Воспоминания дады. Часть третья. О его человечности История Ташкентцы

Пишет Гульнара Зуфарова.

В один из дней Рамадана, рано утром (после завтрака) наши родители ушли в свои дома, бабушка в свою кухню возиться с хозяйством. Я, мой старший брат, Якутхон- дочь моего дяди, Саидкарим, Хамрохон и малышня облепили дедушку. Мы, попросили рассказать какую-нибудь историю. Тут появилась бабушка:
— Вы чего тут раскричались? А ну марш по домам, — закричала она и дала нам 2-3 шлепка.
Но мы все равно не угомонились. Немного погодя, дед посмотрел на нас, улыбнулся и сказал: «А теперь утихомирьтесь.» Мы мгновенно замолчали. Он по очереди внимательно посмотрел на нас.
— Я, расскажу вам одну историю, которая произошла со мной, а вы внимательно послушайте. Эта история произошла зимой, на второй год после нашего переезда в кишлак. Жизнь наша уже наладилась, но жили мы на самом краю села, даже чуть дальше. Кругом слякоть, тишина… Идет дождь со снегом, промозглый холод, все ищут тепла вокруг сандала. В полночь забарабанили в ворота. Гудит ветер, а не выйти нельзя. Вынужден был одеться, натянуть сапоги и хлюпая по глине дошёл до ворот. Открыл их. У ворот стоял мне не известный человек.

— Я к вашим услугам, ака.
-Эшон-ака, моя телега недалеко увязла в глине, помогите мне вытащить телегу, пожалуйста.
Как тяжело в эту грязь, слякоть, холод -ночью, встать и одеться и выйти на улицу. Ещё в десять раз тяжелее в этот холод из глины вытащить телегу, дотащить до дороги. Я согласился помочь ему. Пошёл в конюшню, взял коня, и мы направились в сторону увязшей телеги. Мы с большим трудом вытащили телегу на дорогу. Холод проник до мозгов костей. Я даже не подумал, что он тоже промёрз, распряг свою лошадь, сказал до свидания, и направился к своему дому. Он остался на улице. Я поступил не по-человечески. Надо было пригласить его в дом, напоить горячим, чаем оставить до утра отдохнуть, потом отправить в дорогу. Как уехал этот человек, когда я не знал, но уехал он той же ночью… Прошло 10-15 лет. В один из осенних дней, я купил в Паркенте на базаре телегу зерна и выехал. Через некоторое время начался дождь, а к вечеру усилился. Осенний дождь даже когда идет несильно, землю значительно разрыхляет. Несмотря на то, что конь был сильный, он весь вспотел, пошла пена изо рта, он совсем выбился из сил и встал. Поблизости не было селения. Вдалеке слышен был собачий лай, я направился в ту сторону. Примерно через одну версту я добрался до кишлака. Постучал в ближайшую на улице калитку, время было девять или десять часов вечера. Кругом темно. Вышел один мужчина, чернобородый, средних лет, внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Я к Вашим услугам Эшон-ака!
По его приветствию понял, что я ему знаком, и его голос мне тоже показался знакомым. Но я не мог припомнить, где его встречал.
— Ука, я с нагруженной телегой возвращаюсь из Паркента. И моя лошадь из-за этой слякоти изнемогла и встала.
— Все понятно, Эшон-ака, — сказал он и зашёл к себе. Через несколько минут он на коне с фонарём выехал из дома. Всю дорогу мы молчали. Я мучительно пытался вспомнить, где же я встречал этого человека… Наконец, мы дошли до телеги. Привязали к моей веревке дышло, общими усилиями вытащили телегу на дорогу. Этот человек ехал рядом с моей телегой. Долго ехали молча. Я все пытался вспомнить обладателя этого голоса, но не вспомнить никак. Он, прерывая мою задумчивость, сказал:«Эшон-ака, вы тоже выехали в осеннюю грязь?» «Когда я выехал, было сухо. Осенний дождь разжижает землю», — сказал я, и внимательно посмотрел на него, но не узнал.. Когда доехали до его ворот, дождь усилился. Я подумал, приютит ли, этот человек меня на время? И вдруг вспомнил историю пятнадцатилетней давности, свой грех перед этим человеком. Сердце сильно забилось. Когда мы поравнялись с его домом, он открыл ворота, и завел во двор мою телегу. Он убрал дышло, распряг мою лошадь. А я ему говорю: «Братец, может уже скоро кончится дождь». А он мне: «Эшон-ака, и не думайте в эту грязь пускаться в дорогу. Не получится. В такой тяжёлый момент выпроводить в дорогу одиноко путника не серьёзно», — сказал и привязал мою лошадь к яслям и дал ей сена. Затем он проводил меня в мехмонхану. В мехмонхане на горячем сандале, на подносе нас ожидал горячий чай, и  коса плова.
-Пожалуйста, садитесь, Эшон-ака. Это не Карамурт.
Теперь, наконец-то, я узнал хозяина дома. От таких слов дрожь пробежала по мне. Язык мой одеревенел, потому, что передо мной был человек, которому пятнадцать лет тому назад в холод я не нашёл места в своём доме, не пригласил его обогреться, как будто выгнал его. Он, увидев как я изменился в лице, начал меня успокаивать.
— Эшон-ака, не пытайтесь даже вспоминать, я давно уже это забыл. Моя просьба к Вам: пусть Ваши дети это не унаследуют!
Он уничтожил меня. Я умер, а он ещё пинал меня. Где мой язык? Ни извиниться не могу, ни прощения просить, да отпираться нельзя. Этот человек меня прекрасно встретил и угостил. После ужина постелил подогретую постель. На завтрак подали «шир-чой» и как старинного друга по- доброму проводил в дорогу. Я, живя столько, не ведал о настоящем благородстве.
Дети мои, будьте всегда человечными. Человечность — выше отваги, выше доброты — это самое красивое качество личности.