От Иова до наших дней Разное

Автор София Вишневская.

СТОМРОМАН

Каждый, кто приезжает в Израиль в качестве туриста – очарован.
Каждый, кто приезжает в Израиль на постоянное место жительства – разочарован.

Фотограф Марат Штейн, его жена Таня Штурм, учительница русского языка и йоркширский терьер Поршик поселились на берегу Средиземного моря. Радуйся и ликуй историческая Родина. Мы приехали! Амен!

Но не тут-то было. Работы нет, языка нет, летом жарко, зимой холодно, осенью дожди, весной – какие-то мошки. Но квартиру сняли  с видом на море – для расширения  диапазона. И пространства. Окно от пола и до потолка. Все видно. Райские кущи  –  где вы?

Вот израильтяне все твердят – совланут*, совланут – чего  терпеть, натерпелись.  Будем жить  красиво – апельсины  поставлять в Белоруссию. У Зюни  автобус и связи в Минске. У Зеева своя рука в кибуце, где апельсинов, как грязи, да еще финики.  У Марата  пока только деньги, оставшиеся от продажи квартиры, мебели и книг. Все честно – на троих. Выпили, подсчитали прибыль. Она получалась серьезной и с продолжением –  есть  и другие места на  нашей тоже исторической родине, где апельсины не растут.

Все. Сказано – сделано. Снарядили автобус. Накладные, туда-сюда, хлопоты,  бензин, волнения, ящики-наклейки, водитель с лицом пророка. И его сменщик с  физиономией Иуды, очень красивый. Автобус уехал  – и никуда не приехал. Пропал вместе с апельсинами, пророком, Иудой и вложенными деньгами.

Погоревали. Пролетели, бывает – в Израиле все умные – и не потому что евреи, а потому что страна такая – глупым там делать нечего. Но это не сразу становится понятно, а только  при вживании в  свой народ.  Марат плюнул и забыл – как его учили правильные люди. Но, плюнув, он увидел в слюне кровь, в крови – зуб.  И очень удивился. Он был здоров и силен.

Море плещется в окне, витают мысли в голове. Ставить русский магазин. Так вышло, что бывший советский человек, жить, оказывается, не может без гречки. Ему соленые огурцы, как воздух нужны,  помидорчики бочковые, зеленые, маленькие, чтобы целиком в рот.  И конечно, торт «Наполеон» с эклерами, да пирожки с ливером и грибами. Такой сформировался вкус за долгие годы. Винегрет, салат оливье, фаршированная рыба. Бородинский хлеб,  сало.

Полный ассортимент и полный зал народа – русских в Ашкелоне много – такой концепт.  За прилавком – Татьяна  Штурм, одетая уже по израильской моде – тo есть во что-то невообразимое.  И уже блондинка. Улыбается людям, товар хороший – сама квасит капусту и по ночам печет эклеры, сало покупают в Газе, но у надежных поставщиков-арабов. Селедочку очищенную и нарезанную с лучком под постным маслицем готовит соседка Рива из Гомеля, принятая в коммерцию. И хрен сами создают под логотипом «Тещин хрен».  Сами наклейки на водку лепят – «Посольская».

Они  чувствовали себя  алхимиками, как цари, которые еще и немножко шьют.

У них иногда получались трансмутации.  Всем приятен горячий пирожок и холодненький стаканчик водки под скользкий огурчик. А  атмосфера, мама дорогая!  Покупатели  восхищались  –  у вас, как  в Союзе,  выполнившем продовольственную программу.

Но завистники! Но конкуренты!  Через два года такого успешного гешефта – ровно напротив описываемого магазина «Татьяна» появился  еще один  русский продуктовый магазин «Татьяна» – и там уже, действительно, было все. А главное – тропинка была протоптана, место привычное и всем знакомое. Докторская колбаса, форшмаки из мяса и рыбы,  сушеная вобла, каспийский лосось. Икра черная, икра красная.  Кулебяка и домашние пельмени. Рива немедленно перебежала напротив и требовала вернуть ее долю. Так что теперь ругались не только в магазине. Но и на лестничной площадке.

Как будто чистить селедку бизнес, бизнес – продать эту селедку.

Началась война, магазин спалили.

– Плюнь – сказал Лева Слуцкер. И Марат плюнул – слюна была  розовая с багровыми сгустками и целым зубом. Лева с интересом рассматривал зуб:

– Пародонтоз  на нервной почве, полощи водкой каждый день, водка дезинфицирует и вяжет, как дубовая кора.

– Что такое нервная  почва?

– Жизнь.

– Какая жизнь?

– Такая! Экспериментальная!  Опыты, которые мы на себе ставим, чтобы набраться опыта и есть необратимый  опыт жизни  на нервной почве. Не все приживаются.

– Господи!  Что делать? – обратился уже к небесам Марат. Считается, что из Израиля с Б-гом говорит проще, потому что ближе. И лучше слышно. Но ответа не последовало.

Совет он получил уже дома. Танька сидела на диване и рисовала тонкой кисточкой узоры на ногтях. У Поршика  когти тоже блестели перламутровым лаком.

«Как хорошо родиться бабой – завистливо подумал Марат. – Маникюр делает себе и собаке, и никакой нервной почвы».

–  У меня опять зуб выпал, – пожаловался Марат. – И соседний шатается.

–  Сходи к стоматологу, это очень серьезно, пародонтоз не лечится.

–  Так что я пойду?

–  Консультироваться…

–   На какую тему?

–   Зубы выпадают – это что не тема?

–  Очень дорогая тема.

– Но может быть, у тебя цинга?

–  В Израиле???? А что, цинга дешевле?

–   В Израиле лучшая в мире  медицина! Разберутся! Только водкой не полощи!!!

А он полоскал, как каторжный – когда нет работы, дел полно, то одно, то другое. И день прошел. И два. И три… Десны укреплялись, зубы вылетали, водки уходило много. И пришлось идти к врачу.

– Какая жалость,  – сказал дантист Славинский, приехавший из Санкт-Петербурга, еще в ту пору, когда город-герой  назывался Ленинград. Зубы целые, но все шатаются. Обнажились не только шейки зубов, но и корней. Пародонтит не нужно путать с пародонтозом,  это принципиально!  Воспалительный процесс идет под десну. Там гнездится инфекция! Помните «Песнь о вещем Олеге» Пушкина? – и Славинский запел приятным баритоном. –  Так вот где таилась погибель моя! Мне смертию кость угрожала. Ваш случай!  Если мы  сейчас все не вырвем – каждый день будете выплевывать по зубу. Вам это нужно? Нет, конечно!

Славинский сам спрашивал, сам отвечал, сам считал  свои умопомрачительные гонорары.

–  А потом я вам сам сделаю такие протезы, что хоть на танцы.

«Ноги  что ли он мне ампутировать собрался? Причем тут танцы? Может быть, он поцелуи имеет в виду уже после танцев», – размышлял уставший, теперь всегда голодный и почти пьяный Марат. По привычке он водку глотал.

День, когда ему  надели новенькие протезы, он запомнил навсегда. Улыбка была голливудская – белоснежная и открывала ряд прекрасных ровных зубов. Ничего не болело, не  натирало, не беспокоило. Он шел  и улыбался.

От перемены мест жительства характер не меняется. И Марат, забежав домой, взял фотоаппарат, две бутылки водки «Посольская» из старых запасов, и отправился в Национальный парк.

Бывают такие красивые дни у моря, что никакая фотография не может передать всей прелести уходящего вдаль пейзажа. Золотистого чистого песка. Легкого ветерка,  приятного на закате. Менялись небесные краски, пели волны, ударяясь о мраморные колонны на берегу, лежащие там уже пять тысяч лет. Марат отложил фотоаппарат и открыл первую бутылку. Снял рубашку, положил ее под голову и стал смотреть на линию горизонта, туда, где море переходит в небо. Вдруг Б-г его спросил: почему он не учит иврит и почему  считает, что кривой путь лучше прямого. Он ему что-то отвечал, объяснял и предлагал выпить, когда открывал вторую бутылку. Б-г легко согласился – и они чокнулись. Лехаим.

Он проснулся оттого,  что на него сыпались звезды. Я в раю – понял он. Но что-то мешало полному счастью. Он провел рукой по лицу. Попытался улыбнуться. Не получалось. Он открыл рот и влез туда всей пятерней – челюсти исчезли. Их не было рядом с бутылками и фотоаппаратом, их не было в песке, их не отнесло к воде, их не было на всей береговой линии, вдоль которой он бегал до рассвета. Он раскапывал каждый холмик,  рылся в  мусорных ящиках. Бросался к первому встречному. Новенькую челюсть не видели работники пляжа, дворники, служба спасения на водах,  пловцы,  любители бега трусцой, собачники и их собаки, мамы  с младенцами,  старые бомжи, юные наркоманы, бездомные влюбленные. Ему помогали искать все – сочувствуя и посмеиваясь. Протезы исчезли бесследно. Как первый молочный зуб, который принято хранить  и никогда невозможно найти…