Дмитрий Дми­т­ри­е­вич Бла­гой (1893 — 1984) Искусство Ташкентцы

Дмитрий Дми­т­ри­е­вич Бла­гой ро­дил­ся 28 ян­ва­ря (по но­во­му сти­лю 9 фе­в­ра­ля) 1893 го­да в Моск­ве. Его отец был ак­циз­ным чи­нов­ни­ком, мать за­ни­ма­лась до­маш­ним хо­зяй­ст­вом. Но в 1905 го­ду ро­ди­те­ли раз­ве­лись, по­сле че­го мать с млад­шим сы­ном пе­ре­еха­ла в Пе­тер­бург, а стар­ший сын – Дми­т­рий ос­тал­ся с от­цом в Моск­ве. Поз­же учё­ный в ан­ке­тах пи­сал, что с бра­том он не ви­дел­ся с 1915 го­да («знаю, что он жил в Аме­ри­ке, ку­да к не­му в 1924 го­ду уе­ха­ла мать»), а отец при боль­ше­ви­ках пе­ре­шёл в Нар­ком­фин, ра­бо­тал там вплоть до ухо­да на пен­сию в 1936 го­ду, и умер в 1941 го­ду.

Окон­чив в 1911 го­ду с се­ре­б­ря­ной ме­да­лью муж­скую мос­ков­скую гим­на­зию, Бла­гой по­сту­пил в спе­ци­аль­ные клас­сы Ла­за­рев­ско­го ин­сти­ту­та вос­точ­ных язы­ков, но бук­валь­но че­рез год ему из-за ту­бер­ку­лё­за лёг­ких за­ня­тия при­шлось пре­рвать. Он по­на­ча­лу по­на­де­ял­ся на Ита­лию и Фран­цию, став там изу­чать изо­б­ра­зи­тель­ные ис­кус­ст­ва. Од­на­ко вы­ле­чи­ли его толь­ко в Швей­ца­рии, в Да­во­се.

Ед­ва ок­реп­нув, Бла­гой офор­мил­ся на ис­то­ри­ко-фи­ло­ло­ги­че­с­кий фа­куль­тет Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та. Но уже в 1914 го­ду он по се­мей­ным об­сто­я­тель­ст­вам пе­ре­вёл­ся в Харь­ков. По­лу­чив че­рез пять лет дип­лом, мо­ло­дой фи­ло­лог от­пра­вил­ся в Крым, в Фе­о­до­сию. Та­м он по­на­ча­лу пре­по­да­вал рус­скую ли­те­ра­ту­ру в жен­ской гим­на­зии, а по­том по­шёл слу­жить вла­с­тям, став за­вот­де­лом вне­школь­но­го об­ра­зо­ва­ния. Од­но­вре­мен­но Бла­гой ис­прав­но по­се­щал за­ня­тия ли­те­ра­тур­но-ар­ти­с­ти­че­с­ко­го круж­ка ФЛАК и пи­сал сти­хи, ко­то­рые, прав­да, осо­бы­ми изы­с­ка­ми не от­ли­ча­лись.

Вер­нув­шись в 1922 го­ду в Моск­ву, Бла­гой за­нял­ся сво­ей ка­рь­е­рой. Он очень ско­ро стал вли­я­тель­ным со­труд­ни­ком в Глав­на­у­ке. Ис­поль­зуя ад­ми­ни­с­т­ра­тив­ные воз­мож­но­с­ти, мо­ло­дой чи­нов­ник к 1925 го­ду про­бил се­бе зва­ние про­фес­со­ра и пе­ре­шёл в Го­су­дар­ст­вен­ный ин­сти­тут сло­ва. Прав­да, в ин­сти­ту­те от не­го по­тре­бо­ва­ли под­твер­дить про­фес­сор­ст­во на­уч­ны­ми ра­бо­та­ми. И Бла­го­му ни­че­го не ос­та­ва­лось, как сесть за кни­гу о клас­со­вом са­мо­со­зна­нии Пуш­ки­на. Поз­же учё­ный ут­верж­дал, что он пер­вым за­нял­ся со­ци­о­ло­ги­ей твор­че­ст­ва Пуш­ки­на. Но это не сов­сем так. Ни­ка­кая на­ука в его кни­ге и близ­ко не но­че­ва­ла. Пер­вая кни­га Бла­го­го от­чёт­ли­во не­сла на се­бе пе­чать все­го лишь пря­мо­ли­ней­но­го праг­ма­тиз­ма. Это бы­ла не на­уч­ная со­ци­о­ло­гия, а гру­бая вуль­га­ри­за­ция. Тем не ме­нее сра­зу по­сле вы­хо­да кни­ги «Клас­со­вое са­мо­со­зна­ние Пуш­ки­на» мо­ло­до­го марк­си­с­та при­гла­си­ли на пре­по­да­ва­тель­скую ра­бо­ту в Мос­ков­ский пе­да­го­ги­че­с­кий ин­сти­тут им. В.И. Ле­ни­на.

В это вре­мя у Бла­го­го за­вя­зал­ся ро­ман с тек­с­то­ло­гом Ве­рой Не­ча­е­вой, ко­то­рая в 1930 го­ду ро­ди­ла ему сы­на Дми­т­рия (впос­лед­ст­вии сын окон­чил класс ро­я­ля у Голь­ден­вей­зе­ра в Мос­ков­ской кон­сер­ва­то­рии и стал не­пло­хим пи­а­ни­с­том).

В ин­тел­лек­ту­аль­ных кру­гах Моск­вы к Бла­го­му дол­гое вре­мя от­но­си­лись весь­ма сни­с­хо­ди­тель­но и счи­та­ли на­чёт­чи­ком. Сер­гей Ду­ры­лин, так тот в от­кры­тую над ним сме­ял­ся. Он счи­тал, что Бла­гой так и не по­нял, ка­кую роль жё­ны и воз­люб­лен­ные иг­ра­ли в твор­че­ст­ве пи­са­те­лей. Ду­ры­лин пи­сал: «Толь­ко склон­ность на­ших ми­лых Бла­гих всю­ду от­да­вать пред­по­чте­ние Сус­ло­вым и Де­ни­со­вым пе­ред Ан­на­ми Гри­го­рь­ев­на­ми (До­сто­ев­ский), Ан­на­ми Фё­до­ров­на­ми (И.Ак­са­ков), «сво­бод­но­лю­би­мым» пе­ред «за­кон­ны­ми су­пру­га­ми», толь­ко этой по­лу­ко­ми­че­с­кой сла­бо­с­тью рус­ско­го ин­тел­ли­ген­та мож­но объ­яс­нить, что Бла­гие не об­ра­ти­ли вни­ма­ния на то, что этой, по их мне­нию, ни­чтож­ной или ма­ло­зна­чи­тель­ной за­кон­ной Эр­не­с­ти­не Фё­до­ров­не Тют­чев на­пи­сал не­сколь­ко то­мов уди­ви­тель­ных сво­их пи­сем, где весь он – мысль, вдох­но­ве­ние, па­фос, ос­т­ро­умие! Ума не при­ло­жу, как бы­ло это­го не за­ме­тить!»

Од­на­ко Бла­го­го мне­ния кол­лег не ин­те­ре­со­ва­ли. Он был оза­бо­чен од­ним: как по­бы­с­т­рей ут­вер­дить­ся на на­уч­ном олим­пе. Ему хо­те­лось по­ско­рей за­щи­тить­ся. Но вож­де­лен­ную сте­пень док­то­ра на­ук учё­ный по­лу­чил лишь в 1938 го­ду. Тог­да же он пе­ре­шёл на ра­бо­ту в Ин­сти­тут ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры.

Осе­нью 1941 го­да Бла­гой был эва­ку­и­ро­ван в Таш­кент. Вме­с­те с ним в Сред­нюю Азию от­пра­ви­лась его же­на – Со­фия Ра­фа­и­лов­на, ко­то­рая счи­та­лась не­пло­хим вра­чом. На но­вом ме­с­те учё­но­му сра­зу же пред­ло­жи­ли воз­гла­вить в ме­ст­ном пе­дин­сти­ту­те ка­фе­д­ру ли­те­ра­ту­ры.

В Таш­кен­те учё­но­го вме­с­те с дру­ги­ми пи­са­те­ля­ми по­се­ли­ли в са­мом цен­т­ре го­ро­да, на ули­це Кар­ла Марк­са, 7. Ан­на Ах­ма­то­ва про­зва­ла этот дом «ле­про­зо­ри­ем». А Ма­рия Бел­ки­на за­пом­ни­ла его как те­атр аб­сур­да. В од­ном из пи­сем к му­жу – кри­ти­ку Ана­то­лию Та­ра­сен­ко­ву она изо­б­ра­зи­ла это об­ще­жи­тие для эва­ку­и­ро­ван­ных пи­са­те­лей в ви­де сце­нок. Бел­ки­на пи­са­ла: «Я, ко­неч­но, уже на бо­е­вом по­сту – как ме­ня здесь драз­нят – у ко­ля­с­ки. Пред­ставь се­бе так – сце­на, на сце­не дву­хэ­таж­ный дом, два па­рад­ных, над ни­ми два бал­кон­чи­ка. Ут­ро. Солн­це све­тит сквозь пе­ле­ну туч. На ле­ст­ни­це, сквозь ра­зо­рван­ную мглу, ку­сок го­лу­бо­го не­ба и гро­ма­ды снеж­ных гор (от­ро­гов Тянь-Ша­ня) ско­рее под­ра­зу­ме­ва­ют­ся, чем ви­дят­ся, но в 12 ча­сов бу­дут яс­но вид­ны. За­на­вес под­нят, уча­ст­ни­ки спек­так­ля – про­вин­ци­аль­ные ак­тё­ры – иг­ра­ют пье­су пло­хо на­пи­сан­ную: нет ро­лей, а им скуч­но.

Итак, за­на­вес под­нят:

На вто­ром эта­же от­кры­ва­ет­ся ок­но – вы­со­вы­ва­ет­ся ма­дам Бла­гая, про­фес­сор­ша в бе­лом ка­по­те в рюш­ках. Да­ма лет 45. Груз­ная брю­нет­ка, нос гру­шей <…> иг­ра­ет мо­ло­дую.

Ма­дам Бла­гая (за ку­ли­сы). Утё­но­чек, утё­но­чек…

Утё­но­чек (проф. Бла­гой). По­яв­ля­ет­ся в ок­не, круг­лые оч­ки. Бе­лый кол­пак с ки­с­точ­кой. Шея очень длин­ная, го­ло­ва бол­та­ет­ся, как тык­ва на ше­с­те.

Утё­но­чек. Мм… (Ма­дам Бла­гая при­ль­ну­ла, оба ис­че­за­ют…)

По­яв­ля­ет­ся ры­жая кош­ка, по кар­ни­зу под­би­ра­ет­ся к ок­ну.

М.Бла­гая – брысь, брысь… (кош­ка ис­че­за­ет) <…>

В ок­но вы­гля­ды­ва­ет проф. Бла­гой. Ки­с­точ­ка на кол­па­ке бол­та­ет­ся, вы­ра­же­ние ли­ца кро­во­жад­но, в ру­ке ос­т­рый пред­мет. Он го­во­рит за ку­ли­сы: «По­до­жди, де­точ­ка, я её, стер­ву, сей­час!» Кош­ка на­ка­лы­ва­ет­ся на пред­мет, взвиз­ги­ва­ет – ок­но за­хло­пы­ва­ет­ся. Бла­гой с де­мо­ни­че­с­ким сме­хом ис­че­за­ет. Сце­на пу­с­та».

По воз­вра­ще­нии из эва­ку­а­ции Бла­гой пред­по­чёл про­фес­сор­ст­во в Мос­ков­ском уни­вер­си­те­те. Сре­ди пер­вых его сту­ден­тов был не­дав­ний фрон­то­вик Ми­ха­ил Ло­ба­нов. По про­ше­ст­вии лет он вспо­ми­нал: «Рус­скую ли­те­ра­ту­ру XVIII ве­ка чи­тал нам Дми­т­рий Дми­т­ри­е­вич Бла­гой, ав­тор со­дер­жа­тель­но­го, бо­га­то­го фак­ти­че­с­ким ма­те­ри­а­лом учеб­ни­ка по это­му пе­ри­о­ду рус­ской ли­те­ра­ту­ры. Чи­тал он лек­ции си­дя за сто­лом, в ша­поч­ке на го­ло­ве, со скру­пу­лёз­но­с­тью фи­ло­ло­ги­че­с­ко­го кол­лек­ци­о­не­ра рас­кла­ды­вал он пе­ред на­ми, за­гля­ды­вая че­рез оч­ки в бу­ма­гу, фак­ты, име­на, на­зва­ния, и всё это оз­ву­чи­ва­лось с оди­на­ко­вой сы­то­с­тью в го­ло­се, шла ли речь о ли­те­ра­тур­ной гра­фо­ма­нии пе­т­ров­ских вре­мён, мерт­вен­но­с­ти ли клас­си­ци­с­ти­че­с­ких опу­сов, о Дер­жа­ви­не ли с его ге­ни­аль­ны­ми про­бле­с­ка­ми по­эзии, или о Фон­ви­зи­не с тра­гич­но­с­тью и по­бе­ди­тель­но­с­тью его пу­ти от воль­те­рь­ян­ско­го про­све­ти­тель­ст­ва к глу­бо­кой ре­ли­ги­оз­но­с­ти, по­сти­же­нии им ду­хов­ной са­мо­быт­но­с­ти Рос­сии пе­ред За­па­дом и т.д. Бы­ли и мо­мен­ты сво­е­об­раз­но­го ожив­ле­ния: с ка­кой-то бла­жен­ной улыб­кой пе­ре­ска­зы­вал Дми­т­рий Дми­т­ри­е­вич фри­воль­ную ис­то­рию из па­ро­дий­но­го со­чи­не­ния о жиз­ни олим­пий­ских бо­гов с фи­зи­о­ло­ги­че­с­ки­ми «ин­тим­ны­ми» по­дроб­но­с­тя­ми» (М.Ло­ба­нов. В сра­же­нии и люб­ви. М., 2003).

В от­ли­чие от сво­е­го кол­ле­ги по МГУ и то­же про­фес­со­ра Сер­гея Бон­ди Бла­гой очень бы­с­т­ро по­лу­чил офи­ци­аль­ное при­зна­ние. Уже в 1945 го­ду он по­лу­чил свой пер­вый ор­ден Тру­до­во­го Крас­но­го Зна­ме­ни. По­том 17 мар­та 1951 го­да ему за ком­пи­ля­тор­скую кни­гу «Твор­че­с­кий путь Пуш­ки­на» при­су­ди­ли Ста­лин­скую пре­мию вто­рой сте­пе­ни. За­тем в 1953 го­ду его из­бра­ли чле­ном-кор­ре­с­пон­ден­том Ака­де­мии на­ук СССР. Даль­ше на­гра­ды сы­па­лись од­на за дру­гой: ор­де­на «Знак По­чё­та», Ле­ни­на, Ок­тябрь­ской Ре­во­лю­ции…

Коль я вспом­нил о Бон­ди, на­до ска­зать, что два пуш­ки­ни­с­та друг дру­га силь­но не жа­ло­ва­ли. Это об­сто­я­тель­ст­во 3 ав­гу­с­та 1956 го­да от­ме­тил в сво­ём днев­ни­ке Кор­ней Чу­ков­ский. Он пи­сал: «…Тре­ть­е­го дня был Бон­ди. Бон­ди чи­тал свою ста­тью для «Лит­га­зе­ты» о Дм. Дм. Бла­гом. Ста­тья ещё ту­с­к­лая – не­ес­те­ст­вен­ная смесь учё­но­с­ти с фе­ль­е­то­низ­мом. Уст­ные его фи­лип­пи­ки про­тив Бла­го­го бы­ли в ты­ся­чу раз силь­нее». Но что не по­де­ли­ли два учё­ных, в точ­но­с­ти не­из­ве­ст­но.

Да, в 1959 го­ду Бла­гой по­че­му-то из МГУ ушёл и воз­гла­вил по­том сек­тор рус­ской ли­те­ра­ту­ры в ИМ­ЛИ.

Ещё один факт из жиз­ни учё­но­го: по­сле смер­ти Со­фии Ра­фа­и­лов­ны он же­нил­ся на из­ве­ст­ной кри­ти­кес­се Бер­те Брай­ни­ной.

Умер Бла­гой 14 фе­в­ра­ля 1984 го­да. По­хо­ро­ни­ли его на Пе­ре­дел­кин­ском клад­би­ще.

Вячеслав ОГРЫЗКО
Источник