Городок на Пушкинской площади История

Пишет Акулина.

Еще совсем недавно, в 2000 году, поезд, идущий в Ташкент с севера, миновав последнюю пригородную станцию Салар, или, как он раньше назывался, Чирчик горный, шел вдоль длинного кирпичного оштукатуренного забора, тянувшегося от Паркентской улицы до ТашМИ. Вдоль всего забора росла молодая айлантовая поросль, очень похожая, на непосвященный взгляд, на пальмы. Во всяком случае я, увидев впервые эти деревца, закричала:»мама! Тут и пальмы растут!». В этом не было ничего удивительного, потому, что мы ехали в места, ничем в нашем представлении, от какой-нибудь Центральной Африки не отличавшиеся.

Мы ехали в неизведанное после папиного распределения. Вообще-то в мечтах был Саратов, но на распределении предложили Омск, Томск или Новосибирск. Постеснявшись сразу сказать про Саратов (чтобы не сглазить), папа попросился куда-нибудь поюжнее. Ему дали сутки на обдумывание и назавтра определили поюжнее — в Ташкент. Оправившись от шока, стали расспрашивать знающих людей, от которых узнали, что в Ташкенте вообще-то люди жить могут, только надо научиться пить чай с солью и обзавестись брезентовыми сапогами. Поэтому существование пальм нас не удивило.

Мой восторг несколько поубавился, когда наши попутчики-молодожены, возвращавшиеся из отпуска, которых я всю дорогу пиявила на тему изучения узбекского языка, объяснили, что это не пальмы, а просто так деревья. Теперь-то я знаю фамилию этого дерева. Оно называется Айлант императорский.

Тогда мы не догадывались, что несколько лет нашей жизни пройдет в непосредственной близости от этого забора, в городке, который старожилы и до сих пор называют Ленинским училищем.

Городок этот представляет собой неправильный четырехугольник, ограниченный с востока вышеописанным забором, с юга — забором ТашМИ, с востока Саларом и с севера улицей, которая определяла тогдашний адрес: улица Паркентская, 4. Через несколько лет (уж не знаю, куда делся дом с предыдущим номером), он стал значиться Паркентская, 2.

Еще через несколько лет улицу переименовали в честь генерала И.Е.Петрова, после чего она снова стала Паркентской.

Городок имел свои микрорайоны, центр, окраины+ Это был целый мир, совершенно изолированный от всего остального.

Самым главным зданием, конечно было то, самое большое, в котором тогда, в 53-м размещались и клуб, и курсантские казармы, и даже целое крыло занимала гостиница, в которую мы и вселились на первое время.

Через пару месяцев нам была предоставлена «квартира» — 10-метровая комната том самом доме, мимо которого шли поезда. Назывался он 7-м флигелем. Вообще, все дома, одно- и двухэтажные окружавшие основное здание, назывались флигелями, кроме тех коттеджей, которые находились на краю, примыкавшем к ТашМИ и назывались финскими домиками, и хибарок, приютившихся рядом с постройками хозяйственным, которые так и назывались — Подхоз. Подхоз и три флигеля, стоявшие вблизи Салара, имели общее название «Яма», в отличие от всех остальных флигелей, объединенных гордым названием «Гора».

Тот самый 7-й флигель, где мы поселились несколько отличался от остальных флигелей. Он напоминал лежащую букву F или, если хотите узбекскую г с черточкой.

В центре «лежачей» части когда-то был парадный вход, ведущий в огромного размера вестибюль, из которого можно было пройти только в одну квартиру. Уж не знаю, как она была устроена, поскольку в семье, жившей там, детей не было, а раз так, делать там было нечего. Это обособленная квартира делила дом на две части, обособленные друг от друга,, которые назвались: «Наша сторона» и «та сторона». И ,разумеется, между нами было постоянное соперничество, которое, впрочем, не мешало нашим играм и затеям, часто весьма интересным. Время от времени суть наших развлечений менялась: то мы собирали библиотеку, то строили пещеры (у кого как, а у нас в числе игрушек были и саперные лопатки), то устраивали концерты или спектакли (тут снимки спектакля).

Давали «Красную шапочку».

Большую часть населения «нашей» стороны составляли семьи офицеров, потерявшие своих отцов на фронте. Это были семьи Рычковых: Софья Федоровна с детьми Людой, Галей и Вовой, Телегиных : Тетя Тося с дочками Аллой, общепризнанной красавицей и певуньей, и Светой, Кружковых: элегантная, седовласая Маргарита Сергеевна, Бахолдиных, а в комнате, соседней с нами, жила Ксения Петровна Николенко со своими сыновьями: Толиком, Юрой и Генкой, чуть старшим, чем я, поэтому самым мной запомнившимся . Помню как-то Юра и Вова, выстроив какое-то неимоверной красоты сооружение на арыке важно рассуждали, что молодежь пошла не та, а вот их поколение (это дословно) было гораздо толковее нынешних. А Генка был свой парень. Самое любимое его занятие, кроме езды на велосипеде, была музыка, а точнее, а точнее, патефон со шлягерами. Я дословно помню все те песни, которые он крутил непрерывно: «Мишка-Мишка», «Мой Вася», «Как у нас в садочке»,»На карнавале», «Маленькая Мари»+

Но больше всего я любила песни Ива Монтана. А летними вечерами Генка , выставив фильмоскоп на окно , крутил диафильмы. Мы знали их все наизусть, но,»как солнце спрячется», сбегались смотреть. Вообще-то мы не были обделены развлечениями, поскольку в клубе еженедельно показывали кино, а летом, когда училище отправлялось в лагеря, весь городок со своими стульями ходили в кино «к капельдутам» — на территории училища располагалась школа музыкальных воспитанников, которых называли так, наверное, произведя это смешное название от слова «капельмейстер». Рядом со школой в летнее время работал «кинозал» — несколько скамеек за штакетным забором, который густо обсаживался населением всех возрастов на своих стульчиках-скамеечках.

Рядом с нашим домом находилось караульное помещение, поэтом ежевечерним аттракционом был развод караула, происходивший под духовой оркестр.

Благодаря этому у меня сохранился снимок дома, послужившего фоном для караула.

Дом на снимке виден полностью, сразу же за спинами его героев виден памятник вождям и штакетный забор, окружавший стадион.

Стадион — еще одно незабываемое место моего детства. Находится он (и до сих пор) перед главным зданием училища. Сейчас он больше походит на парадную лужайку, тем более, что в 1958 году на нем был установлен памятник курсантам всех поколений (на тот момент за 40 лет его существования). Но во времена, мной описываемые, это был просто стадион. С двухэтажной деревянной трибуной, деревянными же скамейками, довольно, впрочем, ветхими. С запада находилось самое интересное — полоса препятствий. Нынешние детские площадки с их дизайнерскими качелями-каруселями по степени удовольствии, от них получаемого, ни в какое сравнение с этим аттракционом не идут.

На стадионе происходили , как и положено, всякие спортивные события, тренировался училищный духовой оркестр. Тогда, очевидно, не было специальной роты почетного караула, а встречали почетных гостей, которые начали ездить в это время, нашим оркестром и ротой курсантов. Рота эта собиралась специально для таких случаев из людей подходящей стати.

На верхнем этаже трибуны можно было уютно расположиться с куклами, спрятаться или глазеть на происходящее на стадионе. Иногда нас прогоняли, но это случалось не часто.

Праздники проходили в клубе, куда мы, прилично одетые, шли в компании родителей. Начинался праздник торжественным собранием, которое мы стойко высиживали. Затем шел концерт, в котором было 3 постоянных номера: русский, украинский и молдавский танцы , Хор исполнял несколько песен, среди которых были непременные «Амурские волны», обязательно пела Аллочка Телегина, обладательница замечательного голоса и очень обширного репертуара, тетя Рая Перелыгина своим своеобразным низким хрипловатым голосом песню про «козочку мою» (я этой песни больше нигде и никогда не слышала). Затем два старшины-сверхурочника пели что-нибудь вроде «Васи-Василька» или «так-так-так, говорит пулеметчик», рядовой Якубов на своем баяне выдавал что-нибудь виртуозно-классическое., начальник клуба, дядя Витя Савицкий пел дуэтом с женой Одарку и Карася Ну, а дальше, что еще придется.

Назавтра обсуждалось содержание праздничного приказа — чей-то папа получил часы, а чей-то — благодарность.

Были и детские утренники, на которых кто-нибудь из политработников коротенько рассказывал о событии, которому утренник посвящен. Раз в году проводились елки, совершенно незаорганизованные, можно было, облепив Деда Мороза (все того же дядю Витю), виснуть на него , как обезьяны на пальму.

В то время в Ташкенте существовал театр, не знаю, как он назывался, находился он в ОДО, который, к тому же, гастролировал по частям, и , в том числе, давал спектакли в нашем клубе.

На «взрослые» спектакли нас не пускали, поэтому из театральных постановок я помню только «Два клена».

Вообще, само по себе здание было замечательным. Построено оно было до революции, с размахом: высокие потолки, просторные помещения, паркет. На второй этаж к залу, который, собственно, и был клубом, вела лестница, украшенная скульптурами из черного дерева с перламутровыми инкрустациями.

(Продолжение здесь.)