрасова — булочная на Бородинской (так называли её в нашем дворе). На угловом её крылечке со мной произошла трагикомическая история. На моей голове красовалась бухарская тюбетейка с жар-птицей. Какой-то неизвестный насыпал в неё горсть монеток с диковинным орнаментом. Потом оказалось, что это действующая валюта сопредельных стран. Мама оправдывалась! Дальше … стёртая лента каких-то домов до самой 47-ой школы. Завтра пойду по чётной стороне, опять от сквера! Моя спутница по фланированию вдоль по Пушкинской, Т.В., я не знаю, чья кондитерская. Но напротив — серый дом в три этажа и особняк с крылечком (о нем как-то вспоминала Аида . Пока-пока.